Девушки на поле боя

Бурова Татьяна Александровна

В нашей дивизии было много девушек и женщин. Они в годы войны бок о бок со своими братьями и отцами переносили все тяготы и невзгоды походной фронтовой жизни. Среди этих отважных патриоток были: командир взвода автоматчиков Алла Агеева, комсорг полка Валя Михаленко, боевой и бесстрашный повар батальона Наталья Обычева, отважные Мария Соломоновна Мстиславская и ее две дочери Зинаида и Людмила, командир расчета минометчиков Лиза Валяева и многие-многие другие. О каждой из них в отдельности можно было бы написать увлекательную повесть, но в этом воспоминании «Девушки на поле боя» я напишу отдельные эпизоды, что сохранила память и фронтовая тетрадь.

Февральское утро 1942 года. Деревня Сидорово Молвотицкого района. Бывший научный сотрудник Московского института животноводства Мария Тюпич и ее боевая подруга студентка Московского вуза Вера Кочетова, оказывали помощь раненым и уносили их в укрытие. В это время недалеко от них прямым попаданием бомбы разрушило дом. Маша и Вера побежали туда. У самой избы, раненая осколком, упала Вера. Маша наклонилась над ней.

- Машенька, я сама, - сказала Вера, - беги.

Маша вбежала в полуразрушенную хату. На полу лежала тяжело раненная женщина. Слабой рукой она указывала на дочурку. Санинструктор Тюпич быстро оказала помощь, а затем остановила пробегающего мимо солдата и вместе с ним перенесла раненную Веру, мать и девочку в санроту.

Фашисты продолжали бомбить подступы к хутору, за который шел бой. От взрыва бомб и разрыва снарядов белый снег покрылся черной копотью.

От раненого к раненому перебегали девушки. Казалось, они перестали реагировать на огонь, а видели только раненых. Их губы шептали:

- Потерпи, миленький!

Саша Калекина, перед уходом на фронт она работала мастером на машиностроительном заводе, была комсомольским вожаком. Одна из первых награждена орденом «Знак почета» Всегда веселая, жизнерадостная, запевала задорных комсомольских песен.

И вот Саша на поле боя на Новгородской земле, бесстрашию не было предела, она наклонилась над тяжело раненым, быстрым движением сильных рук расстегнула шинель и разрезала гимнастерку. Вся грудь солдата залита кровью, слышно, как меха, хрипят легкие. Саша наложила индивидуальный пакет, крепко стянула грудь и вынесла раненого.

Недалеко от нее Клава Болкунова. Совсем юная, прямо со школьной скамьи, пришла она в нашу роту, выглядела она совсем девчонкой, но всеми силами своей души ненавидела она немцев, топтавших нашу землю своими коваными сапогами. Вместе с комсомолкой Лелей Бессоновой Клава постоянно находилась в рядах бойцов на переднем крае, они оказывали помощь раненным. Здесь же на поле боя с ними рядом были санинструкторы Татьяна Мамаева и Валентина Сафонова. Эти отважные девушки, как и их подруги, не знали отдыха и покоя. Они сутками находились на боевом посту. Сотни москвичей не забудут их боевых дел, когда они спасали им жизнь. А разве можно не назвать имя комсомолки Екатерины Мироновой? Она буквально на глазах у гитлеровцев подбирала раненых добровольцев и переносила их в безопасное место.

- Спасибо, дорогие! - шептали уста солдат.

А через несколько часов после упорного и тяжелого боя, воины добровольцы освободили деревни Бутылконо.

На окраине деревни расположился передовой пункт санроты полка. Здесь шла напряженная работа; раненые поступали непрерывно. Сестры Мария Чуркина, Аня и Маша Еркуновы осторожно проходили между ними, подавали пить, озябшим подкладывали грелки и относили в операционную.

У перевязочного стояла младший врач полка Татьяна Александровна Заровная. В июле 1941 года она сдала государственные экзамены и получила диплом. Это ее первое боевое крещение и первая самостоятельная работа врача-хирурга. Низенькая, сероглазая с решительным видом она боролась за жизнь каждого солдата и офицера.

Как-то рано утром в медпункт вошла обеспокоенная местная женщина.

- Скажите, где врач? - спросила она.

К ней подошла Татьяна Александровна.

- Помогите, доктор!

В землянке рожает молодая женщина и роды тяжелые.

Татьяна Александровна вздрогнула от неожиданной просьбы. Кроме практики во время учебы, родов она не принимала, но растерянность быстро прошла. Она должна оказать помощь, а раз должна, значит сможет.

Девушки с нетерпением ждали ее возвращения. Татьяна Александровна пришла раскрасневшаяся и довольная и еще с порога крикнула:

- Родился новый человек! Мальчишка!

Прошло 22 года. Юрий Павлов, так назвали новорожденного, служит сейчас в рядах Советской Армии и переписывается с Татьяной Александровной - ныне заведующей отделением 32-й детской больницы гор. Москвы.

Бои продолжались. Особенно тяжелый и упорный бой шел за деревни Дягилево и Островня. Ночью на поле, где шло сражение, стало тихо. Вдруг до слуха солдат долетел стон. Мария Злотина, Катя Киричанская и я, не сговариваясь, вылезли из окопа и поползли на голос, зовущий о помощи. Немцы, видимо, тоже услышали стон и начали стрелять осветительными ракетами. Вспыхивает ракета, мы прижимаемся к земле.

Ракета гаснет, ползем. Ползти было трудно по глубокому снегу, но надо успеть доползти до раненого прежде, чем его обнаружит враг. Наконец цель достигнута. Быстро положили раненого на плащ-палатку, привязали его к ней и стали вытаскивать. Немцы усилили огонь, но все закончилось благополучно, жизнь воину спасли.

После короткой передышки - на новый рубеж. Проселочная дорога настолько разбита, что ноги по колено утопали в размокшей жиже. Девушки, как-то незаметно для себя, сгруппировались и шли рядом, тихо переговариваясь.

Идущий впереди пулеметчик со станком от пулемета по колено завяз в грязи. Солдат пытался вытащить то одну, то другую ногу, но упал. Катя Киричанская сделала несколько шагов к пулеметчику, подняла с его плеч станок и сказала:

- Ну, что раскис, вставай!

Услышав женский голос, парень молча поднялся, положили на плечи пулемет и, не обернувшись, пошел. Его походка стала бодрее, он шел легче, веселее. И как-бы оправдывая минутную слабость солдата, шедшая рядом с нами врач полка Ася Рувимовна Беркович сказала:

- Новичок, только пришел с пополнением.

Ася Рувимовна Беркович. С первого взгляда трудно определить ее возраст. Глаза у нее лучистые, темнокарие, смотрели всегда молодо, голова седая. За ее плечами большой жизненный путь большевички, участницы гражданской войны. Для нас она была самым внимательным и заботливым человеком, а многие солдаты ее звали самым дорогим словом - матерью!

Но вот лес как-то сразу кончился, перед глазами открылась страшная картина. Чтобы открыть подступы к реке Заробской Робье, фашисты выжгли деревья. Врагом пристреляна каждая кочка, каждый бугорок.

Увидев людей, фашисты открыли ураганный огонь, но один батальон за другим пересекали Заробскую Робью и заняли исходные рубежи. Фашисты пытались пойти в контратаку, но она быта отбита.

Утром началась артподготовка, кругом все загудело. С обеих сторон били орудия, в том числе вел непрерывный огонь и минометный расчет, которым командовала Лиза Валяева. Несмотря на свою молодость, Лиза пользовалась большим авторитетом. Бойцы беспрекословно выполняла ее распоряжения.

От минометного обстрела в расчете тяжело ранены наводчик Петя Бессонов, подносчик снарядов рядовой Мельников и второй номер Ефим Фролов. Осталась не раненной одна Лиза Валяева. В это время связистка Татьяна Меерсон передала по телефону приказ комполка:

- Возобновить огонь!

Лиза не растерялась и ответила:

- Есть открыть огонь!

Она сама подносила мины, наводила, заряжала и громким голосом командовала: «Огонь!»

А, когда вновь по телефону передали команду: «Прекратить огонь. Атака отбита !» Лиза уставшая уселась на землю. Лицо и руки ее были черные, виднелись только белые зубы и светились глаза.

День и ночь шли бои за каждый метр, за каждый дзот. В боевых листках писали: «Сегодня подразделение Пшеничного отвоевало у фашистских захватчиков, 5 метров Русской земли».

Отбита 16-я атака фашистов. В эту ночь на наблюдательном пункте полка, где бесновались молнии взрывов, связисты Татьяна Меерсон, Лена Зенкова ни на минуту не покидали своего поста, соединяли командира полка с батальонами.

В кожухах пулеметов закипала вода, патроны на исходе. Сандружинницы Свердлова, Оля Воробина, Мила Мстиславская выносили раненых, забирали у них и у погибших оставшиеся патроны, набивали пулеметные ленты и диски. Санинструктор Шура Исаева, вручая набитые ленты, говорила:

- А ну, ребята, крепче гадов бейте!

Один пулемет замолчал. Катя Киричанская поползла к пулеметному гнезду. Оба бойца тяжело ранены. Катя легла за пулемет и он «заговорил». Когда атака была отбита, пулеметчики хвалили:

- Если бы не вы, девушки, пожалуй сегодня от фрицев досталось бы.

Помню, как наш третий полк ворвался в деревню Березовец.

В ней мы увидели расстрелянных фашистами женщин, детей, стариков. Каждый солдат, пробегая мимо замученных, задерживался, снимал шапку и беззвучно клялся отомстить! А недалеко от сарая за мостом продолжался бой.

На высоте закрепились расчеты ПТР и отбивали танковую атаку. Положение становилось критическим. В это время подоспело подкрепление и в бой вступили новые силы. Занятая высота не была сдана врагу.

В этом бою осколком вражеского снаряда была ранена в голову санинструктор Клава Комиссарова. Кровь залила ее лицо.

- Ничего, - говорила Клава, - я все вижу, все понимаю, значит ранение не тяжелое.

Девушке перевязали голову, но в это время кто-то крикнул: «Санитарка!». И Клава перебежками бросилась в сторону, откуда только что просили о помощи. Раненый посмотрел на нее полными благодарности глазами. Она не ушла с поля боя, не ушла от боевых товарищей. Ее мужество вливало в солдат новые силы и вдохновляло на подвиг.

Воины нашего полка никогда не забудут подвига снайпера Нины Соловей. Она еще перед войной хорошо ходила на лыжах, была известной альпинисткой. На фронте она дважды по ранению выходила из строя и снова возвращалась на линию огня. Не один десяток немцев истребила Нина. По заданию командира она ходила на разведку в тыл врага. Возвращалась с важными сведениями.

Бесстрашию наших девушек не было предела. Они находились везде и всюду. А если, когда кто из лих выходил из строя, наши славные добровольцы с еще большей храбростью и отвагой мстили противнику за бесстрашных боевых подруг.

В редком сосняке были раскинуты темно-зеленые палатки. Это был наш медсанбат. Работа шла в нем круглосуточно. Сюда привозили тяжелораненых воинов. Врач Е.И. Комаева /Красавцева/ не только оперировала больных, но и являлась донором. Немало воинов спасла она своей кровью. Такими же мужественными были врачи А.С. Попова и Х.А. Попова. Христина Андреевна пришла добровольно на фронт из института Склифосовского. Она была опытным хирургом. Ученица видных хирургов страны С.С. Юдина и Д.А. Арапова. Во многих сложных операциях ей ассистировала Лида Гагарина. Они часто работали по двое-трое суток без сна и, несмотря на это, голос Лиды звучал как колокольчик.

В хирургическую, залитую ярким светом, внесли лейтенанта с обескровленным, осунувшимся лицом. На гимнастерке, на бинтах багровые пятна крови. Это лейтенант Соенко. Когда последняя искра жизни грозила потухнуть, хирург Елизавета Ивановна Комаева, оперировавшая раненого, приказала медсестре Евдокии Голубковой:

- Перелейте немедленно мою кровь, у меня первая группа.

После сдачи крови доктор Комаева продолжала и успешно закончила сложную операцию.

В тиши госпитальной палатки Соенко открыл глаза. Над ним склонилась терапевт Елизавета Петровна Базыльникова. Она продолжала бороться за спасение его жизни и многих других, поступивших из хирургической.

- Жив? - слабым голосом спросил Соенко.

- Жив и будешь жить, - ответила ему Елизавета Петровна.

Добрые серые глаза сибирячки, врача, за плечами которой был большой опыт, смотрели на больного так уверенно, что нельзя было им не поверить. И Соенко в ответ слабо улыбнулся и сказал:

- Спасибо Вам, дорогие мои!

Елизавета Петровна от койки Соенко пошла к другой, в глазах ее была печаль. Недавно погиб ее муж, старший политрук стрелкового батальона майор Базыльников, с которым она вместе добровольно пришла в коммунистический батальон Свердловского района Москвы. С 1931 года Елизавета Петровна начала свою трудовую жизнь медика. Она работала в Чите, Иркутске, Москве, Киргизии. Куда только не забрасывала ее судьба, когда людям нужна была ее помощь умелого врача. В дни войны все силы и все знания были отданы раненым.

На помощь врачу приходили ее боевые помощницы: военфельдшер Зина Колюбина, медсестры Тася Хрусталева, Рая Щербакова, санитарки Клава Пушкарева, Наташа Антипочкина, Анна Выборнова и Дуся Урищенко. Дни и ночи проводили они у постели раненых, многих они подняли на ноги, многих вернули в строй.

Да разве всех назовешь!

Они были на войне. Они и сейчас, в дни мирного труда, работают не покладая рук.

Так, М. М. Тюпич после войны защитила кандидатскую диссертацию и теперь трудится в институте животноводства.

К. Н. Комиссарова работает на первом государственном подшипниковом заводе.

На «Серпе и Молоте» в качества контрольного мастера трудится Г. Г. Свердлова, а Е. И. Никитина заведует учебной частью в школе №374. Е. Е. Миронова - юрист.

Е. П. Базыльникова - заместитель директора больницы Тимирязевского района. Катя Киричанская - ударник Коммунистического труда на заводе «Каучук».

Х. А. Попова, уволившись из армии в запас, возвратилась на прежнее место службы - в институт им. Склифосовского. Бывшую санитарку Машу Злотину судьба забросила в Киев. Теперь она кандидат философских наук.

Где бы не находились наши подруги-однополчанки, они как никто другой, хотят, чтобы никогда не повторилась война и крепло на земле дело мира и торжество коммунизма!

О Бусалове

Некрасов Тимофей Карпович

Однажды ночью советские разведчики отправились за линию фронта. Шорох их шагов заглушали залпы артиллерийской батареи капитана Смирнова. Огонь корректировал опытный разведчик Михаил Торбан. Тем временем смельчаки Бусалов, Казаков и Кулешова выдвинулись и подошли к вражеской траншее. Спрыгнув в нее, разведчики направились к фашистскому дзоту. Было слышно, как немец играл на губной гармошке какую-то мелодию, доносился веселый смех. Их привычное занятие нарушил громкий голос Бусалова:

- Немецкие солдаты, - сказал он на их языке - идите в Красную Армию.

В дзоте наступила тишина. Она длилась недолго. Открылась дверь. Показался фашист с обнаженным пистолетом в руке. Раздался выстрел, но не гитлеровского вояки. Бусалов опередил его. В дзот полетела граната «лимонка». Стали один за другим выползать немцы, держа целые платочки в зубах. Разведчик Казаков повел пленника в нужном направлении.

Евгений Бусалов и Соня Кулешова не спускали глаз с трех солдат, которые стояли перед ними. Один фашист пытался бежать. Но был убит из автомата Бусалова. Другой немец оказался «ручным». Командуя им, Кулешова повела его в свой штаб. Третий гитлеровец, раненый в ногу, не мог идти. Бусалов, взвалив его на свои плечи, потащил домой.

Пробирался он по заболоченной местности в Демянском районе.

Ноги вязли в тине. Разведчик сильно устал. Это заметил и пленник. Он пытался завладеть автоматом Бусалова. Одной рукой фашист схватил оружие, а другой вцепился в горло. Бусалов не растерялся. Он тут же сбросил с плеч немца и оглушил его прикладом.

Сделав передышку, Евгений потащил добычу дальше. Спохватившиеся фашисты открыли по лощине огонь. Мимо ушей Бусалова жужжали пули, вблизи рвались минные снаряды, а он, пренебрегая опасностью, шел туда, где его ждали однополчане. На переднем крае его повстречали боевые друзья, командир взвода лейтенант Петров и командир группы прикрытия Максимов. Они помогли ему добраться до штаба полка, где уже находилась Соня Кулешова с «послушным» немцем.

Показания пленников нуждались в перепроверке. Стали готовиться к очередному походу в тыл врага. Придумали новый вариант: произвести инсценировку сдачи в плен. На рассвете разведчики Лихачев, Лиелуп и политрук Паруков взяли белые платочки и направились к вражескому дзоту, вокруг которого ходил немецкий часовой. Он видел, как советские воины, идя по кустарнику, оглядывались назад, думали, мол, нет ли погони за ними, не стрелял, поджидал «пленников».

А они, подойдя совсем близко, бросили гранату в часового и убили его. Сами устремились к дзоту и также забросали его гранатами. Восемь разведчиков во главе с Евгением Бусаловым, находившиеся в засаде, вскочили и что было силы помчались на выручку «пленникам». Раздался вражеский выстрел. Пуля ранила Евгения Лиелупа. А он, истекая кровью, мчался с товарищами вперед.

Разведчики ворвались во вражескую траншею. Перед ними появились неприятельские солдаты. Завязалась рукопашная схватка.

Пять немцев нашли себе смерть на этом месте. Забрав их документы, разведчики пошли дальше. Среди неприятельских солдат произошла паника, они разбегались в разные стороны. Воины Абдуладзе и Кочкарев метким огнем из своих автоматов убили еще двух, убегавших фашистов.

Но вот со стороны леса группа немецких солдат, обнаружившая советских разведчиков, открыла по ним ружейно-пулеметный и минометный огонь. Вторично был ранен Евгений Лиелуп. Медицинская сестра Ирина Магадзе оказала на поле брани первую помощь. Но силы Евгения Лиелупа слабели. Рана оказалась смертельной.

- Отомстите за меня, - были предсмертные слова Евгения.

- Отомстим, - раздалось в ответ несколько голосов.

Через несколько дней полковой художник Степаненко на простыне нарисовал карикатуру на Гитлера, изобразив его в виде бешеной собаки. Карикатуру установили в нейтральной зоне.

Московские разведчики прикидывали, что фашисты не потерпят посмешище на своего фюрера: они непременно попытаются убрать ее. Этим моментом и должны воспользоваться посланцы столицы.

Командир полка, подполковник Пшеничный, одобрил инициативу разведчиков. На утренней зорьке, провожая смельчаков на боевое задание, он приказал комбату капитану Казиеву обеспечить необходимую поддержку разведчикам в трудной и опасной работе. Карикатура была установлена в семидесяти метрах от фашистского переднего края. Советские воины залегли в кустах.

День прошел спокойно. Лишь с наступлением вечерней темноты фашисты открыли стрельбу из пулеметов и минометов. Но карикатура осталась неповрежденной, а рано утром, как предполагал подполковник Пшеничный, фашисты большой группой пошли к изображенному на простыне Гитлеру. Подпустив их на близкое расстояние, воины из батальона капитана Василия Казиева открыли по ним губительный огонь. Десятки фашистов погибли в этом бою.

Воспоминания

Стоюхин Глеб Петрович

13 октября 1941 года, когда враг рвался к Москве, к нам на завод шлифовальных станков пришел представитель Октябрьского РК КПСС и сообщил, что для защиты близких подступов к столице создается 3-й полк Московских рабочих.

Я свою мать, жену и родившуюся через два дня после объявления войны дочку эвакуировал с семьями рабочих завода из Москвы и решил, что мое место, как комсомольца, в защите Родины должно быть в одном строю с коммунистами завода: тт. Бобровым, Родионовым, Кондаковым, Бендерским, Никитиным, Свешниковым. Из комсомольцев я встретился уже на фронте с тов. Соловьевым, который был у станкового пулемета.

В боях под Москвой участвовать не пришлось, да мы с тов. Бендерским и не были обучены ранее, а поэтому с большим трудом нам удалось упросить, чтобы нас включили в роту обученных, ранее служивших в армии, где были все товарищи по заводу.

Нас стали обучать в основном ружейным приемам, а также ведению рукопашного боя на стадионе «Пищевик», сначала свои же наиболее обученные товарищи, а затем командирами взвода и роты прислали из уже побывавших в первых боях и после излечения от ранений. С ними мы отправились и на фронт с Савеловского вокзала, а потом эшелонами уехали на ст. Бологое.

Дальше около 200 км шли пешком с полной боевой выкладкой и лыжами до стыка Калининской и Ленинградской областей - на Калининский фронт. Поездом ехать было опасно, т. к. над эшелоном часто появлялись самолеты врага и приходилось всем быстро высаживаться из вагонов и готовиться к ружейной стрельбе по самолетам.

По дороге через города Клин, Калинин мы встретили и увидели большие разрушения, какие оставил, отступая, враг. Здесь мы впервые почувствовали, что приближаемся к фронту вплотную.

Мы спешили к фронту, чтобы до дня Советской Армии 23 февраля иметь уже свои боевые успехи. Бои были в районе Новой Руссы, деревень Павлово, Сидорово, Ожееды и др. очень упорные. Мы сразу с марша получили участок, который должны были удержать и в дальнейшем участвовать в наступательных операциях.

В боях за взятие дер. Ожееды 15 марта 1942 г. я по ранению выбил в госпиталь в Москву, а затем лечился под Москвой (ст. Отдых) до конца апреля 1942 года.

Далее служил все время в инженерно-саперных частях.

Коротко о последующей службе в армии после службы в 3-м полку Московских рабочих.

С апреля 1942 года по июнь 1945 года сапер отдельного фронтового подчинения мото-инженерного батальона. Батальон был награжден орденом «Красного Знамени» и присвоено ему имя Рославльского. Сначала мы были на Западном фронте, затем на 3-м Белорусском.

С июня 1945 года по ноябрь служил в отдельной мото-инженерной бригаде, которая была награждена орденами Кутузова и Богдана Хмельницкого и получила название Большой Хинганской на Забайкальском фронте в боях с японскими захватчиками, куда перебросили с запада после войны с Германией.

Части, где я служил, неоднократно упоминались в приказах Верховного командования. После взятия городов нам вручались благодарности.

Чтобы представить работу инженерных частей на фронте я приведу два примера. Во-первых, помогла смекалка командиров, поэтому было мало потерь. Во-вторых, желание во что бы то ни стало выполнить задачу.

Наша часть подучила задачу построить понтонную переправу для освобождения г. Могилева.

Был получен приказ освободить город к 24:00. Нам предстояло обеспечить переброску техники через р. Днепр. Переправу строили на виду у немцев, находящихся в городе на другом берегу. Командир батальона распорядился рубить маленькие деревца и из них сделать маскировку для подъезда автомашин с понтонными лодками.

За небольшое время выросла стена из деревьев, за которыми мы перебросили всю свою технику к берегу, за такой же стеной собрали паромы и немцы нас обнаружили только тогда, когда мы стали собирать понтоны в линию моста. От обстрела артиллерии противника потерь было значительно меньше, чем мы ожидали. Помогли еще наши артиллеристы. Они засекли батареи немцев и уничтожили их своим огнем. Задание по овладению г. Могилева было выполнено в срок.

Более большие потери мы имели при постройке моста через реку Неман. Хотя лодки нам удалось собрать в укрытии, но паромы пришлось собирать под сильным пулеметным обстрелом. Значительная часть лодок была так прострелена, что не удавалось их поставить в ряд, некоторые потонули, и нам ночью их пришлось поднимать из реки, а немцы следили за нами, освещая нас ракетами.

На одной из лодок мы насчитали более 100 пробоин. Но задание было выполнено.

Воспоминания

Котлов Федор Васильевич

Отечественная война застала меня в Московском геологоразведочном институте им. С. Орджоникидзе, где я, закончив аспирантуру под руководством академика Ф.П. Саваренского, работал ассистентом кафедры гидрогеологии и инженерной геологии.

В первые месяцы войны в г. Москве и на подступах к ней при участии сотен тысяч трудящихся-москвичей развернулось массовое строительство военно-оборонительных рубежей и сооружений. Проектирование и строительство противотанковых рвов, эскарпов, траншей, дотов, дзотов, противопожарных водоемов и других сооружений требовало военно-геологического обоснования.

В конце июня месяца 1941 года мною была создана и возглавлена группа /штаб/ военной геологии в составе около 50 крупных ученых и специалистов различных вузов и научных учреждений г. Москвы. В качестве внештатных военных геологов активно работали по обороне Москвы такие крупные советские ученые, как академик Ф.П. Саваренский, профессора: Г.Н. Каменский, В.А. Приклонский, А.Л. Рубинштейн, Н.К. Гиринский, А.С. Сергеев, М.П. Семенов, Е.В. Шанцер и многие другие.

Осенью 1941 года немцы усилили натиск и бешено рвались к Москве. Над столицей повисла смертельная опасность. Партия бросила клич – «коммунисты-москвичи на защиту своего родного города!" 16 октября 1941 года я вместе с другими преподавателями и большой группой студентов МГРИ добровольцем вступил в состав 3-й Московской коммунистической дивизии /ЗМКД/

3 МКД объединила добровольцев коммунистов и комсомольцев 25 районов г. Москвы. Это была необыкновенная дивизия, она объединяла патриотический цвет Москвы, являлась детищем московской партийной организации. В её составе были рабочие, студенты, ученые, писатели, артисты, художники, многие руководители советских партийных и общественных организаций Москвы. Кстати сказать, среди добровольцев-москвичей в составе дивизии сражался с фашистами Н.Г. Егорычев - ныне первый секретарь МГК КПСС.

Более 600 девушек-добровольцев вступили в нашу дивизию и стали санитарками, пулеметчицами, связистками и разведчицами. Многие из них совершили бессмертные подвиги и в их числе герои Советского Союза знаменитые снайперы Наташа Ковшова и Маша Поливанова.

Дивизия прошла славный боевой путь, став гвардейской и краснознаменной. Находясь почти всю войну в боях, сначала под Москвой, затем на Северо-Западном, Ленинградском, 2 и 3 Прибалтийском фронтах, она ни разу не отступила и всегда с большим упорством и успехом выполняла приказы командования.

Не случайно Гитлер нашу дивизию называл «кремлевской», дивизией «черной смерти».

Московский городской комитет КПСС и в частности А.С. Щербаков и Моссовет на протяжении всей войны отечески заботились о дивизии, оказывали ей моральную поддержку.

Большая честь сражаться в составе такой дивизии, где я прошел путь от солдата до начальника инженерной службы дивизии.

Руководя саперными подразделениями дивизии, в мою задачу входило военно-инженерное обеспечение всех оборонительных и наступательных операций. Саперы внесли большой вклад в военные победы дивизии. Были весьма тяжелые и острые моменты, и не один раз приходилось рисковать своей жизнью при строительстве под огнем противника переправ, фортификационных укреплений, при минировании, разминировании, инженерной разведке и при прорыве укрепленных позиций противника.

В 1943 году я был отозван из дивизии и назначен руководителем военно-геологической службы Красной Армии.

Военно-геологические отряды фронтов, работой которых я руководил, осуществляли военно-геологическое обеспечение наступательных и оборонительных операций Красной Армии. Они составляли военно-геологические карты и справочники для различных театров военных действий /карты проходимости местности, условий военно-полевого строительства, источников водоснабжения войск, месторождений минеральных строительных материалов и пр./ и обеспечивали штабы фронтов и крупных воинских подразделений соответствующей военно-геологической документацией с характеристикой природных условий театров войны.

Мало осталось в живых добровольцев-москвичей ветеранов 3 Московской коммунистической дивизии. Совет ветеранов 3 МКД, где я являюсь заместителем председателя и руководителем исторической комиссии по линии СКВВ, ведет большую, разностороннюю работу в воинских частях, на предприятиях, в школах по воспитанию масс в духе советского патриотизма.

Ветераны 3 МКД в настоящее время самоотверженно, по-гвардейски трудятся на различных участках мирного строительства коммунизма.

доктор геолого-минералогических наук

Ф.В. Котлов

По тылам врага

Становов Николай Михайлович

Первое боевое крещение наших разведчиков произошло в тылу-врага под Клином. Темной ноябрьской ночью они двигались в сторону деревни Воронино, занятой противником. Зайдя с тыла, они примерно определили численность фашистских солдат и их вооружение. Потом разведчики лесом приблизились к другому селу. Но в нем не было немецких солдат.

Командир подразделения подозвал к себе шестнадцатилетнего разведчика Федора Качармина, вручил ему донесение с разведывательными данными и приказал доставить его в штаб дивизии.

Пройдя немного, молодой разведчик заметил проселочную дорогу. Дальше он шел параллельно ей кустарниками. Послышался рокот моторов. Это двигались автомашины. В их кузовах солдат не было.

Когда они почти миновали Качармина, он выскочил на дорогу, ухватился за борт машины и забрался в кузов.

«Теперь быстро доберусь», - подумал разведчик. Вскоре завиднелись силуэты домов. Автомашины остановились. Качармин услышал разговор на немецком языке. Он увидел, как неприятельские шоферы пошли в крестьянские избы. Качармин тут же спрыгнул с автомашины, быстро перебежал дорогу и скрылся за домом. Побежал в лес. Добытые данные о противнике Качармин доставил командиру части. Они помогли на следующий день нашим командирам подготовить и провести удачную операцию по захвату опорного пункта противника.

В апреле 1942 г. советское командование для получения необходимых данных направило в тыл неприятеля большую группу разведчиков. Часть из них, выполнив задание, вышла к своим. Одна же группа задержалась, ей предстояло установить связь с продолжающими отражать в тылу немцев советскими частями и разведать сосредоточение неприятельских войск в глубине их обороны. В помощь первой группе была послана другая.

Как всегда, для выполнения этого задания нашлось много добровольцев, и самым первым из них оказался Федор Качармин. Разве мог он в этот момент быть в стороне от важного дела! Группу возглавлял Владимир Петров.

Разведчики хорошо знали своего командира по боевым делам. К этому времени он, бывший киномеханик, имел уже несколько орденов и медалей за фашистских «языков». Под стать ему были и комиссар этой группы Валентин Михайлович Григорьев. В состав группы входило 24 разведчика, среди них два радиста, санинструктор и два партизана - Сергеев и однофамилец командира - Петров. Партизаны хорошо знали район, где предстояло действовать. Разведчики были снабжены автоматами, гранатами, радиостанцией, компасами, ракетницами и продовольствием.

Переход был осуществлен в ночь на 24 апреля 1942 г. Разведчики подошли к переднему краю и тихо по слегка подмороженной земле поползли к западу от деревни Лунево. Противник то и дело ракетами освещал местность перед своими позициями. При вспышке ракет разведчики плотнее прижимались к земле. Чем дальше ползли, тем становилось все холоднее, одежда промокла, мерзли руки, а тут, как назло, разошлись облака и ярко засветила луна. Над головами свистели вражеские пули, а иногда слышались минометные выстрелы или полет снарядов в сторону наших частей - это немцы стреляли, чтобы подбодрить себя.

Командир группы подал сигнал остановиться; он первым увидел проволоку, за которую чуть не зацепился рукой. Что это? Сигнализация из дзота или провод под электрическим током? Осторожно попытался заземлить его стволом автомата. Тока не было. Передал провод Соловьеву, и тот, подняв его, пропустил всю группу. Миновали благополучно и вражеские проволочные заграждения. Впереди было видно, как прохаживался парный немецкий патруль, а через несколько минут немецкие солдаты скрылись в дзоте. Разведчики переползли дорожку и, оказавшись от нее метрах в 10-15, вновь увидели фашистов, освещающих дорогу фонариком. Немецкий патруль прошел мимо, ничего не заметив. Разведчики спрятались в овраг и подошли по нему к реке Дымцовке. Форсировали ее, но река оказалась извилистой, и поэтому через несколько десятков метров они снова полезли в холодную воду, и пришлось переходить уже в более глубоком месте. Шли по грудь в воде.

Когда вышли на берег, начало светать, а до леса оставалось метров двести. Кто-то заметил невдалеке едущих на повозке немцев. Пришлось снова залечь на берегу реки.

Приведя себя в порядок, группа двинулась, но через несколько сот метров наткнулась на болото. Решили послать партизана Петрова и разведчика Качармина проверить, есть ли возможность перейти его. Перейти шоссейную дорогу оказалось невозможным: по ней все время патрулировали немцы. Качармин остался на месте, а Петров с большим риском пробрался обратно к группе.

Время тянулось долго. В такую ночь, чтобы выйти на нужную тропинку, надо обладать поистине чутьем охотника. Послышался всплеск воды. Качармин приготовил автомат. Ждет, стало тихо. Как узнать, кто идет - то ли зверь, то ли человек, может враг? Показались два силуэта. Но кто они? Негромко окликнул, ответа нет. Громче стал всплеск воды. Федя повысил голос:

- Петров!

- Я, - ответил он.

- Что так долго?

- Заблудился.

Группа решила идти правее болота по направлению к вырубкам.

Шли больше часа. Устали. Сделали короткий привал. Наступил день. Сверив свое местонахождение с картой, разведчики убедились, что вышли правильно. Именно здесь и предполагали найти красноармейцев наши разведчики. Вдруг кто-то заметил труп нашего бойца, следы крови, а дальше валялись немецкие вещи (Пробитые каски немецких солдат и даже неотправленные письма).

Командир приказал разведчикам Соловьеву и Тену осмотреть лес, но красноармейцев не обнаружили: очевидно, после боя с немцами они перешли линию фронта или ушли в другой район. Разведчики прошли метров пятьсот, и вдруг Синодский заметил спрятавшегося в кустах человека. Решили взять его живым.

Сарафанников и Устинов зашли слева, а Крючков и ВиленскиЙ по кустам справа. Подошли настолько аккуратно, что прятавшийся заметил бойцов уже только тогда, когда его схватили крепкие руки.

Пойманный назвался Чистяковым и объяснил, что три дня назад бежал из плена, Чистяков рассказал о схватке наших бойцов с фашистами, свидетелем которой он был. Вскоре наши разведчики, соединившись с теми бойцами, нанесли мощный удар по врагу.

Шли дни, разведчики кропотливо собирали данные о противнике, но все меньше оставалось продовольствия. Сократили рацион. Об этом сообщили по радио на Большую землю и получили ответ:

«Ждите. 30 апреля ночью самолет с продовольствием».

Убедившись, что немцев поблизости нет, в условленное время разожгли костер, а вскоре самолет "У-2" сбросил мешки. Но самым трогательным было то, что при третьем заходе услышали голос летчика. Он поздравил разведчиков с 1 Мая и передал привет от командования дивизии.

Погасили костер и, перебазировавшись подальше от того места, где был сброшен груз, приступили к его сортировке. В тюках были сухари, хлеб, копченая рыба, корейка, консервы и даже канистра водки.

Наступило 1 Мая. Командир с комиссаром решили здесь, в тылу врага, не нарушать традицию и отметить международный праздник трудящихся. Расставив дозоры, собрались все в круг, прямо на земле разобрали мешки, сброшенные с самолета, разложили закусочку. Григорьев произнес речь, она была очень короткой и призывала бойцов успешно завершить задание и вернуться к своим фронтовым друзьям.

Командир разведчиков получил распоряжение по радио от командования собрать более подробные данные о немецких частях. Для этого разведчики приближались к деревням, шоссейным дорогам, опорным пунктам и определяли количество личного состава, вооружения и пути передвижения противника.

Но все чаще и чаще разведчики натыкались на засады немцев: стало ясно, что фашисты охотятся за группой, и надо было немедленно уходить от преследования вглубь леса. Совершив ночной переход, разведчики подошли к болоту Дивин Мох. Командир проверил, не подмокла ли карта, на которую он столько дней разноцветными карандашами наносил условными обозначениями полученные данные о противнике.

В мае 1942 г. в штаб дивизии было доложено о завершении выполнения задания, и в тот же день получен приказ о выходе из тыла. Командир с комиссаром понимали всю ответственность за судьбу группы, и от их правильного решения во многом зависел успех завершающегося этапа операции. Главное - спокойствие, здравый рассудок и смелость.

Началось тщательное наблюдение за передним краем противника. Ночь, темень необычная. Над головами вспыхнула шапка огня - осветительная ракета. Разведчик Крючков увидел перед собой немецкого часового, а рядом землянку. Фашист выстрелил и скрылся.

Укрылись и разведчики, заняв круговую оборону. Петров предупредил:

- Огонь без команды не открывать.

Почти рядом слышится немецкая речь, ругань, крики. Потом все стихло. С трудом можно было различить лесную дорогу, по которой мимо разведчиков группами проходили вооруженные фашисты. Дело шло к утру. Наступил и день, а разведчики лежали в кустах, рядом с врагом и ждали ночи. Полтора суток не было ни крошки во рту. На сырой земле очень холодно. Долго тянулось время и, наконец, стемнело.

Разведчики еще раз связались с «Минском» /это был позывной штаба дивизии/ и тогда «медвежатам» радировали план перехода. Ночью началось движение по указанному штабом пути. Командир впереди, рядом Качармин, Токмаков, Устинов, Соловьев, Синодский, последним шел комиссар.

Ракеты противника освещали местность. Бойцы вышли на пахотное поле. Сзади выстрел, и вновь ракета. В этот миг командир увидел и показал Качармину проволоку. Тот, переступив ее, предупредил сзади идущего. Но было уже поздно - боец не заметил проволоки, зацепил ее, последовал взрыв мины. Качармин был ранен в ногу. Продвинулись еще на несколько метров - и последовал новый, более оглушительный взрыв. Ранены еще два разведчика. Наконец, третий взрыв, и раненых стало уже шесть человек. Услыхав взрывы, фашисты выпустили целый веер ракет, открыли огонь из автоматов и пулеметов.

Нашему командованию стало ясно, что разведчики приближаются. По огневым точкам началась стрельба из орудий и минометов. Летящие с обеих сторон трассирующие пули образовали над разведчиками огненный купол. Подняться нельзя. Командир тащил на себе Качармина, получившего три ранения, бойцы помогали ползти Соловьеву, Крючкову и Синодскому, остальные двигались сами.

Подавленный нашей артиллерией немецкий огонь слабел, да и до леса, где были наши окопы, оставалось рукой подать. И наконец, после двадцатисуточного пребывания в тылу врага знакомый, родной голос Кости Силохина:

- Братцы! - обрадовал нас.

Пожалуй, больше всех объятий и поцелуев досталось ему. Продолжающейся стрельбы почти не замечали. Заросшие, голодные, измученные, в оборванной одежде, стояли разведчики.

Все пытаются говорить разом, перебивают друг друга. Радости не было конца. Вскоре за успешное выполнение задания и проявленное мужество разведчики были награждены медалями «За отвагу», а командиру и комиссару вручены ордена Красного Знамени.

Н. Становов, военком разведывательной роты

Создание 1-й коммунистической дивизии московских рабочих (октябрь 1941 г.)

Сидоров Аркадий Лаврович

В год нападения фашистов на Советский Союз я был в Москве, в институте истории и кроме того работал в издательстве «Правда», в журнале "Историк-марксист". За месяц до начала войны, или же в июне месяце, я был зачислен в докторантуру и начал энергично заниматься. Мне казалось, что я окончу докторскую диссертацию в год после начала войны. Я сказал директору Института, академику Б. Д. Грекову, что из Москвы никуда не поеду. Если призовут – пойду в армию, а если положение под Москвой будет худо, то и сам вступлю в армию добровольцем. Наши люди поехали кто в Казань, кто в Среднюю Азию, а я ежедневно ходил в Лефортовский - Центральный военно-исторический архив и с большим аппетитом работал, Благо народу было очень мало, а фонды я знал хорошо.

За последующие три месяца ослабли мои связи с институтом и усилились с парторганизацией издательства «Правда», где я договорился с секретарем, что он меня известит, если я понадоблюсь. Я даже дежурил по ночам в «Правде» и сбросил и затушил много зажигательных бомб, которые сбрасывали стервятники. Жил я на Чкаловской, в доме Академии наук. Сын Мина был отвезен «к бабушке» в Нижегородскою обл., а жена училась на истфаке. Мы договорились, что если положение ухудшится, то я уйду в армию, а она пойдет в Горький.

В конце сентября – в начале октября наше положение ухудшилось. Приходили плохие сведения с Украины. Об этом мне рассказывали Е. Ярославский и А. Панкратова, бывшая в бригаде Ярославского, посетившая Донбасс. Мы еще жили рассказами о наших победах под Ельней. Я сам слышал доклад Поспелова об этом в «Правде». В начале октября сведения о неудачах под Москвой, точнее под Вязьмой, просачивались в Москву. На докладе в Раменском - под Москвой, меня, докладчика, уже спрашивали о том, что там произошло. В Москве было спокойно. Город эвакуировался, предприятия вывозились, но все было очень спокойно, числа до 13 октября. 13 состоялся партактив города, на котором секретарь Московского комитета Щербаков сообщил о тяжелом положении на фронте. Именно на этом собрании было решено о создании в каждом из 25 районов города рабочих коммунистических батальонов. Сразу же после решения актива в ряде районов приступили к их формированию, и на следующий день тов. Яснов, зам. председателя Моссовета был назначен начальником обороны строительства вокруг Москвы.

14 октября я сидел в архиве, когда по телефону мне позвонили и сказали, чтобы вечером я явился в школу (кажется 211) на Писцовой улице. Я уже знал, что создается рабочий коммунистический батальон. Численность его не была установлена. Я очень хорошо помню вечер 14-го, когда я ехал в школу на Писцовую. Город был, конечно, затемнен, собрались сотни разных старых, молодых, коммунистов и беспартийных. Было очень много подростков, комсомольцев. Школа явилась нашим штабом. Я тогда не знал, что по другим районам идет то же самое и что мои сослуживцы по Институту истории АН СССР собираются во Фрунзенском районе.

15 октября группа слушателей академии им. Фрунзе осмотрела рубежи вокруг Москвы, которые мы должны были защищать. У меня сохранилась записная книжка тех времен, с некоторыми заметками.

15-го началось формирование. «Батальон» строился около школы. Образовались роты, командование батальоном, комиссар. Я познакомился с другими правдистами. Вечером 15-го нас отпустили по домам. Я предупредил жену, чтобы она не надеялась на организованную эвакуацию, а после моего звонка собиралась в Нижний. Она подготовила себе легкий вещевой мешок. Я должен сказать, что 14 и 15-го в городе еще не было никакой паники. Писцовая улица была забита народом, который проявлял к нам большой интерес. Люди увольнялись на предприятиях, готовились к отъезду, получали деньги. Движение было в городе повышенное. Помню, 16-го вечером я сказал жене, чтобы она убиралась из города, не ожидая помощи товарищей, на которых лучше не полагаться. Жена ушла на следующий день, 17 октября.

Вместе с группой женщин-студенток и аспиранток факультета пошла пешком на Нижний Новгород.

17 октября весь город в тревоге. Мы с 4-х утра ждали утреннего радио, которое в первый раз так отчетливо сказало об угрожающей городу опасности. Правда, ночью не было бомбежки, метро было закрыто. «Правда» эвакуировалась, люди толпятся за расчетом. У нас в части было спокойно. 16 октября получили оружие. Это было старое, трофейное оружие. Здесь были и старые французские винтовки и польские. Винтовок русских образца 1891 г. не было. Я считал, что и польские винтовки хороши. 17-го проверили свое оружие, ознакомились с ним. С оружием в руках как-то чувствовалось спокойней. Мы готовились оказать помощь Красной Армии.

17 октября был издан приказ войскам Московского оборонительного рубежа. Решено создать два коммунистических полка и пять истребительных полков, вооруженных артиллерией и танками.

17 октября некоторые батальоны вышли на рубежи ж.д., батальон насчитывал 650 чел, 17 октября были созданы уже оба полка - 1 и 2 полки (майор Зелик), а 20 октября - 2-й полк уже занял рубежи (9 батальонов из 12). В нем были 90 человек старшего и среднего (83 чел.) комсостава и 157 младшего.

Наш батальон вошел в дивизию несколько позднее. Мы вскоре перебрались из школы в кооперативный институт, расположенный за метро «Сокол», близ развилки двух шоссе: Волоколамского и Петроградского.

20 октября произошло назначение бат. комиссара Бирюкова в состав 1-го боевого участка г. Москвы. Это было удачное назначение.

20 октября произошла присяга, около 2,5 тыс. чел. из 2-го полка, и около 3 тыс. человек из первого. У меня точно не отмечено, когда мы покинули школу и перебрались в Институт, но там уже все было по военному, Вставали в 6 час. утра, рано завтракали и шли на военное учение и рытье окопов. Мы укрепляли позицию, лежащею впереди Института, вдоль проводившей железной дороги, ходили в лес на ученье и учились бросать гранаты. Пока я еще помню полковое начальство, которое появилось позднее, когда 24 октября Северо-западная группа обороны (московских рабочих) состояла из 1-го и 2-го коммунистических полков и 3-х отдельных артдивизионов П.Т.О. и 28 октября Северо-западная группа обороны переименована в коммунистическою дивизию московских рабочих. Командиром дивизии был назначен Анисимов, а комиссаром полковой комиссар Лазарев. 7 ноября вышел уже №1 газеты «На защите Москвы». Редактором газеты был Петров-Соколовский. В начале ноября командиром 1-го полка был майор Кузнецов. Не помню командира 3-го полка, но хорошо его помню в лицо. Это был майор действительной службы, а его заместитель майор Кочерыжкин, убитый в марте 1942 г. Майор не наладил добрых отношений с командиром дивизии, и мы позднее добились его смены. Командиром был назначен майор, участник гражданской войны, награжденный орденом "Красного Знамени" - Пшеничный. Это был хозяйственник, но в прошлом воевавший, добрый коммунист, хорошо командовавший полком. Убит осколком мины, когда снял каску.

Из Кооперативного института третий полк перебрался в Химкинский портовый вокзал. Я помню, как это произошло. Именно наш третий полк занял вокзал. Там я встретил своего начальника, комиссара полка, полкового комиссара Я. Ф. Богомолкина, члена партии с 1917 года, бывшего директора совхоза на Северном Кавказе «Гигант», за работу в котором он был награжден орденом Ленина. Он жив еще и сейчас (1965 год). Это был прекрасный человек. В составе полка оказались люди из многих других районов г. Москвы, в том числе из Фрунзенского района. В частности, в нем оказался профессор Равинский (юрист из Института права), профессор-экономист Г. Войтинский, которого я знал еще по дальнему Востоку, где он заведывал Тихоокеанским отделением Коминтерна, а в Москве работал ученым секретарем отделения истории и философии. Помню, что в полку и во всей дивизии оказалось много женщин, не только медработников. Они входили и в лыжный батальон, а позднее, главным образом в санбат и в канцелярию полка. Штаб дивизии помещался в школе, расположенной рядом с 1-й Песчаной улицей.

Из наиболее значительных событий помню выступление в ночь с 6 на 7 ноября по радио. Честь выступления выпала от дивизии на меня (Сидоров А. Л.) и командира одного из батальонов, мл. лейтенанта Шуваева. Я говорил, обращаясь к интеллигенции, а Шуваев рассказал о том, что делают москвичи для помощи армии.

Я помню колонну танков, проходивший мимо нас по шоссе, возвращаясь с парада и идя прямо на позиции, в бой.

В составе нашего полка был очень хороший секретарь партколлегии, бывший зав. радиоцентром СССР Стуков и секретарь комсомола полка Щавелев. Оба впоследствии убиты. Не могу не отметить наличие в нашем полку В. И. Шункова, исполнявшего обязанности технического секретаря роты разведки.

Около трех месяцев наша дивизия, после ее формирования, прожила в Москве, поддерживая очень теплые отношения с москвичами. Москвичи нас часто посещали и одаривали подарками. Мы учились ходить на лыжах, стрелять.

В наших полках было мало старых кадровых офицеров. Помню, младшие лейтенанты командовали батальонами. Они отлично стреляли из пулеметов, уча и нас тому же. В нашем полку собрали на 10 декабря более 94 тыс. рублей на строительство танковой колонны "Московский комсомолец".

Событием во всей дивизии явилось, когда разведка нашего полка 30 ноября под командованием старшего сержанта Маргусевича сбила из винтовок немецкий самолет и взяла в плен летчика. Но были и неудачи, у Сталиногорока, где разведка нашей дивизии оставила на поле боя 1 орудие и 2 машины, потеряв 8 человек убитыми и 3 ранеными.

Понемногу дивизия вооружалась и экипировалась. На вооружении появились русские винтовки, автоматы и полуавтоматы. Наши успехи, одержанные под Москвой, делали оборонительные задачи нашей дивизии лишними. Она должна была принять участие в наступательных действиях. Но где и когда? 17 января дивизия переводилась в состав кадровых частей Красной армии и скоро должна была быть отправлена на фронт. Началась очистка дивизии от молодежи и излишков женщин. Но мы встретились с их сопротивлением, которые не хотели уходить из дивизии и добились своего. Щербаков посоветовал командованию быть уступчивым к пожеланиям москвичей, так как и в дальнейшем дивизия будет пополняться за счет москвичей. Щербаков посоветовал воевать «экономно» и не терять зря людей. Дивизия готовилась к отправке на фронт.

25 января с Савеловского вокзала ушел 1-й эшелон нашей дивизии. На прощальном митинге выступал И. И. Минц. Наша дивизия получила название 130 дивизии. Она отправлялась на Северо-Западный фронт, которым командовал генерал-полковник Курочкин, вошла в состав 53-й армии, которой командовал генерал Ксенофонтов. За зимние бои под … она стала гвардейской дивизией. Она дралась на трудном участке фронта, помогая окружить 16-ю немецкую армию. Дивизия понесла большие потери в своем составе, но в ней выросли герои, прославившие москвичей.

6 апреля 1965 года, А. Сидоров

Первый бой

Сидоров Аркадий Лаврович

Боевое крещение нашей дивизии и мое произошло в ночь с 22 на 23 февраля 1942 года, т.е. накануне Дня Красной армии. Было это на Северо-Западном фронте, вдалеке от железной дороги, около поселка Молвотицы (район старой Руссы). Там была полуокружена 16 немецкая армия и наша дивизия должна была помочь замкнуть окружение.

Должен предупредить читателей, что бой в 1942 году ничем не напоминал лермонтовское описание боя под Бородино. Не было ни атак колоннами наступающих, ни массированного огня артиллерии, ни долговременных укреплений (немцы держали оборону, скрываясь за снежными валами, окружавшими деревни. В некоторых местах вала имели укрепленные блиндажи. Конечно, такие укрепления современная артиллерия могла легко разбить. Но преимущество в вооружении было на стороне немцев. Особенно много было у них минометов. Поэтому наши атаки снежных валов было не простым делом. Немцы пристреляли все подходы.

Мы пошли в наступление, вернее поползли в снегу часа в 3-4 дня, то есть на исходе зимнего дня. Я хорошо помню этот морозный солнечный день. Главное наше оружие составляли винтовки и пулеметы. Ползти по снегу пришлось довольно долго. Было совершенно темно, когда мы укрылись от неприятельского огня в небольшой ложбинке, проверили свое оружие, провели партийное собрание. А затем с криком «Ура!» бросились на завершающий штурм вала. Мы выбили немцев. Они бежали, бросив свои землянки-блиндажи. В атаках на Павлово прекрасно дралась 7 рота, состоявшая в основном из московских студентов-геологов. Политруком этой роты был бурят-монгол Ц.Б. Болдано, воевавший вместе с женой и сыном, подростком лет 14-ти. Из впечатлений боя осталось впечатление от обилия светившихся трассирующих пуль, побивавших ночную темь. Сильное впечатление производили осветительные ракеты. Они горели 1-2 минуты. В это время мы не двигались, т.к. создавалось впечатление, что ты на глазах немцев и они целятся в тебя, потому лучше лежать неподвижно. Подбодренные успехом под Павлово, взяли заодно и соседнюю деревушку Сидорово. Немцы зажгли ее и ушли в окружающий лес. В этих деревнях мы захватили пленных немцев, среди которых было много обмороженных. Я поговорил с пленными и установил к каким частям они принадлежат. Наш первый бой – «боевое крещение» явилось началом большой боевой дороги нашей дивизии к званию гвардейской дивизии. За первые бои многие солдаты, офицеры и политработники получили 1 Мая ордена и награды.

А. Сидоров, 22 мая 1965 года

О разведчиках

Толмасский Иосиф Семенович

В ночь с 25 на 26 ноября 1941 г. наш второй взвод находился в разведке на Солнечногорском направлении в районе дер. Лошки. Нашему отделению под командованием т. Сапфирского было дано задание проникнуть в тыл к противнику и собрать необходимые сведения. Успешно выполнив задание, на обратном пути на нейтральной полосе мы подверглись огневому налету фашистов. Осколком мины был тяжело ранен разведчик Павел Белопухов, который скончался на наших руках. Он был одним из добровольцев-москвичей, ушедших на защиту столицы с одного из заводов Первомайского района Москвы.

В начале июня 1942 г. наша сводная разведгруппа выполнила важное задание командования. Группу возглавлял командир разведбатальона капитан Рамишвили. Это был требовательный офицер, истинный коммунист, человек большой души. Он настойчиво воспитывал в разведчиках строгую дисциплину, чувство долга и бесстрашия. Его любили за справедливое, чуткое отношение к бойцам батальона. Когда наша группа, которой он командовал, подверглась жесточайшему огню противника, он проявил максимум усилий, чтобы наши потери были минимальными. Когда мы выносили его, тяжело раненого в живот разрывной пулей к своим, он и в эти минуты думал о нас, бойцах и умолял, оставить его умирающего, чтобы избегнуть неминуемой опасности. Он скончался на наших руках как герой.

Сергей Крючков - разведчик нашего отделения. Это был бесстрашный и умелый разведчик. Скромный, с рабочей закалкой, полученной на заводе "Серп и Молот", он пользовался авторитетом и любовью товарищей по разведке. На его счету - десятки разведок и несколько "языков". При взятии очередного "языка", штурмуя фашистский ДЗОТ, он погиб смертью героя под Старой Руссой.

Память о наших героях-разведчиках, истинных патриотах Советской Родины навсегда осталась в наших сердцах.

Наши разведчики были хитры на выдумки. Готовясь к любой операции, всегда продумывали несколько вариантов. Однажды наши бойцы организовали ловушку.

С разрешения политотдела дивизии разведчик Степаненко нарисовал собаку с головой Гитлера. Наступила ночь. Младший лейтенант Николай Петров с группой разведчиков установили карикатуру на Гитлера в семидесяти метрах от переднего края врага, а сами расположились невдалеке от этого места в кустарниках. Бойцы с большим нетерпением ждали того момента, когда фашисты обнаружат карикатуру. Как они на неё будут реагировать?

День прошел спокойно. Разведчики уже подумали, что их затея не даст желаемых результатов. Но под вечер немцы начали обстрел сначала одиночными минами, а потом открыли ураганный огонь. Однако карикатура продолжала стоять.

На следующее утро фашисты выслали большую группу солдат. Они пытались убрать карикатуру. Наши разведчики, подпустив гитлеровцев совсем близко, открыли по ним беглый огонь из ручных пулеметов. Много фашистов было убито у портрета бесноватого фюрера.

Разведчики оставили место засады, а немцы весь день забрасывали снарядами и минами кустарники, где уже никого не было.

На следующее утро они вновь двинулись двумя большими группами в сторону карикатуры.

Одна группа фашистов напоролась на нашу засаду и была перебита, а другая попала под огонь воинов из батальона капитана Василия Казиева. На поле брани нашли себе смерть десятки вражеских солдат и офицеров. Это была достойная расплата с противником за гибель нашего друга Евгения Лиэллупа.

И вновь нужен был "язык". Долго следили за поведением врага и, наконец, для блокировки выбрали недостроенный немцами блиндаж. До него около семисот метров. Подступы к нему заминированы, и поэтому фашисты чувствовали себя в безопасности. Этим-то и воспользовались наши бойцы.

На восьмую ночь гвардии старший сержант Ф. Жигунов с группой разведчиков - сержантом В. Царицынским, В. Рачковским, В. Котелинец и сапером сержантом В. Бароном - вышел на выполнение операции по захвату «языка». Впереди сапер сержант В. Барон. Он быстро обезвреживал подвесные мины, вырезал проход в проволочном заграждении. За ним двигались остальные. Оставив у ручья прикрытие, приблизились к блиндажу. Разведчик Рачковский дал знак, что в блиндаже есть немцы. Его граната полетела в траншею на пулеметную площадку.

Вслед гранаты метнули Котелинец и Царицынский. Раздались взрывы. Титулов и его друзья прыгнули в траншею. Недалеко от пулемета валялись три убитых и один оглушенный фашист.

- Попался! - вырвалось у Рачковского. Через минуту он уже вытащил немца из траншеи.

Удар наших разведчиков настолько ошеломил врага, что выбежавшие из блиндажа другие немцы даже и не пытались вести огонь, а сломя голову бросились удирать.

Доставленный в штаб "язык" сообщил, что фашистское командование перебрасывало значительную часть войск демянской группировки на другие фронты, где гитлеровцам приходилось туго.

Студенты-добровольцы с Большой Калужской

Иофин Станислав Леонидович

Прекрасное солнечное утро. Настроение великолепное. Успешно закончив первый курс горного факультета Московского института цветных металлов и золота им. М. И. Калинина, мы с моим другом Федей Кучерявым собираемся в геологическую экспедицию на Кольский полуостров.

Наш руководитель доцент В. И. Герасимовский передал нам деньги и задание научного консультанта, академика А. Е. Ферсман запастись сливочным маслом и сахаром. Выполняя это задание, мы выстраиваем группу ребят вдоль продуктовой палатки в нашем знаменитом студенческом общежитии "Дом Коммуны". Каждый из них, подходя к окошку, говорит одно и то же: "Килограмм сахара и килограмм масла" больше в одни руки не положено. Мы же с Федей расплачиваемся и сбрасываем в два мешка то и другое.

Вдруг из динамика раздаётся: "Граждане! В 12 часов будет передано важное правительственное сообщение". Эта фраза повторяется многократно. Все сгрудились в обширном вестибюле общежития, именуемом студентами "Колонным залом", и замерли в ожидании.

Наконец раздался голос народного комиссара иностранных дел СССР В. М. Молотова, сообщившего о вероломном нападении Германии на Советский Союз. Закончил он выступление фразой, которая стала девизом нашего народа на всю войну: "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!"

Война! Это случилось 22 июня 1941 года. Конечно, в эти первые дни, никто из нас не мог представить каких страданий и жертв потребует от всего советского народа эта война. Ведь мы с детства знали, что "от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней".

3 июля вся страна, затаив дыхание, слушала по радио выступление И. В. Сталина. Теперь мы поняли, что борьба за честь, свободу и независимость нашей советской Родины предстоит длительная и тяжёлая, требующая напряжения всех духовных и физических сил не только армии и флота, но и всего народа. Значит, каждый человек должен определить своё место в общей борьбе за победу.

Некоторые студенты сразу решили, что их место на фронте, и стали осаждать военкомат. Среди них оказалась и пятикурсница Зоя Петропавлова. Однако приведённый ею довод, что она инструктор парашютного спорта и должна быть на передовой, не сработал.

По указанию Ленинского Райкома ВКП(б) дирекции и Комитету ВЛКСМ института удалось, несмотря на каникулярное время, организовать большой отряд студентов и направить его под Смоленск на строительство оборонительных рубежей. Ребята трудились не жалея сил, выполняя и перевыполняя напряжённые задания, иногда даже под обстрелом.

Вызвали в Комитет комсомола и Зою Петропавлову, ей поручили возглавить отряд студенток численностью 100 человек. Комсоргом назначили Соню Залгаллер. Вспоминая об этом событии, Зоя Васильевна говорит: "Может быть первый раз в жизни мы посмотрели на себя со стороны, осознали свой гражданский долг - встать на защиту Родины, родной Москвы, где проходили наши лучшие годы - годы студенчества. Отряд был направлен под Брянск на рытьё противотанковых рвов. Девушки работали самоотверженно, порой под проливным дождём, по колено в воде. Болели спина, руки, ноги, мучили кровавые мозоли, но не было ни одного отделения, не выполнявшего немалую норму. Чтобы не демаскировать себя, приходилось работать и ночами, когда над головами пролетали юнкерсы к Москве. Оставаясь в неведении о результатах этих налётов, студенты остро переживали за судьбу столицы. В середине августа студенток пятого курса отозвали для продолжения учёбы".

А в самой Москве стали формироваться из добровольцев истребительные батальоны для борьбы с шпионами и диверсантами. В один из таких батальонов вступили Роман Аверьянов, Евгений Минин, Геннадий Полюкас, Евгений Сухорукое и другие студенты. Многие девушки поступили на курсы медицинских сестёр, готовясь к работе в госпиталях и службе в действующей армии. Часть ребят была направлена на оборонные предприятия для замены мобилизованных в армию рабочих. Я поступил на завод "Станкоконструкция", расположенный поблизости от общежития. Меня направили в механический цех, где под руководством опытного мастера Василия Трифонова я быстро освоил работу на продольно-строгальном станке. Работал посменно.

Хорошо помню первую воздушную тревогу в Москве. Вечером 22 июля, около 10 часов вечера, я и Дима Соломинский сидели с Клавой Новиковой, комендантом общежития, в её комнатке и пили чай. Было ещё светло. Вдруг из репродуктора, который теперь не выключался, раздался звук метронома и затем неоднократно повторяемая фраза: "Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!" Через некоторое время, по небу стали шарить лучи прожекторов и появились белые облачка от разрывов зенитных снарядов. Не понимая ещё всей, серьёзности этого момента, проживающие в общежитии, студенты выскочили на балконы, чтобы лучше наблюдать необычную картину на ночном небе. Утреннее сообщение об этой тревоге начиналось словами: "Неудавшаяся попытка налёта немецких самолётов на Москву... " Постепенно воздушные тревоги приобрели системный характер и стали объявляться даже днём. Группы бойцов МПВО направляли людей в бомбоубежища, дежурили на крышах и тушили зажигалки.

Следует сказать, что в ночное время при объявлении воздушных тревог работа на заводе не прекращалась. Мы заменяли горевшую над станком лампочку на совсем слабую, которая, находясь под глубоким железным абажуром, освещала только резец. В одну из таких ночей ко мне подошёл кто-то из рабочих и сказал: "Твоя Коммунка горит". Я вышел из цеха, убедился в правильности этого сообщения и вернулся к станку. А утром, подходя к общежитию, увидел, что зажигалки попали на котельную, которая и загорелась. Однажды, придя со смены и перекусив, я лёг отдыхать и, несмотря на стрельбу зениток, крепко заснул. Проснулся посреди ночи от страшного грохота: Коммунка ходила ходуном, гремели разбитые стёкла. Оказалось, что несколько фугасок, очевидно небольших, попали в здание.

Думаю, что бомбардировка общежития не являлась целью немецких лётчиков. Они, скорее всего, и не знали о нём, но по-видимому хорошо знали, что где-то здесь находятся три крупных станкостроительных завода: "Красный пролетарий", имени Орджоникидзе и "Станкоконструкция". Но все цеха этих заводов были низкими и хорошо маскировались, а общежитие представляло собой семиэтажное здание большой протяжённости и необычной формы (в плане напоминало силуэт самолёта). Несмотря на неоднократные налёты, немцы так и не смогли повредить ни одного из названных выше заводов.

Подошла осень, начались занятия в институте. Всё труднее становилось совмещать учёбу с работой: после ночной смены засыпал на лекциях. По соседству с институтом в ЦПКО им. Горького упала большая фугасная бомба. От взрыва в нашем здании вылетели все стёкла. Пришлось затягивать окна промасленными старыми чертежами.

Началась мобилизация студентов, которая не носила массового характера. Так, в составе спецотряда НКВД были заброшены на оккупированную территорию секретарь Комитета ВЛКСМ Александр Сода и студент-горняк Дмитрий Кутузов. Призвали учившихся в одной группе со мной Германа Зернова и Петра Коренева. Их направили в Челябинское авиационное штурманское училище. Нескольких ребят, в том числе секретаря бюро ВЛКСМ горного факультета Григория Зубова, направили в Академию химзащиты.

Между тем, несмотря на упорное сопротивление частей Красной Армии, немецко-фашистские войска приближались к Москве. Напряжение в городе возрастало. Было принято решение об эвакуации института в Алма-Ату. 13 октября 1941 года собрание актива Московской партийной организации приняло решение о формировании добровольческих коммунистических батальонов для защиты Москвы. На второй или третий день после этого нас, студентов, собрали в большой аудитории № 212 и просто сказали: "Враг под Москвой. Настало время защищать столицу с оружием в руках. Кто согласен останьтесь. Остальные свободны". В числе добровольцев оказались студенты горняки Юрий Макушкин, Владимир Морозов, Дмитрий Соломинский, я, экономист Иван Карпов и другие.

Нам было предложено к 18.00 явиться с вещами в Ленинский Райвоенкомат, находившийся на Донской улице в доме № 49. До этого времени оставалось несколько часов, но надо было успеть сообщить о принятом решении родственникам и знакомым и попрощаться с ними. А 16 октября в Москве была паника, и воспользоваться трамваями было весьма сложно, и я прибежал в военкомат с часовым опозданием. Оказалось, что таких "грешников" там уже было человек десять. К нам вышел младший лейтенант Орлов, переписал всех и выстроил в шеренгу. Затем, ткнув в нас указательным пальцем, он произнёс: "Опоздавшие - пулемётчики! Шагом марш в Горный институт!" Мы бросились бегом выполнять этот первый военный приказ. Вместе с ребятами среди добровольцев оказались и девушки старшекурсницы нашего института Людмила Голованова, Евгения Корнеева, Валерия Милентьева, Зоя Петропавлова, которые вошли в состав санитарной группы, руководимой Ириной Берсеневой.

В Горном институте мы прожили 2-3 дня. Здесь к нам присоединились студенты этого института Валентин Кузьмин, Лев Лабухин, Владимир Свирченко, из института стали Юрий Горный, из Нефтяного института Александр Мкртчян - все отличные ребята. В это время был сформирован, в основном из студентов, отдельный пулемётный взвод 1-го полка московских рабочих, командиром которого назначили младшего лейтенанта Давыдова, имевшего боевой опыт на войне с Финляндией. Наш командир, которого мы сразу прозвали Чапаем за его активность и решительность (да и имя у него было Василий), отлично владел станковым пулемётом "Максим", знакомил нас с его устройством, учил быстро разбирать и собирать, заправлять ленту, устранять перекос патрона, прицеливаться. Здесь же нам выдали личное оружие: винтовки, в основном трофейные (мне досталась польская), запас патронов к ним и по паре ручных и противотанковых гранат.

Вечером во дворе института нас построили в походную колонну с полной выкладкой. Сверх того, мне с напарником достался "Максим", разделённый на две части: станок и "тело", каждая из которых весила около двух пудов. Мы также должны были нести две коробки с пулемётными лентами. По команде "Шагом марш!" я взвалил на плечо "тело", а напарник станок, и мы тронулись в неведомый нам путь. Хлопьями медленно падал снег. С Калужской площади колонна свернула к новому Крымскому мосту. Шли мы всю ночь и к утру оказались на территории Всесоюзной сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. Свалив с плеча многократно проклятое мной за ночь "тело", которое несколько часов прижимало меня к земле, я почувствовал себя как на луне - казалось, что мой вес уменьшился в шесть раз.

Здесь мы прожили несколько дней. Спали на полу в аудиториях, подстилая наглядные пособия с изображением разных растений и представляя, что лежишь на свежескошенном ароматном сене. Незабываемым на всю жизнь остался день 20 октября 1941 г., когда мы приняли Военную присягу. Стоя в строю, мы вслед за командиром повторяли слова присяги, после чего по вызову подходили и расписывались в общем списке.

В это время, совершенно неожиданно, наш пулемётный взвод делят пополам и, пополнив образовавшиеся половинки другими бойцами, формируют два новых взвода: огнемётный и сапёрный. В первый уходит мой друг Дима Соломинский на должность помощника командира взвода, а мы, все студенты, переходим в сапёрный взвод, командиром которого назначается призванный из запаса инженер М. П. Заглядимов, окончивший в своё время МИИТ. Нас переводят в деревню Ховрино и начинают обучать сапёрному делу, одновременно мы реализуем получаемые знания на практике: на окраине строим командный пункт, роем окопы, возводим проволочные заграждения, устанавливаем минные поля, а на дорогах фугасы. Девушек же направляют в район Левобережной, где они осваивают приёмы оказания первой помощи раненым и способы эвакуации их с поля боя.

Полоса обороны нашей 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии включает Дмитровское, Ленинградское и Волоколамское шоссе. В начале ноября взводу поручается подготовить к взрыву железобетонный мост-путепровод через Октябрьскую железную дорогу между платформами Ховрино и Левобережная. Мы оперативно выполняем это задание. Концы двух дублирующих электровзрывных сетей выводим в оборудованную нами землянку и подсоединяем к подрывной машинке, ключ от которой находится у меня в кармане гимнастёрки, как старшего минной станции. Состав команды два человека: я - постоянно и попеременно мои товарищи Володя Свирченко или Валя Кузьмин.

Мост надлежало взорвать по приказу командования или на свой страх и риск при явном прорыве немецких танков. Так как с одной стороны моста вплоть до деревни Ховрино шёл противотанковый ров, а с другой располагалось большое минное поле, танки противника могли пройти только под мостом по железнодорожному полотну. Однако, начавшееся в ночь с 5 на 6 декабря успешное контрнаступление советских войск ликвидировало эту возможность, и вскоре я получил указание командира взвода разминировать мост, что и было выполнено с помощью наших ребят.

В январе 1942 г. наша добровольческая дивизия была преобразована в кадровое соединение Красной Армии, получившее название 130-я стрелковая дивизия, а наш полк стал 371-м стрелковым полком. Дивизия была включена в состав войск 3-й ударной армии Калининского фронта. Прибыв по железной дороге под Осташков и совершив пешим порядком 100-километровый марш, мы оказались в Молвотицком (ныне Марёвском районе Ленинградской (ныне Новгородской) области и с хода вступили в бои с противником, занимавшим несколько расположенных недалеко друг от друга деревень. Это было боевым крещением. Наш полк наступал на деревню Павлово. Её удалось освободить в результате ожесточённых боёв только на третий день - 23 февраля в День Красной Армии. Однако радость первой победы омрачалась понесёнными большими потерями - более 400 москвичей добровольцев, настоящих патриотов своей Родины, пали в этих боях, многие были ранены. Смертью храбрых погибли и наши товарищи-студенты: Дима Соломинский, Юра Макушкин, Ваня Карпов, Юра Горный; тяжело ранены и эвакуированы в тыл Валя Кузьмин, Володя Свирченко, Саша Мкртчян.

Отважно действовали в этих боях и наши девушки. Рассказывает Зоя Васильевна Петропавлова: "С началом боя появились раненые, и началась наша работа. Под огнём противника мы наскоро перевязывали пострадавших и эвакуировали их в безопасное место, иногда делали это вдвоём, так как тащить раненого по глубокому снегу было невероятно тяжело. Для этого использовались так же санитарные собаки, впряжённые в лёгкие саночки.

В середине дня меня ранило осколками мины в правую ногу и левую руку. Перевязала меня подбежавшая Люся Голованова и сказала: "Зайчик, мы за тебя отомстим" и побежала вперёд. Это была наша последняя встреча - 6 марта она погибла при бомбёжке. У меня всю жизнь стоит перед глазами стройная фигурка убегающей Люси.

Какое-то время я ещё ползала по снегу и делала несложные перевязки бойцам, в основном, рук и ног. Наконец эвакуировали и меня в деревню Липьё, где я попала в роту выздоравливающих. Однако нога не заживала, и меня, в связи с отказом эвакуироваться в глубокий тыл, перевели в медсанбат. Здесь меня вылечили и, в конце мая, я снова ушла на передовую.

Ещё раньше я узнала, что ранены Женя Корнеева и командир нашей роты Александр Сергеевич Маркин, которые находились на излечении в деревне Новая Русса. На попутных машинах я добралась до этого населённого пункта и навестила их. Женя, как и я, отказалась ехать в тыл и поправившись вернулась на передовую. Мне же довелось участвовать ещё в двух крупных боевых операциях, последняя из которых была в районе деревни Сутоки под Старой Руссой. В сентябре-октябре, 1942 г., в соответствии с постановлением Правительства, студенты старших курсов были откомандированы в институт для окончания учёбы".

Постепенно мы привыкали к фронтовым условиям: спать на снегу в 25-градусный мороз, плохо питаться из-за трудностей подвоза, а главное -переносить огромные физические и психологические нагрузки. Вкусили мы и все "прелести" своей военной, специальности полковых сапёров. В наши обязанности входило: строительство командных и наблюдательных пунктов на переднем крае, штабных землянок, прокладывание ночами в снегу зигзагообразных траншей к вражеской обороне для наступающих утром стрелковых подразделений, образование проходов в минных полях противника, подрыв снежно-ледяных валов в его обороне, установка мин перед собственными позициями. Эти работы проводились ночами при постоянных вспышках осветительных ракет противника, сопровождались его пулемётными очередями наугад, а иногда и прицельно. Утром же сапёров посылали вместе с пехотой в наступление. После боя пехота обедала и отдыхала, а сапёры получали приказ на выполнение описанных выше работ. Отсюда родилась поговорка: "У отца было три сына: двое умных, а третий - сапёр". Юмор на войне был необходим.

Между тем, значительно поредевшие полки дивизии продолжали вести наступательные бои. Были освобождены населённые пункты Островня, Ожееды, Великуша, в результате чего немцы, опасаясь окружения, были вынуждены оставить районный центр Молвотицы, предварительно предав его огню.

21 марта 1942 г. должно было начаться наступление на деревню Лунёво. Утром мы заняли исходный рубеж на опушке леса. Нам объявили, что сначала будет 20-ти минутная артподготовка. Я решил использовать это время, чтобы немного поспать. Лёг на снег под сосной и задремал. В назначенное время прозвучала команда: "Вперёд!", и мы бросились к деревне. Но прежде, чем её достигнуть, надо было преодолеть по глубокому снегу метров пятьсот-шестьсот открытого пространства. Немцы открыли ураганный пулемётный и автоматный огонь. Мы с бойцом нашего взвода Евгением Лелькишем бросились в большую воронку. Тут же начался сильный миномётный обстрел. Через некоторое время я, приподнявшись, попытался выглянуть, чтобы оценить обстановку. В этот момент взрывной волной, от разорвавшейся, впереди мины мою голову так сильно отбросило назад, что я невольно схватился за шею - не разорвалась ли она, но всё обошлось. Я же понял, что взрывная волна может оторвать голову. Вдруг сзади разорвалась по-видимому полковая (120 мм) мина, которая и накрыла, нас своими осколками. Особенно досталось Евгению, он был ранен в голову, спину и ноги, я же получил множественное осколочное ранение левой ноги. Вскоре подбежали два санитара, спросили, кому помочь. Я показал на Женю. Они подхватили и поволокли его. А огонь противника не ослабевал. Что же делать? Решаю выбираться из воронки, со второй попытки это удаётся. Ползу к лесу, силы на исходе, но останавливаться нельзя, так как кругом рвутся |мины, а над головой свистят пули. Наконец мне навстречу бегут два бойца, они переворачивают меня на спину, хватают за руки и бегом волокут в лес, который уже близко. Меня заносят в медпункт, располагавшийся в землянке. Здесь девушки быстро разрезают валенок, брюки и перебинтовывают ногу от стопы до колена, выносят наружу и кладут на сани, на которых уже лежит Женя Делькиш. Вижу, из под бинтов торчат мои пальцы. Спрашиваю, как же я поеду, ведь наверняка отморожу их. И тут подходит помощник командира нашего взвода Дунаев, снимает с себя телогрейку и укутывает мою ногу. Говорю ему: "Сергей Павлович, не надо, ведь меня везут в тепло, а тебе ещё долго спать на снегу". Но он непреклонен. Так я ещё раз убеждаюсь в великой силе фронтового братства.

Затем последовала эвакуация и семимесячное лечение в госпиталях (Осташков, Ярославль, Горький, Сызрань, Анжеро-Судженск) и досрочная, по моей просьбе, выписка, чтобы успеть к началу учебного года в институте.

Как же сложилась судьба моих боевых товарищей? Володя Свирченко; после госпиталя попал в другую часть и погиб в бою. Его имя, вместе с именами других студентов и преподавателей, павших в боях за Родину, увековечено на мемориальной доске, установленной в вестибюле Московского Государственного Горного Университета.

Валентин Иванович Кузьмин, излечившись, воевал в 38-й армии. После войны окончил Московский горный институт, стал доктором технических наук, профессором, членом-корреспондентом Инженерной академии Украины, преподавал и вёл научную работу в вузах Харькова. Продолжает эту деятельность и сейчас. Увлекается пейзажной живописью, персональные выставки его картин пользуются неизменным успехом.

Лев Дмитриевич Лабухин был несколько раз ранен, но оказался единственным из нас, кто прошёл весь свой боевой путь вплоть до Победы в составе нашей родной 3-й Московской коммунистической стрелковой - 130-й стрелковой 53-й гвардейской стрелковой Тартуской Краснознамённой дивизии. Последняя должность - полковой инженер 161-го гвардейского стрелкового полка. После войны окончил Московский геологоразведочный институт и работал в области гидротехнического строительства в Волгограде, в том числе, Волжской ГЭС им. В. И. Ленина, являлся заместителем главного инженера проектно-изыскательского института. К сожалению, ушёл из жизни.

Окончили Московский институт цветных металлов и золота Зоя Петропавлова в 1942 г., Женя Корнеева в 1944 г., Лера Милентьева в 1945 г., автор статьи в 1946 г., Митя Кутузов в 1947 г.

Трудовая деятельность Зои Васильевны Петропавловой была связана с Московским медеплавильным и медеэлектролитным заводом (в последние годы - завод "Мосэлектрофольга"), где она прошла путь от сменного инженера металлургического цеха до начальника планово-экономического отдела. Выйдя на пенсию, не раз возвращалась на завод. Она была удостоена звания "Почётный металлург".

В настоящее время Зоя Васильевна является активным членом Совета ветеранов нашей дивизии, ведёт большую работу по патриотическому воспитанию молодёжи. Обладает незаурядным поэтическим даром.

Большая часть трудовой деятельности Евгении Тимофеевны Корнеевой прошла в г. Коломне, где она работала на паровозостроительном заводе им. В. В. Куйбышева и во ВНИИтепловозостроения на инженерных должностях. 10 лет она проработала заведующей организационным отделом Коломенского ГК КПСС. В 1993 г. ушла из жизни.

Валерия Ивановна Милентьева стала кандидатом технических наук, посвятила себя научной деятельности, трудилась в научно-исследовательских институтах цветной металлургии в городах Запорожье, Алма-Ата, Усть-Каменогорск, Москва. Её исследования способствовали повышению эффективности металлургических процессов.

Дмитрий Сергеевич Кутузов после окончания института много лет работал на Лениногорском полиметаллическом комбинате в Казахстане, пройдя путь от сменного инженера до главного инженера этого предприятия. За большой творческий вклад в совершенствование горного производства он, вместе с группой специалистов, был удостоен высокого звания Лауреата Ленинской премии. В последние годы работал в Министерстве цветной металлургии СССР в должности начальника горного отдела научно-технического управления, В 2004 г. ушёл из жизни.

Не могу не сказать несколько добрых слов о ребятах-фронтовиках, поступавших в институт в военные годы (после ранений). Они сразу становились активными членами нашей комсомольской организации. Мне довелось четыре года быть секретарём Комитета ВЛКСМ института, и я с большой теплотой вспоминаю этих ребят и девчат: Виктора Бородина, Тамару Макарову, Инну Олейникову, Костю Тимофеева и других. На них во всём можно было положиться в трудную минуту. Особо хочу упомянуть о двух офицерах фронтовиках, с которыми я сдружился на долгие годы.

Владимир Георгиевич Румянцев поступил в наш институт на 4-й курс и окончил его в 1945 году. Много лет работал на горнодобывающих предприятиях цветной металлургии. Закончил свою трудовую деятельность директором Ловозёрского горно-обогатительного комбината в Заполярье, производившего стратегически важное сырьё. К сожалению и его уже нет в живых.

Дмитрий Петрович Лобанов поступил в институт и окончил его уже после войны. Он посвятил себя научно-педагогической деятельности. Почти четверть века работал ректором Московского геологоразведочного института им. С. Орджоникидзе. Дмитрий Петрович является одним из основателей новой научной школы - геотехнологических методов добычи полезных ископаемых. Многие горные инженеры, кандидаты и доктора наук с чувством глубокой признательности вспоминают его благожелательное отношение и помощь в их становлении как специалистов и учёных. И сегодня профессор Лобанов продолжает сеять "разумное, доброе, вечное".

За самоотверженную деятельность в мирные годы многие ветераны удостоены трудовых наград.

Я благодарен судьбе за то, что она в трудное для страны время свела меня с замечательными товарищами, о которых я кратко рассказал в настоящем очерке.

приходилось туго.

Молодежь на войне

Партигул Соломон Пинхасович

К 30-летию Победы хочется рассказать о молодых бойцах военной страды. Прежде всего, выдержка из моего письма с фронта от 4 февраля 1942 г. жене:

"Мне давно хотелось написать тебе о юнцах в армии. В дни 15-16 октября 1941 года в рабочие батальоны по обороне Москвы шли буквально семьями. Наряду с людьми нашего поколения, участниками гражданской войны, за оружие взялись и зеленые юнцы. И вышли из них хорошие бойцы. Глядя на них, я вспоминал себя."

В разведывательном батальоне дивизии, где я был комиссаром в 1942 году, было много молодежи, героически воевавшей в тот трудный, очень трудный период войны. О каждом из них можно много сказать. Сейчас я вспоминаю самых юных.

Федя Крючков пришел в батальон по обороне Москвы 16 октября 1941 года. Ему было тогда 17-18 лет. Низкого роста, коренастый, внешне казавшийся неуклюжим, он чем-то напоминал медвежонка. Было у него много непосредственного, детского, когда он слушал поучения опытных бойцов, присутствовал на беседах. Очень скоро выяснилось, что Федя - прирожденный разведчик: он прекрасно ориентировался на местности, прекрасно запоминал все, что надо было запомнить и заметить - расположение ДОТов и других укреплений противника, средства маскировки, передвижения в тылу врага и др. Он бесшумно, почти незаметно ползал, приближаясь к переднему краю врага. Федя мог часами неподвижно лежать на снегу, в талой воде, наблюдая за врагом. Участвовал в операции по поимке "языка". Федя неизменно входил в основную группу - группу захвата, которая первой входила в операции. Погиб Федя в июле или августе 1942 года при неудачной попытке захвата "языка".

Федя Качармин пришел в батальон по обороне Москвы 16 октября 1941 года из ремесленного училища. Было ему 16 лет. Небольшого роста, худенький, он казался еще моложе. Искусство разведчика Федя постиг очень быстро. Он быстро ориентировался в обстановке. Вспоминаю такой эпизод: поисковая группа, в которую входил Качармин, попала на немецкое минное поле. Казалось, что гибель группы неизбежна. Выручил Качармин. Он по каким-то незаметным признакам, по какой-то интуиции определил путь через минное поле, и вся группа, двигаясь вслед за Федей, благополучно миновала опасную зону. Федя Качармин участвовал в очень важной операции по тылам врага. Выходила группа из тыла с боем. В этом бою Федя Качармин был ранен. Когда его отправляли в медсанбат, он сказал: "Товарищ комиссар, а мне сегодня минуло 17 лет!" - и заплакал. Качармин сейчас живет и работает в Москве.

Еще одна выдержка из фронтового письма от 10 апреля 1942 г.

"Если я вернусь с фронта, то обязательно опишу людей войны и, в первую очередь, напишу о девушках. Если бы ты видела, как героически ведут себя девушки на фронте. Сколько раз, бывало, приходили ко мне девушки-разведчицы и просили направить их на особо опасные операции. Армия есть армия, протестовать нельзя, плакать тоже нельзя, по крайней мере в моем присутствии, но переживали девушки сильно. Зато, когда их посылали в разведку, то с каким восторгом они шли и как замечательно действовали."

Девушкам на фронте, особенно в разведке, было неизмеримо труднее, но они нашли свое место в боевой обстановке. Прежде всего, девушки участвовали во всех разведывательных операциях, кроме особо сложных и трудных как, например, разведка в тылу врага. Но особенно прославились девушки нашего батальона как снайперы. Вот несколько очерков.

Зиба Ганиева пришла в батальон по обороне Москвы из Государственного института театрального искусства, где она проходила курс балета. Конечно, балет и фронт - понятия трудно совместимые. Зиба отличалась как снайпер. Имела на своем счету до 15 убитых ею фрицев. Посылали мы ее на "охоту" обязательно в сопровождении опытного разведчика с тем, чтобы она не сбилась с пути, чтобы оборудовать пункты наблюдения и т.д. Она особо прославилась, когда уложила несколько фашистских военноначальников, "пожаловавших" на передний край. В боях она была ранена, потеряла ногу. Зиба награждена орденом Красного Знамени.

Нина Соловей - работница авиазавода им. Горбунова. В дивизии так же с октября 1941 г. Оказалась хорошим, выносливым и умелым бойцом. Быстро приобрела навыки и опыт разведчика. Нина неплохо владела винтовкой. Постоянно упражнялась в стрельбе. Она вскоре стала снайпером, одним из лучших в дивизии. На ее счету было больше 10 "фрицев".

Ира Магадзе /теперь Митина/ - медсестра разведки. Она долго получала письма с таким адресом: Действующая армия, полевая почта № ..., нашей вожатой - Ире Магадзе. Эта "вожатая" так влилась в жизнь батальона, что трудно было представить дивизионную разведку без Иры Магадзе. Она ходила на операции, оказывала помощь под огнем, сопровождала раненых и вообще делала все то, что было нужно по обстановке.

Таковы некоторые воспоминания о нашей молодежи в дни войны.

Бывший комиссар разведывательного батальона 3-й Московской Коммунистической дивизии С. Партигул., 02.11.1975 г.

Глоток воды

Сунцов Михаил Алексеевич

Два эпизода из моей жизни времен войны не уходят из памяти. Они останутся со мной на всю жизнь. В феврале 1942 года наша шестая рота 3-й коммунистической дивизии была направлена на Северо-Западный фронт. В ночь на 23 февраля мы впервые пошли в наступление. Вели упорные бои в районе Молвотицы за деревню Павлово, сильно укрепленный пункт немецкой обороны. После тяжелых кровопролитных боев деревня была освобождена, а на поле боя остались лежать убитые, среди них многие мои друзья - геологи-добровольцы коммунистического батальона Красной Пресни.

Предстояло двигаться дальше, отвоевывать деревню Сидорово. Перед этой деревней было поле и овраг, обойти которые было невозможно. Немецкие пулеметные точки простреливали все поле. Это вынуждало нас продвигаться короткими перебежками. Многих настигали фашистские пули. Был ранен и я. Лежа на снегу, видел, как между наступающими на деревню моими товарищами бесстрашно снуют две девичьи фигурки, задерживаясь около раненых. Одна высокая и худая - Нана Пущеровская, вторая коренастая и крупная - Рита Николаева. Вскоре стрельба прекратилась. Наши овладели Сидорово. Медсестры стали собирать ходячих раненых, чтобы быстрее отвезти их в Павлове, в медпункт. Как только мы были готовы, они скомандовали идти за ними, но как идти, если на ногах еле стоим, а наши винтовки остались на поле боя! Необходимо было забрать оружие, но нести его большинству раненых было не под силу. Кто-то произнес фразу: "А как же наши винтовки?" Рита отозвалась мгновенно: "Ребята! Вы только поставьте винтовки, воткните их в снег. А утром мы соберем. Вы сами-то хоть дойдите до медпункта. Винтовки вам не донести. Куда же вам тяжесть такую". И смешно и трогательно было слушать эти слова про тяжесть винтовки. Но в тот момент это было действительно так. А главное - столько было заботы и тепла, сколько участия к нашей судьбе.

Медпункт был устроен в избе. Там обработали и перевязали наши раны уже как положено. Расположились на полу: кто сидел, кто лежал. Мне страшно хотелось пить, казалось, не столько рана ныла, сколько жажда мучила. Хоть бы немного воды. Медсестра, стоявшая неподалеку, сказала, как отрезала: "Воды нет!" А я изнемогал от жажды и думал, неужели так трудно сходить за ней. Ведь все раненые были уже перевязаны. Видно, мысли мои отразились на лице. Тотчас подошла Нана Пущеровская и сказала: "Придется потерпеть, так как из колодца брать нельзя, пока не сделан анализ воды. Были случаи отравления. Правда, мы только набрали ведро снега, но он, наверное, еще не растаял." Она пошла проверить и оказалось, что на донышке уже есть немного воды. Набралось буквально на несколько глотков в кружке. Она подала ее мне. До сих пор не могу забыть вкус этой воды. Но жажду она уняла, и сразу стало легче.

Линия фронта отодвинулась вперед, а меня отправили в медсанбат. Прибывшие раненые с грустью сказали, что Рита Николаева убита на поле боя, когда выносила раненого. Нана Пущеровская была ранена, потом подлечилась, смерть ее застигла во время боев за Сталинград. Давно уже нет Риты и Наны, прошли десятки лет, но память об этих девушках свежа, как тот глоток талой воды.

Записи

Петухов Михаил Петрович

Радисты

Радисты фронтовые, которые участвуют непосредственно в боевых операциях, далеко отличаются от радистов гражданских, радистов тыла. Я их знаю с первых дней формирования нашей дивизии, наших батальонов. Вот мои воспитанники и мои герои. Агафонов Вася 1917 г. р., радиотехник, белокурый красивый парень, имел немалый успех среди девушек, будучи в гражданской жизни, смелая русская натура.

Ким Леша, кореец, 1912 г. р., конструктор, черный и коренастый парень, участник финской компании, осталась девушка Аня в Ташкенте.

Филаткин Федя, 1915 г. р., конструктор, носил в гражданстве галстук и прическу с пробором, подвижный, веселый, белобрысый боец. Получает часто письма от матери, болеющей по нему.

Яночкин Дима, 1920 г. р., студент 2 курса Института связи, высокого роста, "пелемудренный" как его зовут ребята, исполнительный, преданный Родине.

Багров Коля, 1910 г. р., техник-механик, высокого роста, сутулый, любит побольше поесть.

Леонов Ваня, 1902 г. р., зав. столовой, знает все витамины, которых нам не достает в нашей пище.

Барабанов Вася 1916 г. р., формовщик, веселый парень маленького роста.

Борщов Леша, 1914 г. р., наш музыкант с московской эстрады, подвижной, веселый парень.

Вот состав моего боевого коллектива радистов, с которыми я прошел весь путь боев. Все мы добровольцы, москвичи, поднялись по зову партии, с оружием в руках на защиту нашей прекрасной столицы Москвы. Почти они все пришли и не знали, что такое радио, т. е. не могли работать, хотя сколько либо по радиостанции. Все они научились, приложили максимум сил и научились той радиотехнике, которая нам нужна была, чтобы бить немцев.

Наша боевая работа началась с начала боевых действий нашей дивизии, т. е. 22 февраля. В эфир пошли первые сигналы и радиограммы. Мы можем работать в любых условиях, зимой, летом, ночью и днем, в болоте и снегу, везде, где это требуется для дела. Мы переживаем тяжелые дни в конце февраля: прямым попаданием авиабомбы разбило нашу повозку с боевым имуществом и ранило нашу лошадку Зорьку. Станцию мы сумели сохранить, хотя нас вместе с нею завалило обломками разрушенного дома. Но мы работали и эфир по-прежнему служил так, как хотелось нам.

Тяжелый был период времени, получали 50 грамм хлеба, 1 раз в сутки котелок болтушки гречневой, но все знали, что дороги очень плохие, от железной дороги 130 км, подвоз тяжелый и со всем этим мирились. Нас сильно поддерживала конина, которая была в избытке. Вся деревня Бутылкино была усеяна десятками убитых лошадей. Вот тут ребята и копошились как мухи.

В боях под Черной пришлось нам работать без сна трое суток, со мной работают Агафонов, Филаткин и Ким. Мороз 35°, пурга, снег, холод, укрываемся елками, делаем вроде шалаша, связь установлена. Мины покрывают все поле. Вот осколком перебило антенну, Агафонов исправляет, спустя немного времени выводит из строя упаковку питания. Здесь находим выход: 3 мин. перерыва и опять связь работает отлично. Трассирующие пули летят внутри шалаша, даже нельзя сидеть, только можно лежать и любоваться, как на расстоянии 50 см летят светящиеся мухи. И их так много, что шалаш постепенно садится и разваливается, его скосило пулями. Прямого попадания мин не было, а осколки пролетали мимо, но все же мы живы и здоровы, связь работала отлично и сейчас мы лежим, нас завалило и уже заносит снегом, а эфир наш; мы копошимся, но приподняться нельзя.

В это время мне докладывают, что вышел из строя радист на рубеже. Я принимаю меры, связь нужна как воздух, нужно послать другого радиста, но как встать.

- Ким

Он отвечает:

- Пойдете, замените погибшего радиста и будете со мною держать связь, обо всем докладывайте, берегите себя и технику. Ясно?

- Ясно, товарищ командир, - ответил Ким, - Разрешите идти и выполнять.

- Нет, только ползком и по-пластунски.

- Разрешите, я вас поцелую, - говорит Ким.

И он уходит вперед смотреть смерти в глаза и он также невредимым вернулся, как и ушел.

Мы потеряли Виктора Жоржикова, которого взяли к себе. Он от нас ушел вечером и больше не вернулся. У него тоже была любимая девушка. Сколько бессонных ночей мы провели, сколько мы товарищей проводили в бой и они к нам больше не вернулись.

Везде во всех боях я не покидал свою памятную флягу, которая была со мной в Финляндии, и в ней всегда в трудную минуту можно было найти порцию водки. Светила луна, было прохладно, только что растаял снег. Был канун 1 мая. Я получил боевую задачу, к ней готовился.

- Яночкин, с вами идут Багров и Борцов, будете наступать, берегите станцию, сообщайте о продвижении, ясно?

- Ясно, тов. командир.

Мы ушли с другой станцией на КП. Барабанов, Агафонов и Филаткин. Я ушел на передний край. Нас еще противник не обнаружил и мы могли сосредоточиваться для атаки.

- Миша, завтра наш светлый праздник, помнишь, как встречали этот праздник в Москве, сколько было радости и счастья.

- Ну как не помнить, Вася, мы с тобой опять вместе, как и 6 лет назад. У меня есть во фляге водка, выпьем.

- Да, конечно.

В это время нас и подбросило от взрыва снаряда, в 15 метрах он взорвался от нас и потом еще и еще. Все же выпьем. Время - 12 часов ночи. Сейчас наступит счастливый май и мы под звуки танго выпиваем по 100 кубиков укрепительного и продолжаем работать и опять вспоминаем, но уже не о проведшем, а о будущем. Мы мечтаем встретить еще не один праздник в условиях мира, в кругу родных и знакомых. «Мечты, мечты, где ваша сладость». Опять разрывы мин и снарядов заставляют прекратить мечтать и думать уже опять о других делах.

Первым номером выступает хор радиовзвода, исполняется тройка. Затем пляска - Ким и Филаткин. Художественное чтение - скетч «Караульная служба», написанная мною и Агафоновым и т. д. Это первого мая радисты полка давали художественную самодеятельность после боевой операции. Около двух часов длится вечер, который сменился общими песнями. Так радисты сумеют воевать, так сумеют отдыхать и веселиться. За отличную работу все радисты получили благодарность от командира дивизии.

Пришла настоящая весна, дороги были непроходимы, непроезжи, продуктов было очень мало, опять наступили тяжелые дни с питанием. Соли не было, кислот не было. Зубы и десны болели, зубы крошились, а из десен сочилась кровь. Люди пухли, цинга свирепствовала. Здесь откопали клюкву в болотах, она помогала и сок березовый помог.

Тяжело было с водой. Болото, кругом оттаявшие трупы, вода красноватая. Ручей, из которого берут воду и варят пищу, из которого мы пьем, стал загажен трупами и всякой гадостью. Плывут окровавленные бинты, плавает черепная коробка, на дне видна лошадиная нога с подковой, но пить нужно. Лошади истощились, падают и дохнут, а бойцы радуются, и не успевает коняга испустить последнее дыхание, а у нее уже вынуты легкие и из-за них идет ругня. Но не могли падающие кони удовлетворить потребности бойцов. Те кони, которые подыхали еще зимой, их зарывали в землю, чтобы они не разлагались, вот теперь дошла очередь и до них. Вырывали их из земли и расправлялись как с бараном. Что для себя, а что клали в сумку и ходили меняли на хлеб, соль и махорку. Да - это мы ели. Больно сейчас вспоминать, даже не верится, но это факты, которые пережили и сейчас эти люди мужественно сражаются с врагом. Было несколько случаев отравления желудка и смерть, но что поделать. Эти тяжелые дни мы пережили все. Все радисты мои были здоровы и были постоянно готовы выполнить любую задачу и все задачи выполнялись только отлично.

Разведка шла блокировать дзот. Агафонов и Ким пошли с радиостанцией с разведчиками. Я сам работал на центральной станции.

- Как слышно?

- Слышу хорошо.

- Говори громче - прошу я.

- Не могу - отвечает Агафонов - От дзота 30 метров.

- Какие дела?

- Наши готовятся сейчас блокировать дзот, нас не обнаружили.

Все тихо, сейчас начнется артподготовка, потом мы будем работать.

- Понятно - сказал я - продолжайте.

И вдруг они пропали из эфира, их нет, я зову - они не отвечают. Это самые тяжелые минуты, когда не знаешь, что с ними, живы они или нет. Нервы напрягаются до крайности и вдруг:

- Я вас слышу хорошо.

Сколько радости на душе от таких слов, но:

- Нас накрыли. Командир роты Разумов убит. Я ранен. Идем назад. Подробности телефоном.

- Все понятно, - отвечаю я.

Сердце сжалось от боли. Операция сорвалась. Зам. наркома лесной промышленности командир роты связи убит, Агафонов ранен. Подробности таковы. Из разведчиков группы в 12 человек - 9 ранено. Все сорвалось. Радисты работали отлично.

Время проходило. Наладилось с питанием. Мои радисты все в порядке. Агафонов, раненый в голову, выздоровел и вернулся опять в строй. Июльское наступление мои радисты работали отлично.

Боевые операции нас еще раз научили многому. В результате отличной работы Агафонова и Филаткина представили к правительственной награде, остальные ребята получили благодарность от командования. Командиром отделения стал Ким. Мой помощник Агафонов. Мы совершали переход на другой участок фронта. Путь один из труднейших. Грязь по колено, мокрые до нитки. Радиостанции несем на себе. У некоторых из носа шла кровь. Ребята крепитесь. Груз тяжелый, нужно нести. На плечах у Кима и Леонова выступила кровь. Нарезали ремнями. На привалах слушали Москву, сообщение информбюро, немного музыки и опять вперед.

Вот и пришли. Усталые, замученные, но готовые итти в бой. И опять наша станция заработала в эфире. Ночью по болоту итти почти невозможно. Проваливаешься, так тогда ползком пошли на передний край. Кругом сотни разноцветных ракет, как в Парке культуры имени Горького. «Только в парке чуть-чуть лучше» - шутят ребята. Устроились на берегу реки Робья, начали работать, выкопав себе щель. Связь телефонная почти вся разбита, не работает и поэтому с полками дивизии связь держим по радио. Станция работает отлично. Филаткин, Яночкин и Агафонов принимают и передают по 1500 групп в день. Связь с тылом была тоже по радио, там работали Леонов и Борцов. Коля Богров сидел на зарядке питания и с повозкой.

Хочется вот именно сейчас сказать о том, как спаянно и дружно жил коллектив радистов. За все время совместной жизни никто никогда не ругался, никто почти не получал дисциплинарного взыскания. Выручали товарищи везде и всюду. Меня одного никуда не отпускали, Филаткин идет со мной. Сами по одному никуда не ходим, только двое. Богров получил посылку, разделил на всех. Получаем водку, по одному пить не будем, обязательно все вместе и стукнуться. Когда были свободные минуты, то они просили рассказать им, как я их буду женить после войны. Вообще о жизни, о девушках, о детишках и прочих житейских делах. Они слушают до 2-3 часов ночи, забывая про сон. Они все любили мечтать, философствовать, писать красивые письма девушкам, а от девушек - давать мне читать. Когда, если мне не приходилось быть с ними вместе 2-3 дня, то было тяжело, скучно и одиноко. Все мы связаны узами фронтовой дружбы. Только в минуты смертельной опасности можно узнать человека. Я их всех знал. Все мы были на волоске от смерти и все они загораживали меня своими телами, говоря, что – вы, товарищ командир, дороже для Родины, чем мы. Лучше погибну я - говорит Ким, - но вы живите. Вот какие мои 8 героев радистов.

При огневом налете ранило Барабанова в руку, отправили его в тыл. В этот же день в лопатку и ногу ранило Кима. Его я сам перевязывал, отправляя в госпиталь. На глазах слезы.

- Ким, ты кореец - крепкий, тебе больно? - спрашиваю я.

- Да, мне не больно, а тяжело потерять родную семью, родных и близких вас. Я с вами вырос, закалился и научился, и я не могу поверить, что покидаю вас. Мне очень тяжело.

Да, он плачет, но я его провожаю, и он уходит с горечью на душе лечиться. Нам тоже его жаль. Наш сын, мой воспитанник.

Был один из сильнейших огневых налетов на наш край. Мы с Агафоновым заградили собой радиостанцию, так как осколки летели беспрерывно. Сидели работали с дивизией. Кругом все гудело и гремело. Я им рассказывал и вспоминал про свой дом, своих родных, которых давно хотел увидеть. Вдруг нас оглушило, озарило пламя огня перед глазами. Завалило бревнами и песком. Вверху в щелку вижу дым и несколько звезд, ноги не чувствуют. Самое первое смотрю время 21:15. Спрашиваю:

- Вася, станция работает?

Он отвечает:

- Да, но слабо.

- Как чувствуешь?

Говорит:

- Больные ноги.

Я отвечаю то же самое и начинаем быстрее налаживать связь. Спустя 2 часа, когда уже приняли и передали несколько радиограмм, Вася перевязал мне ногу и руку. Осколок прошел у Агафонова между ног, порвал ему брюки; у меня по руке, мимо шеи и в плащ-палатку. А нас пощадил, кроме царапин, но нога ныла и болела.

Утром 23 августа я покидал своих дорогих радистов и за меня остался Агафонов Вася. Как тяжело уходить из родного полка. Здесь с первых дней формирования на моих глазах прошли все бои нашей дивизии и нашего полка, и во всех этих боях я участвовал. Вместе со всеми я переживал те тяжести, которые переживали все оставшиеся в живых. У меня на глазах погибли тысячи героев москвичей. Близкие, которых я помню, знаю в лицо, с кем вместе делили радости и горе. Пшеничный, Кереченков, Калинин, Стуков, Пименов, Шувалов, Басисс, Охабкин, Демидов, Жоржиков, Каракешьян, Разумов и много сотен таких героев. Они остались лежать под Островней, Ожеедами, Черной, М. Враговым и у р. Робья. Одних занесло снегом, других завалило землей. Мне тяжело покидать моих воспитанников радистов, я с ними вместе рос, учился, побеждал. Неразлучная и крепкая семья, как стальная цепь, и она началась распадаться по отдельному звену, один за одним. Сколько трудностей, побед, успехов, радости и веселья совместной жизни, все это протекало в течение 10 месяцев вместе с радистами, боевыми друзьями героями. Мне при уходе Агафонов оказал:

«Мы за тебя тов. командир и за всех погибших товарищей отомстим, пока бьется у нас сердце в груди. Будем бить и бить подлого врага. Скорее поправляйтесь и возвращайтесь к нам».

Крепко пожали руки и с горечью на душе и на сердце пополз я в санчасть. Меня пошли провожать радисты Филаткин и Яночкин. До свиданья, дорогие друзья, желаю вам успеха и счастья в работе. Не забывайте нашей боевой традиции, отлично работайте и стройте такие же землянки, какие строили со мной, и я руководил всегда их строительством. Да, землянки нам спасали и жизнь и житье. Тепло и радость можно было найти в ней.

Всего нами было выстроено 9 шалашей из елок и накатника и 13 землянок. Принято и передано 381 радиограмма 17971 группа. Вот итог нашей боевой работы, нашего совместного труда. С 22 февраля по 22 августа 1942 г. Честь и слава славным радистам.

Я постепенно удалялся с переднего края, горизонт разгорался все ярче и ярче. Солнце еще не взошло. Вдалеке река играет своими извилинами, как змея среди леса. Роса каплями села на траву. Я ползу и вижу, как муравьи торопятся в лапах с хвоей к себе в дом. Вот показалось и солнце красное, красное как раскаленное железо. Дышит брызгами ярких лучей. Наступает летний августовский день. На небе ни облачка, только слышен треск выстрелов, да свистящие пули, как пчелы, торопящиеся к себе в улей с медом. И еще вижу за 500 метров нашу разбитую землянку, вижу, как меня помахиванием руки провожает боевой друг Вася Агафонов. А потом все дальше и дальше я удаляюсь от них. Солнце уже поднялось высоко. Наступил жаркий день, принесший новые битвы и новых героев, которые рождаются при разгроме врага. У них громко, а я все тише и тише слышу артканонаду, они еще будут ее переживать и слышать, а я ее пока не слышу. Солнце уже высоко. До свиданья дорогие друзья, до скорой встречи. Увидимся в Москве.

Иван Семин

Знали мы друг друга еще в 1939 г. когда работали на радиозаводе в Москве. Он электромонтер, веселый парень, среднего роста, черный, подвижный. Всегда шутил, часто прибавлял слово «так-сказать». Просился в 1939 г. добровольцем в финскую компанию. Меня взяли, а его нет.

Настали дни опасности для Москвы, и одним из первых в нашем заводском коллективе он пришел после работы 15 октября в партком, где собирались добровольцы, идущие грудью защищать столицу. Он любил связь, но был назначен поваром. Разные были обеды, разные были вкусы, во все были довольны. Прибыли на фронт, началась боевая жизнь. Весь боевой путь, который проделал наш полк, весь этот путь проделал с нами повар Семин. На маршах при наступлениях, в большие морозы, всегда и своевременно были готовы горячие и вкусные обеды. Так он проработал зиму и весну и все же не забывал связь, к ней тянулся. В конце июня по его просьбе, его перевели в роту связи. Он попросился на самый ответственный участок работы.

Были жаркие дни середины июля. Он впервые участвовал в боях. С первых минут начала нашего наступления было спокойно со стороны противника, но затем противник открыл сильный артиллерийско-минометный огонь по нашему переднему краю. Связь прерывалась каждые 10-15 минут. Вот здесь и появился Семин. Кругом рвались снаряды и мины, сотни осколков и пуль. Но повреждения исправляются быстро и безоговорочно. Связь работает как часы. В один из моментов его работы на линии его ранило в голову и перебило линию. Заливаясь кровью, он продолжал работать на линии и ушел лишь тогда, когда связь была налажена. Товарищи быстро сделали перевязку, но итти в медсанбат он отказался и остался на переднем крае. Так он работал до конца боя. Где ползком, где по-пластунски он всюду и своевременно исправлял десятки повреждений.

В последних августовских боях Семин был назначен командиром отделения. Его линия работала безукоризненно. 50-60 раз выходил сам на исправление телефонной линии, перебитой огнем противника. В один из рейсов он увидел 3 раненых бойцов - сделал им перевязку, отнес их в укрытое место и стал исправлять повреждения. После исправления нужно было доставить раненых товарищей на пункт санитарной помощи. Он видел ползущих с передовой линии трех бойцов за боеприпасами и им приказал взять раненых бойцов. Те отказались. Он представал себя в лице среднего командира и после вторичного приказания они понесли раненых бойцов, не сумевших своими силами добраться до пункта. Вместе с ними он вынес бойцов. И вновь побежал на исправление линии.

В самые критические моменты, когда были такие артобстрелы, выпускалось в час по 2000 снарядов и мин и тогда сам, не дожидаясь команды, он бежал. Только бежал бегом и исправлял линию. В последнем бою Семин был ранен в ногу. Уходить в тыл он не хотел, но оставить его было нельзя, ранение тяжелое. Силою пришлось его увести с переднего края. Мужественный телефонист, воин с первых дней в нашем полку. За мужество и отвагу его командование представило к правительственной награде. Он поехал в тыл лечиться, но он еще вернется в нашу дивизию, и будет бить подлых врагов.

Сколько я видел раненых бойцов нашего полка, а также Семина. Все они горят желанием скорее выздороветь и вернуться в свою родную часть. Там мало осталось старых товарищей, но дух патриотизма, дух гордости своей дивизией посылает только в свою часть. Семин ранен в левую ногу, выше колена. У него повреждена кость, большая боль, но никогда не услышишь слова боли. Сколько было раненых товарищей, но ни зимой в холод, когда рана замерзала, ни летом в жару, когда в ранах заводились черви, мужественные патриоты добровольцы москвичи знали куда шли, знали трудности, знали, что их ожидает. Пережили зиму, весну, лето и настает осень. Скоро год нашей дивизии. Наши герои били, бьют и будут бить врагов.

Михаил Разумов

Был жаркий день середины июня. Мы строили землянки. Работали все командиры и бойцы. Радисты торопились закончить к закату солнца. Ротную землянку не ранее следующего дня. Курили редко, по очереди, так как было мало лопат. Мы вышли на работу, еще чуть-чуть светало. По заре были слышны автоматные очереди и ружейно-пулеметная перестрелка. Был большой туман. Соловьиные трели все заглушали. Так было приятно.

К 12-ти дня уже изрядно устали. Я редкий некурящий человек, курю редко и мало. Подсел ко мне Миша, мой тезка и говорит: давай закурим и потолкуем о житейских делах. Как всегда разговор начался о боевых задачах связистов, о хозяйстве и постепенно перевел на житейские темы, о жизни в прошлом, о его работе в Наркомате лесной промышленности. Когда над Москвой нависла угроза в октябре 1941 года, собрались работники Наркомата. 5 человек-коммунистов. Только одному можно было пойти на защиту Москвы, чтобы не было ущерба для работы Наркомата. Желающих было 5. Спорили до 12 часов ночи. Это было 9-10 октября. Доказывали свое положение, где семья, сколько детей и т.д., и всем хотелось помочь в рядах москвичей завещать родную Москву. Счастье выпало на долю Разумова. Все пожелали ему доброго здоровья, успеха и он стал готовиться.

15 октября, когда тысячи москвичей-добровольцев пришли заявить о своем желании итти добровольно защищать Москву, Михаил Разумов вместе со всеми влился в рабочий батальон. Он как старый связист, работая в Наркомате по спецсвязи, имея в своем ведении около 1000 радиостанций всех типов, был и здесь назначен ком. взвода связи. Сколачивали, обучали подразделения, оснащали техникой. Все это сделать легко ему, т.к. Наркомат и другие организации шли ему навстречу. В его взводе была патриотическая семья Болдано, профессора, доценты, подростки - все шли с любовью отдать свой долг на защиту столицы.

В 20 числах февраля полк начал свои боевые операции против немцев на Северо-Западном фронте. На д. Павлово и Сидорово наступали наши 1 и 3 батальоны. Ком. взвода связи 2 батальона был Разумов. Он вместе с ротами продвигался вперед. Заняв Павлово, 2-й батальон на плечах врага ворвался в Сидорово и его окраины. Среди первых был Разумов и его взвод. Он поднял свой взвод в атаку, за ним поднялись и другие роты и с криками "Ура" заняли дер. Сидорово. Он принял на себя командование, расставил круговую оборону и наводил порядок. Когда явился ком. полка Пшеничный он ему доложил о создании обороны и занятии населенного пункта. Командир поблагодарил его. Состав взвода на 70% уменьшился, часть ранило, часть погибло. С оставшимся коллективом он много проделал дальнейших операций. Основной его задачей было дать связь и держать ее бесперебойно от рот и ком. батальонов.

Наш полк наступал на Островню, атаки наши повторялись одна за другой. Мы несли тяжелые потери, но дух наступательный был у бойцов велик. В одну из таких атак Разумов среди первых ворвался в Островню, а оттуда доложил по телефону ком. полка о его нахождении в деревне. Командир ему не поверил и удивился мужеству и отваге связистов. После этого населенный пункт остался нашим.

В середине марта невысокого роста черноглазый мужчина 29 лет, похожий на цыгана, появился в роте связи. Это был Разумов, назначенный на должность ком. роты связи. Шустрый исполнительный командир быстро навел порядок в роте и расставил людей по своим местам.

Шли тяжелые бои под Черной. Были тяжелые потери. Людей для работы на линиях не хватало, и все же не было случаев перерыва связи. Повреждения исправлялись быстро. В снежных траншеях, которые прорыли наши бойцы для наступления на Черную, вместе с наступающими шли с телефонными аппаратами связисты Петрова и Лагузин и тянули за собой линию. Время клонилось к вечеру. Ночью был сильный артиллерийско-минометный обстрел нашего переднего края. Много бойцов вышло из строя. Утром следующего дня связисты остались одни в траншее, подняться нельзя, линия повреждена, связи нет. Кругом раненые и убитые. Но приказа об отходе не было, они - коммунистка и комсомолец остаются на поле боя. Лагутин ползет исправлять линию, Петрова по возможности оказывает помощь раненым бойцам. Так они - 2 отважных связиста, воспитанных Разумовым с первых дней формирования, 2 дня и 2 ночи не выходили с поля боя, промерзшие, без пищи, не спавши. Но без приказа - ни шагу назад. Когда была установлена связь с ними, они получили приказ вернуться в подразделение.

Лучшие землянки, которые по приказу командования строилась, были у роты связи. Это признала армейская комиссия. Бойцы Ким и другие получили премии за отличную работу по рытью землянки.

День за днем проходило время. Всякие были переживания на душе, успехи и неуспехи. Все пережили. Проводили тяжелую весну и встретили лето. Связисты, возглавляемые Разумовым, имели отличные показатели и связь во всех операциях работала отлично. Стоял вопрос, о котором он не знал. Выдвижение его на должность начальника связи 528 с.п. Его кандидатура была поддержана и вопрос его назначения был решен. Потихоньку он узнал, но не хотел этому верить, т. к. не представлял себе, как он покинет родной полк, в котором был с первых дней в прошел с ним большой боевой путь. Уговаривали его, что ты будешь в одной дивизии, все равно не хотел с этим мириться и расставаться с боевыми товарищами. Но если это требуется для защиты Родины - вопрос решен. Так нужно, так должно быть.

27 июня разведка ушла на блокировку дзота. Мне итти запретили. Вместе с ком. полка Пшеничным ушел Михаил Разумов. Я его просил взять меня с собой, но решительный отказ и мне предложили остаться здесь и держать с ними связь по радио и телефону. Пожелал им всего доброго. От души говоря, у меня было сильное желание пойти в разведку, такое желание, как никогда. Почему, это я не могу сказать, но сердце рвалось идти туда вместе с командирами. После их ухода я долго сидел, любовался закатом солнца, ярко-ярко светящимися лучами, деревьями, раскинувшими свои сочные ветви. Воздух вначале сухой, июньский, затем постепенно становился влажным. Я вначале думал, почему они меня не взяли на операцию, об ушедших друзьях на операцию и о многом, многом другом. Когда меня позвали, уже совсем стемнело, и я удивился и не заметил, как наступила ночь. Красивая, месячная летняя ночь, приносившая в дни мира столько счастья людям. Но это были воспоминания и мечты.

Мне сказали, что прибыл лейтенант Кошелев на место Разумова, он же должен был с 28 июня вступить на место нач. связи. Он ушел в последний раз в разведку и не звал, что у нас последний день. Я сидел за аппаратом сам и весь эфир был забит, как в всегда, тысячами сигналов. Время уже было близко к часу ночи. Связь работала отлично, говорили только шепотом. Разумов, Пшеничный, Гольдштейн и адъютант Слитков вышли из землянки и направились к блокируемому дзоту, чтобы лично руководить операциями. Впереди всех шел Разумов, в 3 метрах от него шли остальные. Опушка леса до дзота 100 метров. Блокировщики приближались.

Я получил сообщение, что все готово, сейчас начнем. Это сообщил мне мой герой-радист Агафонов. Во время их продвижения по тропке Разумов мурлыкал песенку под нос и вдруг послышались вдалеке 3 минометных выстрела. Быстро приближался вой мин, затем 3 взрыва, 3 воронки и 4 лежащих точки. Слитков подбежал к Разумову. Он уже был мертв. Стрельба не прекращалась.

Командир полка вернулся в дзот и организовал вынос Разумова. Стрельба усилилась и заговорили все виды оружия и все дзоты. Я после мучительного молчания радиостанции Агафонова услышал, что: «Нас накрыли мины. Разумов убит, возвращаемся обратно. Подробности телефоном». Я не могу этому поверить. Сорвана операция и погиб Разумов. Сердце еще сильнее сжалось. Неужели мог погибнуть такой смелый, отважный герой. Уже совсем стало светло, когда его привезли к санчасти. Я туда отправился посмотреть на друга. Вот он лежит все такой же черный. Лицо немного исказилось от смертельных судорог. На обмундировании сырая земля, которая его засыпала при взрыве. Лицо чистое, глаза узкие и продолговатые как у китайца, чуть-чуть приоткрытые. Небольшое выходное осколочное отверстие в груди. Все части тела целы и невредимы. Я переживаю горе. Погиб близкий товарищ, командир.

Вся рота переживает горе, весь полк и вся дивизия. Потеряли в лице Разумова боевого командира. Могила готова. Собрались все подразделения полка. Идет сильный дождь. Выступают боевые товарищи. Батальонный комиссар Киверин, Юровская, политрук роты связи и друг. Все говорят о славных делах командира, о близком товарище и ненависти к врагу. Отомстить за боевого товарища, уничтожить еще больше подлых собак Гитлера. Своим отличным трудом, не жалея крови, а нужно и жизни, отомстить за нашего командира. Раздается троекратный ружейно-автоматный залп в сторону врага и артиллерийский залп по фашистским гнездам.

С горечью на душе уходили с могилы погибшего командира. На могиле клялись отомстить за тебя и мы отомстим подлому кровавому бандиту. На могилу положили большой венок из живых полевых цветов, которые нарвали и сплели его боевые товарищи Петрова и Костанашвили. Бойцы бережно оградили могилу оградой, окопали ее и врезали в рамку фотокарточку Разумова. На могиле столб, на нем висит дощечка с надписью. «Разумов Михаил Дмитриевич, род. 18.09.1912. Погиб за Родину 27.06.42 г.»

Ты погиб герой отважный

За Сталина и за страну.

Мы сил не пожалеем,

Отстоим страну свою.

Прощай, любимый наш товарищ,

Друг родной наш дорогой,

За тебя мстить немцам будем,

Как мстили вместе мы с тобой.

На высоком кургане могила воина-командира. Рядом проходит дорога 500 метров от деревни Поля Ленинградской области.

«Прощай наш герой Миша Разумов. Ты сделал для Родины много, тебя не забудут, твой образ поведет вас на новые подвиги. Память о тебе останется навек».

Связисты

Командир без связи воевать не может

И в связи также не могут быть трусы,

Поэтому ряды связистов нужно множить

И так работать как точные часы.

В грозные дни для Москвы, когда формировался 3 рабочий полк, также формировалась рота связи. Ее формировали командиры: Посаженников. Войноровский, Петухов и Соколов. Все люди подбирались по специальностям. Радисты, телефонисты, мотоциклисты, верховые и другие. Руководил связистами начальник связи полка ст. лейтенант Андросов. Лыжные броски, практическая работа на линиях много дала связистам для будущих боев.

В начале февраля ком. роты назначили Сенина, политруком Митрошина и в составе 56 человек рота готовилась выехать на фронт. В роте были 3 девушки-телефонистки: Соня Кулешова, Таня Меерсон и Тамара Костанашвили. Кадры были подобраны хорошие. В роту влился командир Фейгин и в таком составе выехали на фронт догонять и бить врага.

Связь – главное в армии, и поэтому придавалось самое серьезное внимание подготовке связистов. Начали свой боевой путь 21 февраля и вместе с батальонами продвигались вперед. Связисты 2 батальона, возглавляемого Разумовым, и связисты 3 батальона, возглавляемые Шмелевым, работали в наступательных операциях отлично.

После первого этапа боев, когда заняли деревню Островню, мы понесли значительные потери среди связистов. Посаженников, Андросов, Фейгин и другие, ранены. Соколов, Петров, Прохоров, Кулагин, Бассис погибли, но связь давали и держали беспрерывно. Выросли новые командиры. Мартыненков - ставший на место Вороновского, командир штаба взвода. Лисицын на место Соколова, ком. телефонного взвода Сенин был назначен нач. связи полка. За отличную работу связистов под Черной, когда под шквальным огнем противника исправлялись повреждения, были представлены к правительственной награде товарищи Лисицын, Сабурин и Ким.

Телефонисты всех батальонов, кроме третьего, влились в роту связи, т. к. у батальонов не оставалось людей для боевых действий. Ком. роты назначили Разумова, политруком Коробкова. Получили в апреле пополнение 42 чел. Усиленно начали их обучать.

Старшиной роты был Гребенкин. В это время выросли такие люди, как Мельников, назначенный политруком 4 роты. Соня Кулешова ушла в разведку. Костанашвили взяли в партийную комиссию дивизии. Андросов вернулся снова и продолжал усиленно помогать обучать бойцов.

Радисты работали безукоризненно и получили несколько благодарностей от командования дивизии и полка. Начинался летний период боев. Заключили соц. договор на соревнование с ротой связи 528 с.п. Бои под М. и Б. Врагово показали хорошую подготовку связистов, где они работали отлично.

Вернувшийся из поваров Семин, Белов, Агафонов, Филаткин, Вершинин, Лагузин и много других отлично работали, как герои-связисты. Мы потеряли нашего командира Разумова. Он погиб, как герой. Всем было жаль нашего командира. Похоронили его и клялись отомстить за нашего друга. Ком. роты стал Кошелев. Политруков сменилось 3 человека, и после смерти Разумова политруком пришел Мельниченко. Заклеймили позором трусов и паникеров Прокофьева и Андреева, сорвавших боевую операцию под М. Врагово, убежав с поля боя. Выросли и воспитались такие отличные герои связисты, как Мартыненков, Лисицын, Агафонов, Ким, Филаткин, Леонов И.П., Богров, Борцов, Меерсон, Жеманов, Фелоров, Соколов Е, Барабанов, Проничев, Климов, Боков, Кукушкин и много других. Некоторые из них ранены, некоторые продолжают бить подлого врага. Много вложил сил в воспитание связистов Андросов, повседневно, ежечасно, учил и готовил бойцов к боевым делам и сам ими руководил. Много уделял внимания связистам нач. связи дивизии капитан Лидов. В последних боях смертью храбрых пали связисты Белов, Священко и другие. Их имена зовут нас на боевые дела. Мы будем мстить за наших погибших связистов.

Красные санитары

Вместе с мужчинами на защиту родной Москвы поднялись девушки. Одни пришли с заводов и фабрик, другие со школьной скамьи, из институтов. Были совсем еще подростки. Все они сознавали эту тяжесть и ответственность, какую они были готовы выполнять. Когда стоял вопрос об отсеве некоторых девушек домой, то было много слез и никто не хотел уходить. Все хотели принять участие в защите страны и Москвы. Когда дивизия двигалась на фронт, пришлось проделать большой тяжелый путь и они вместе со всеми, преодолевая трудности, показывали образцы на марше, подбадривали отстающих бойцов.

Руководивший в начале формирования нач. сан. службы Жуков, затем _ и потом бессменная т. Беркович А.Р. – наша старушка, седая, пожилая, спокойная женщина лет 50-ти, никогда не устававшая от работы. Много было работы в начале боевых операций полка. Большие морозы, недостаток транспорта, плохие дороги, все это заставляло проявлять – максимум изворотливости и умения. Хорошо была организована вывозка раненых на собаках, но неся потери и не получая пополнения, санитарных собак в конце концов не стало. Вся тяжесть оказания помощи раненым бойцам и командирам на поле боя ложилась на девушек-санитарок.

Вот здесь требовалась находчивость, смелость и отвага. 27-го февраля 2 рота 1 батальона наступала на Дягилево. Вместе с бойцами продвигались девушки. Наступление началось в 2 часа ночи. Тося Мазурова перевязывала раненых. Она ползала по снежному полю, оказывала помощь и уносила в тыл. Под самой деревней, около 4 часа утра погибла смелая, с карими горящими глазами, никогда не чувствовавшая усталости дочь Родины – Мазурова. Бывает тяжело раненому, даже нет сил подняться, здесь его находит смелая девушка и тащит его на себе, предварительно оказав помощь, на пункт.

Когда наш полк брал деревни Павлово, Сидорово и Бутылкино, мы понесли большие потери и во всех этих операциях принимали участие девушки. Болкунова Клава - вместе с бойцами участвовала в атаке, кричала «Ура». Она только что кончила десятилетку и вместе со всеми пошла на защиту Москвы. 1923 г. рождения, исключительно чуткая, с любовью относилась к раненым. Бойцы переползали только ползком, а она во весь рост все торопилась на крик к раненому. Раненая в ногу под Дягилево, она не ушла с поля боя и продолжала оказывать помощь раненым. Пуля снайпера скосила молодую, полную отваги и героизма, жизнь Клавы Болкуновой.

Зимой, в большой мороз, получив ранение, раненый боец и командир чувствует, что он может замерзнуть, истекая кровью. Его всегда и везде в любую погоду найдут смелые девушки-санитарки. Обидно, жалко становится раненому, что такая маленькая дружинница тащит на себе взрослого мужчину. Тогда силы приходят к раненому и он старается облегчить труд героини девушки.

В середине марта, когда велись жестокие бои под Ожеедами, среди пулеметчиков 1-го батальона была дружинница Таня Мамаева, широкоплечая с грубоватым голосом. Русые волосы, серые, упрямые глаза, прямой рот (типа Некрасова). Тогда копали снежные окопы. Много было раненых и она днем и ночью была среди бойцов и оказывала им помощь.

Был тяжело ранен в голову ком. пулеметного расчета Ваня Смирнов. Бурова Таня сделала ему перевязку, затем подползла Мамаева, еще забинтовала, оттерла руки ему, положила на шинель и отнесла в лес. Она его на санках отвезла на пункт. У нее лились слезы, когда она вернулась обратно. С еще большей силой начала работать. Ее ранило в живот. Она понимала серьезность ранения и вот ее слова перед тем, как ее унесли: «Я наверное умру, берегите себя и ребят». На лице у нее не было ни одной слезинки. Ее старались уговорить, щеки у нее были розовые, глаза были полны жизни. Она хотела жить, но ее молодая жизнь оборвалась через 1-1/2 часа.

Много героев девушек погибло за Родину, не жалея сил, которые помогли бойцам, помогали родной стране. Большую и благодарную работу проделала санчасть, когда у бойцов появилось много вшей. Были беспрерывные зимние бои, находились все время в лесах и тогда санитары своими силами выстроили баню, прожарили белье, посыпали его дустом и омыли всех бойцов в бане. В момент, когда не хватало кислот, болели десна, санчасть по своим рецептам сделала хвои настойку кислоты. Только благодарность слали им бойцы и командиры.

Всей этой работой руководила т. Беркович.

В майском наступлении, когда особенно было плохо эвакуировать раненых, по инициативе санчасти были сконструированы «волокуши», которые затем стали применять повсюду. Лучших сандружинников наградили орденами и медалями. Киричанскую – орденом Красной Звезды, Щукину и Сидоренкову – медалями и ряд других.

В напряженные дни боевых операций, когда количество раненых достигало более сотни в сутки, тогда приходилось работать без сна и по несколько суток. Врачи тт. Заровная, Беркович и их дружинницы, не жалея сил и энергии оказывали помощь в условиях зимы, весны и лета.

Вот эта седенькая старушка любила узнать последние известия, чем дышит фронт и страна и всегда, когда я появлялся, спрашивала: «Ну, какие новости» и обязательно отведет в сторону. Так внимательно слушает все мои сообщения, затаив дыхание. Несколько раз ей довелось слушать Москву. Она тогда говорила: «Я могу не спавши и не евши слушать родную столицу».

Наступили жестокие июльские бои. Санчасть подготовилась отлично. На переднем крае среди бойцов я вижу Злотину, Сидоренкову и др. девушек, которые оказывают помощь раненым. В середине дня 20 июля в разгар боя я нес важное донесение. Слышу Злотину. Солидная, пухлая девушка пудов 6 веса с золотистыми волосами. Ее ранило в голову и в самое бедро вверх. Нужно оказать помощь. Она сильно охает и призывает о помощи. Все на ней порвано, вся в земле, мелкие осколки и кровь. Я вынимаю лезвие, лежащее всегда по алфавиту в книжке, разрезал все, что было на бедрах, и увидел большую рану на самой мякоти, примерно 10-12 см. Она была заполнена сукровицей, черной от дыма и сверху блестками, как жир. Она бежит быстро, быстро. На минуту я не знал, что делать, растерялся, к тому же девушка. Быстро достал из левого кармана индивидуальный пакет, вложил в рану, затем достал еще бинтов, и нужно было закончить перевязку. В это время начался артобстрел. Жужжат сотни осколков, нужно убрать раненую. С трудом втаскиваю ее в землянку, кончаю перевязку и сам ухожу по своим делам. Пришлось оказать первую помощь, да к тому же девушке. Все бывает на войне. Сейчас эта девушка лечится в Костроме.

Много работы стало санитарам с наступлением весны и лета. Опухоль появилась у бойцов, отравляли желудки кониной и зеленью, к тому же во время операции было много раненых и раны быстро разлагались. Требовалась находчивость, быстрота и умение. Санчасть справлялась отлично со всей этой работой. В августовских боях девушки были в гуще бойцов. Сидоренкова, Комиссарова и другие. Десятки раненых воинов они вынесли с поля боя и оказали им помощь.

Ранило Комиссарову. Вот она идет и плачет, не хочет уходить с поля боя. Она просит ком. полка оставить ее здесь, но она тяжело ранена и ее отправляют в тыл. Сколько они все отдают своих сил для спасения жизней бойцам и командирам. Они и сейчас еще, оставшиеся в живых девушки продолжают самоотверженно работать. Вот их имена: Гита Свердлова, Кузнецова Таня, Мара Тюпич, Маланичева. Орденоносцы Чуркина и Сидоренкова, Зуйкова, Зенкова, Калекина, военврач т. Заровная и бессменная старушка Беркович. Они так много сделали для нашей Родины.

Погибшие девушки зовут нас на новые подвиги, на новые победы. Их имена запомнит наш народ, наша история. Всем красным санитаркам и всему боевому коллективу во главе с тов. Беркович шлют сотни благодарностей бойцы и командиры, находящиеся на излечении в госпиталях. Их благодарят наши семьи, жены, отцы, матери за оказание нам помощи, за спасение жизни. Честь и слава красным санитарам.

Капитан Андросов

Нашел я его в комнате. Среднего роста мужчина, 30-32 лет. Сразу бросилась в глаза его строгость, опрятность и подтянутость. Он как нач. связи полка назначил меня на должность ком. радиовзвода и сказал: «Подбирай людей и их обучай». Все вопросы организации управления связи лежали на его ответственности.

Сумели достать несколько мотоциклов и запасных частей. Все занятия, которые проводились с бойцами и командирами, он на них присутствовал или проверял их качество. Мы были все молодые командиры, он был кадровый командир, учившийся в училище связи и уже прослуживший 10 лет в армии. Главным отличительным качеством была требовательность к себе и починенным и проверка исполнений. Поучиться было у кого, и все его указания всегда принимались к сведению и исправлялись.

Связь по всему полку была очень плохо оснащена техникой, а вопрос стоял об отправке на фронт.

Все было сделано для того, чтобы обеспечить полк связью. Когда прибыли на фронт, начались сильные наступления. Крепко пришлось поработать связистам. Ст. лейтенант Андросов всегда находился там, где находится ком. полка, там, где требуется связь. В свободные от наступления часы он собирал ком. связи, указывал на недостатки в работе и отмечал хорошую работу.

В конце февраля под Островней его ранило в ногу и он, не желая отправляться в глубокий тыл, остался в медсанбате. Когда были дни затишья от боевых действий, он рассказывал анекдоты, про свою жизнь, о своей жене и детишках, которые остались неизвестно где. Много рассказывал о боевых делах своей части, в которой он разгромил врагов и после ранения попал в нашу дивизию. Когда он начинал рассказывать, всегда вокруг него собиралось много бойцов и командиров и уходили с больными от смеха животами. В конце марта он вернулся и приступил опять к своей работе. Вопрос о хозяйстве, учете имущества и техники и даже вопрос о строительстве землянок - он всегда был в курсе дела и всегда принимал участие в руководстве. Нужно было захватить "языка". Руководить операцией назначили Андросова. Вели детальную подготовку, наблюдали за противником, тренировались. Но операция сорвалась. Сорвалась, потому что была весна, были непроходимые болота, благодаря этому задача была не выполнена.

Летом, весной и зимой во всех боевых операциях все виды связи работали отлично. Когда ему присвоили звание капитана, он еще энергичнее и лучше взялся за работу. Много он уделял внимания росту и выдвижению кандидатов. Весь свой боевой опыт, свои знания, полученные в школе и Красной Армии, он отдавал для обучения бойцов и командиров. Ни одной боевой операции большой и малой не прошло без его участия.

Выращенные командиры тт. Лисицын, Мартыненков и много других обязаны ему, так как его повседневное руководство и забота о людях помогли быстро справиться с поставленными задачами. Его назначили пом. нач. связи дивизии по радио. Он сдал свои дела .уманову и должен был идти работать, но временно заболел. Сейчас он уже в дивизии продолжает свою благотворную работу, продолжает громить врага. Пусть еще долго живет и трудится для Родины смелый коммунист, отважный командир Красной Армии.

Он еще много сделает для нашей страны. Мы его воспитанники, бойцы и командиры благодарим его за отеческое к нам отношение. Он нас учил, растил, воспитывал и закалил для боев.

Командир Фетисов

Взвод пулеметчиков был подобран так же, как и другие подразделения, по специальностям. Ком. взвода был Фетисов. В его взводе было 2 девушки и 16 человек бойцов. В период, когда шла подготовка к боям, пулеметчики всеми силами старались взять максимум знаний. Успехи были хорошие, и взвод получил одно из первых мест в соц. соревновании полка. В боях зимнего периода взвод упорно и смело сражался с врагом, и к концу марта от взвода ПТО осталась одна девушка Зоя Куклина. Остальные были ранены или погибли. Фетисов также был ранен в голову. Куклина работала пулеметчицей. Она студентка 2 курса института, и она не уходила от пулемета до получения приказания, хотя за пулеметом оставалась одна и разила врагов.

Прошло около 3 месяцев, когда я его встретил на дороге. Шел он худой, с впалыми щеками, среднего роста. 28-30 лет. Крепко с ним поздоровались, кратко расспросил, где он был, что видел и направил его в штаб полка. Назначили его зам. ком. 1-го батальона. Я его встретил после назначения. Он сказал: «Я опять вернулся к жизни, могу продолжать свой боевой путь, громить врагов. В боях среди июля, когда полк неудачно провел боевые операции, и сняли ком. 1-го батальона Бурыма, то Фетисов был назначен комбатом. В батальоне было мало людей, получили пополнение, готовились начать августовские бои. 2 августа был радостный день, Фетисов получил медаль «За боевые заслуги». Еще больше у него стало энергии и сил для воспитания бойцов, чтобы быстрее и лучше разбить врага.

Октябрь 1941 - август 1942 г.

Дорога в тыл

Уходя с переднего края, переживаешь в душе горечь. Как не хочется покидать своих товарищей, полк и то место, где мужественно сражались и били врагов, чувство, которое нельзя описать.

Еще было терпимо, когда меня отправляли в тыл два моих товарища Яночкин и Филаткин. Тяжело им было нести, я дал им отдохнуть, послав искать две слежки для того, чтобы легче меня нести. Сам я пополз на коленях, так полз 300-400 м.

Недавно взошло солнце, земля еще сырая от росы; по дороге и около нее много воронок, а сколько много попадается осколков разных калибров. На одной только тропинке, по которой я полз - нельзя было счесть их количество.

Земля пахнет гарью и порохом. Родная наша земля, невинная и поруганная подлыми фашистами. Сколько на тебя сброшено металла, вся ты изрыта минами и снарядами, полита ты кровью родного народа и слезами замученных мирных жителей.

Вот эти 300-400 метров показались мне длинным путем. Сколько пронеслось в мыслях разных дум, сколько переживаний. Руки в грязи, на коленях грязь. Встречаются пятна запекшейся крови; мухи стаями садятся на пролитую кровь. Все это отчетливо видно, потому что ползешь и все, все видишь, земля у тебя так близко. Даже далекие разрывы снарядов слышны, как гул.

Ребята принесли две слежки и мы продолжаем наш путь – то на плечах, то на слежках. Уже входим в лес. Последний раз через лес, через поле, вижу свой передний край и реку. Пришлось в Робье искупаться один раз и много раз пить из нее. В душе много так переживаний и воспоминаний. Все это сливается с гулом снарядов и шумом в голове.

Уже встречаются старшины и повара, несущие завтраки на передний край. Вот показалась пристань. Вижу: лежат раненые бойцы и лошадь с волокушей. Привезли раненого Ванюшу, ему 18 лет. Он тяжело ранен. Я уступаю ему свою волокушу, чтобы ему скорее доехать до медсанбата и получить помощь. Он еле дышит, но еще в памяти и хочет жить.

Я распрощался с боевыми товарищами и на волокуше поехал в санроту. В небе кружится «горбыль». Погода предвещает быть хорошей. Дорога уже высохла и по ней можно ехать, а не ползти, как 12 дней назад.

Вот и медпункт. Сделали перевязку, наложили шину. Завтрак. Ждем лошади ехать дальше.

– Ведь сегодня воскресенье - говорит ПНШ Камышев

– Да, но мы забыли счет дням.

Улеглись на подводу – я, Камышев, Лайпанов и санитар, поехали в д. Козлово в медсанбат.

Август 1942 г.

Маленькая операция

Полк шел в наступление на М. Врагово. 3 батальон 528 полка рывком выбросился вперед. Противник вел сильный огонь.

Погода была пасмурная, ночью прошел большой дождь. Это было 20 июля.

Пулеметчик Киселев выкатывал пулемет на открытую огневую позицию, чтобы уничтожать врага. Он немного находился в полку, прибыл с последним пополнением, а до этого работал на предприятии в Каширском районе.

Пулемет уже из-за бугорка стал виден немецкому снайперу и он ждал появления пулеметчика. Долго ждать не пришлось. Киселев приподнялся, чтобы еще продвинуться вперед и сразу же почувствовал удар в левый бок и откатился на 2 метра от пулемета. Несколько призывов о помощи и затем, чувствуя невозможность оказать ему помощь, и не имея возможности выползти самому из-за сильного пулеметного-автоматного огня противника, Киселев остался ждать темноты.

Когда наступила долгожданная темнота, то местность освещалась сотнями разноцветных ракет и стрельба не прекращалась, но нужно выходить. Шел сильный дождь. Он дополз до скатов окопов, стал подниматься по насыпи и на самой вершине, когда оставалось 50 см до окопа, он по скользкой земле поехал вниз. У него было потеряно много крови, но он хотел жить и быть еще полезным Родине. Началось опять движение вперед. Уже забыв о том, что кругом идет стрельба и свет ракет, дополз такое же расстояние и почувствовал, что его поймали за руку. Еще одно усилие и он в глубоком окопе. Сил не было, уже светало. Его отправили в медсанбат и там определили по его пульсу, что он жив. Так как он потерял много крови и был очень слаб, ему срочно сделали операцию и переливание крови, и отправили в тыл лечиться.

С тех пор прошло ровно 2 месяца и 2 дня. Сегодня, 23 сентября, на операционном столе лежит Киселев, чувствует себя хорошо. Так как рана не заживает, перебитое ребро разложилось, поэтому медицина решила сделать резекцию части ребра (удаление). Все подготовлено.

Операцию делает врач Тихомирова З.С., ассистент т. Волкова. На ощупь определили место разреза, операция под местной анестезией (обезболивание) и т. Тихомирова начинает делать шприцем с иглой уколы, вливая новокоин. Вливание продолжалось 4 минуты, было влито 100 грамм. Оперируемый чувствует хорошо. Накрывают его простынею с разрезом против раны, мажут йодом оперируемый участок, и врач просит скальпель.

Делает им разрез параллельно ребер 10 мм. Показалась жировая прослойка под кожей, затем еще один разрез скальпелем по этому месту и показались красные мышцы. Врач Волкова 2-мя крючками расширяет рану, слышен треск – Тихомирова вынимает маленький осколок кости, просит распатор и начинает отслаивать им надкостницу от кости. Это делается так же, как тупым топором сдирают сухую кору с елового бревна. Больной немного вздрагивает. Показалось ребро, и реберным распатором врач приподнимает отломленную часть ребра. Взяла костными кусачками и стала с силой тянуть на себя. Больной охает, ребро вырывается из кусачек и начинается снова. Затем несколько поворотов и межреберными ножницами подрезала отломленную часть ребра. Больной ощущал в это время, что у него хотели вытянуть всю душу, но она осталась на месте, т. к. до души было далеко и это не входило в задачи врача.

Врач просит острую ложечку и выскабливает ей внутри разреза, по краям и грануляционную рану. Рана глубиной 2 см. Врач вкладывает тампон, чтобы собрать гной, который будет там накапливаться. Врач просит иглодержатель с кожной иглой и в 2 местах накладывает швы. Шелковая нитка стягивает разрез.

Операция длилась 11 минут. В течение всей операции оперирующий врач держал себя спокойно и хладнокровно, все инструменты подаются быстро и безошибочно. Что меня удивило к концу операции - я стал мокрый и пот капал с лица. Врач говорит – нервы. Да, нервы. Мне операции делали, но сам на операции не был, вот и привела судьба посмотреть.

Боец Киселев чувствует себя удовлетворительно. Встал и просит посмотреть кусок ребра, вынутого из левого бока. Он длинной 8 см, красный кусок кости, потрогал его и положил обратно на стол. Больного увезли.

На следующий день больной чувствует себя хорошо и говорит, что скоро он выздоровеет. 1-1,5 месяца и пойдет снова бить подлых врагов. Защищать нашу родную землю, семьи, жен, детей, отцов и матерей. У него есть жена и ребенок, его приглашают в гости, но сейчас нет времени.

Врачи делают массу операций, и сотни бойцов будут помнить имена врачей, которые дали им жизнь и счастье в жизни. Всякая операция, удачно сделанная, а они все делаются только удачно – это возвращение к жизни человека. Врачи молодые, но большой практический опыт и приемы, взятые от своего опытного хирурга т. Державец - даст им возможность делать сложные операции без малейшего колебания и всегда удачно, только нужно пожелать им благотворного труда.

Врачи т. Державец, Герасимова, Султанова, Волкова, Тихомирова, Войничева, ст. операционная сестра Петровская – вот костяк госпиталя.

Кузница, мастерская здоровья. Трудитесь честно и энергично, вы останетесь в памяти на жизнь.

25 сентября 1942 года, Кострома, госпиталь 3031

Письмо боевого товарища Н.В. Ковшовой и М.С. Поливановой Нине Дмитриевне Араловец

Обносов Владимир Федорович

Добрый день, Нина Дмитриевна! С гвардейским приветом к вам Владимир Обносов.

Нина Дмитриевна. Вы просили меня написать про последние часы жизни вашей дочери — героини Наташи Ковшовой. Я очень рад выполнить вашу просьбу и начинаю описывать тот боевой эпизод.

14 августа, когда наше соединение получило боевой приказ на прорыв сильно укрепленной полосы противника с задачей: перерезать шоссейную дорогу Старая Русса — Демянск. После короткого митинга в подразделении, на котором бойцы, сержанты и командиры поклялись, что с честью выполнят поставленную командованием задачу. После короткой артиллерийской подготовки бойцы нашей части пошли на штурм вражеских укреплений. При нашей части, как это требует условие боя, был создан оперативный резерв, на случай контратаки противника. 4-я рота, где находились и служили Наташа Ковшова и Маша Поливанова, являлась оперативным резервом части.

В 5 часов утра, когда наши части поднялись в атаку и ворвались в немецкие траншеи, произошло так неожиданно, что противник дрогнул и, оставив передние траншеи и блиндажи, отошел на заранее подготовленный рубеж обороны. Примерно в полдень пулей немецкого снайпера был убит командир полка майор Тарасюк. В это время ввели в бой 4-ю роту. Наташа и Маша крикнули лозунг: «Отомстим за любимого командира. Вперед за Родину, за Сталина. Вперед, москвичи» и вместе с наступающими бойцами ворвались во вторые траншеи противника. Противник отошел на новую линию обороны, теряя по пути отхода убитых и раненых от метких пуль девушек снайперов — Наташи и Маши. Более 15 фрицев было уничтожено за этот короткий бой славными девушками.

К вечеру противник, перегруппировав свои силы, при поддержке артиллерии пошел на узком участке в контратаку. Превосходящие силы пехоты яростно атаковали наши позиции. Первая контратака противника была отбита с большими потерями для него. Девушки и, как их у нас называли, «неразлучные друзья», имели задачу своими меткими выстрелами выводить из строя офицерский состав противника. С этой задачей девушки справлялись на отлично. При отражении контратаки они вместе уничтожили 4 офицера и 5 солдат. Противник повторил контратаку. Противнику удалось на этот раз обойти наши подразделения и в частности 4-ю роту. Героическая горсточка людей дралась храбро. У храбрецов кончались боеприпасы, а подбросить не имели никакой возможности, но сдаваться москвичи врагу не хотели. Кончались патроны и гранаты, шли на врага врукопашную. Примерно в 6 часов вечера была ранена в руку Наташа. Наспех перевязав рану, она непрерывно уничтожала немецкую мразь. Вот ранило и Машу, а вслед за Машей вторично была ранена Наташа. Немецкие цепи плотно сжимали кольцо. Девушки решили скорее умереть, чем сдаться немецким тварям. У девушек кончались боеприпасы: в подсумке осталось по одной гранате и по нескольку патрон. Обнаглевший от ярости немецкий офицер ворвался в окоп девушек и крикнул: «Русь, сдавайся». Девушки ответили: «Русские девушки не сдаются в плен». Раздался выстрел, и офицер упал мертвым. Немецкие солдаты приближались к девушкам. Их разделяло уже 25-30 метров. Маша, собрав свои последние силы, бросила гранату — 4 немца остались на земле недвижимыми. Маша сказала: «Наташа, ты не бросай последнюю гранату и оставь ее для себя». Девушки, прожившие вместе долгие времена, решили подорвать себя гранатой, но не сдаться в руки врагу. Прижавшись вплотную друг к другу, девушки подорвали себя гранатой. Вместе с девушками были убиты 3 немца.

После того как атака противника была отбита, девушек нашли мертвыми и изуродованными до неузнаваемости немецкими зверями. Бойцы поклялись отомстить за славных героинь-девушек и яростно пошли в атаку, сметая на своем пути вражеские укрепления. Так 14 августа под дер. Сутоки погибли Наташа Ковшова и Маша Поливанова.

Нина Дмитриевна, я вас прошу извинить меня, что, может, не совсем складно написал. Времени свободного очень мало, и поэтому очень кратко написал. Пару слов о своих боевых делах и нашей жизни. Жизнь наша фронтовая вам уже известна. Находимся уже на другом месте и скоро погоним немца, об этом сообщу позже. В подразделениях проработали ваше письмо, написанное вам через редакцию нашей газеты.

Дорогая Нина Дмитриевна, я вас очень прошу: если будет свободная минута, опишите про свою жизнь и жизнь родной Москвы.

На этом писать кончаю. До свидания. С приветом. Что интересует — пишите: Полевая почта 18666, Обносову Владимиру Федоровичу.

Владимир Обносов, 15 ноября 1944 г.

Воспоминания

Найденова Софья Дмитриевна

13 августа 1942 г. наши чуть было не попали в окружение, рядовой Сурен Саркисов и другие ребята закопали свои удостоверения и откопали их только на следующий день. Наташа и Маша, как к вся молодежь, рвались в бой, (Наташа была лидером, всегда в центре внимания, Маша — невидная и неразвитая). Их долго не пускали. 14 августа было сделано исключение: полк попал в окружение, несколько медсестер оказались в плену, погиб командир полка Тарасюк. Секретарь партбюро политрук Бендерский разрешил Наташе и Маше идти в бой.

Раненный в живот, с трудом приполз к своим боец Новиков, позднее он, очевидно, умер. Довнар сказал: "Там девочки остались, они подорвались". Я предложила рядовому Горелову, который хорошо знал Наташу и Машу, сообщить о случившемся П.Л. Петрову-Соколовскому. Он пришел и все записал. Петров-Соколовский хорошо относился к Наташе и Маше. В их гибели он неповинен.

Полянка, на которой погибли Наташа и Маша, не сразу была взята. Когда наши заняли эту полянку, бойцы искали тела девушек, но безрезультатно. Да и что можно было найти: у немцев были противопехотные мины, река Робья была красная от крови, трупы смердили нещадно. Я даже схватила дизентерию и астму. Не исключено, что Наташу и Машу похоронила чужая команда.

31 января 1983 г.

Воспоминания о знаменитых снайперах, Наташе Ковшовой и Маше Поливановой, Героях Советского Союза.

Саркисов Сурен Григорьевич

Прошло более сорока лет с тех пор, как доблестная Красная Армия разгромила фашистскую Германию и добилась решающей победы, освободив не только нашу страну, но и народы Европы от фашистского порабощения, что явилось важным историческим событием. Красное знамя Победы, водруженное на здании Рейхстага поверженного Берлина в мае 1945 года, оповестило народы мира о долгожданной победе Великого Советского народа и его союзников в смертельной схватке с гитлеровской Германией и ее союзниками. Мир горячо рукоплескал народам Советского Союза.

В рядах славной Красной Армии достойное место занимала 3-я Московская Коммунистическая стрелковая дивизия, состоявшая в основном из добровольцев, коммунистов, комсомольцев Москвы - славной столицы нашей Родины.

Дивизия формировалась в октябре 1941 года, когда столица была в большой опасности, когда немецко-фашистские полчища рвались к Москве и находились от нее на расстоянии каких-нибудь 18-20 километров.

- Нет и нет! - думал каждый москвич, каждый воин Красной Армии, думало наше правительство и родная Коммунистическая партия, думал весь Советский народ.

- Не бывать фашистским варварам в столице нашей Родины, в Москве. Москва была, есть и будет вечной и гордой Столицей нашей Родины, городом славы и чести Великого Советского народа!

В нашу часть шли добровольцы, москвичи, по зову сердца, совести. Шли рабочие, инженеры, строители, юристы и археологи, архитекторы и врачи, кандидаты и доктора наук, молодежь и люди среднего и старшего возраста. Шли целыми семьями и в этом сказывалась высокая сознательность и чувство патриотического долга советского человека.

С первых же дней формирования личный состав части, расположившись в районах Ховрино, Тушино, Химки приступил к активной боевой и политической подготовке, а также к возведению оборонительных сооружений.

Я пришел в часть из Государственного Проектного института №3 Химпрома СССР, где работал архитектором по проектированию объектов промышленного и гражданского строительства для химической промышленности. Сборным пунктом нашего Калининского района была школа №406 на Авиамоторной улице, недалеко от Дангауэровского моста на шоссе Энтузиастов. Пришел я в школу 14 октября 1941 года. В школе к нам обратился один из командиров и просил, что если кто-либо сможет достать в своем учреждении противогазы, то это было бы большим подспорьем для комплектуемого батальона. Я согласился достать противогазы, тем более, что основная часть института была эвакуирована куда-то за Урал.

Мне была выделена полуторатонка и даже выдали пистолет системы Коровина, как говорят, на всякий случай. На шоссе Энтузиастов, против здания ТЭЦ, расположено здание нашего института. Сюда мы и приехали на грузовой автомашине. В институте было очень и очень мало народу. Прошел я к заместителю директора института Клюеву Николаю Никифоровичу. Этот человек пользовался большим авторитетом в институте. Он был моряком Балтийского флота. Похож был по своему облику на знаменитого киноартиста тридцатых годов Баталова, игравшего в знаменитой кинокартине «Путевка в жизнь». Ведал он хозяйственными делами института. Клюев встретил меня с большим вниманием и, выслушав меня, дал тут же по телефону команду, чтобы мне из склада института выдали 200 противогазов. Поблагодарив Клюева, простился с ним и ушел. Перед моим уходом он пожал мне руку и в сердцах сказал:

- Ну, Сурен Григорьевич. Желаю тебе и твоим боевым товарищам успехов и возвращения домой с победой! - и тепло и широко улыбнулся. Погрузили мы противогазы, расписался я в получении этих противогазов и поехал в школу. По выезде на шоссе Энтузиастов водитель почему-то поворачивает налево, а не направо.

- Ты куда? - спрашиваю я водителя.

- Туда, куда надо! - отвечает водитель.

Вот тут-то я вынимаю свой небольшой пистолет и направляя к нему, командую:

- А ну, поворачивай направо, нечего дурака валять!

Водитель ничего не ответил, быстро повернул машину и поехал в правильном направлении. Видно, что он не ожидал, что у меня может быть пистолет. А ведь известно, что в эти дни кое-кто пытался, попросту говоря «драпануть» из Москвы, а некоторые даже сеяли панику среди населения. Но, как правило, деятельность таких людей быстро пресекали наши органы с помощью населения.

Прибыв в школу, я сдал командованию противогазы и сообщил о поведении водителя. Оно вызвало к себе этого водителя, а что было с ним дальше, я не интересовался. Я был рад, что мне удалось выполнить просьбу командования, достать противогазы. Благодарил меня капитан Зряхов, командир батальона.

Наш батальон расположился 16 октября в районе Тушино. Когда узнали, что я архитектор, решили перевести меня к саперам и при этом капитан Зряхов сказал:

- Ну, если Саркисов архитектор, то пусть наведет в нашей обороне такую архитектуру, чтобы фашисты обломали себе зубы и нашли бы себе могилу.

В этот же день меня представили инженеру полка, военинженеру 3-го ранга товарищу Краснопольскому, похожему на самого Чапаева, только с маленькими усиками. Побеседовав со мной, Краснопольский познакомил меня с кандидатом геологических наук Котловым Федором Васильевичем, ставшим впоследствии на фронте инженером дивизии.

В комнате, где со мной разговаривал Краснопольский, была еще одна девушка, оказавшаяся копировщицей, хотя, как потом выяснилось, она была в группе телефонисток, Вера Тихонова.

Мне было поручено выполнить ряд схем с расположением каких-то оборонительных сооружений. Работы эти я выполнил, очень старался выполнить их на хорошем уровне. При сдаче работы Краснопольскому последний, просмотрев их сказал:

- Товарищ Саркисов! Я вас теперь никуда не отпущу. Будете работать у меня.

Я несколько растерялся и ответил ему:

-Товарищ военинженер. Вам этот вопрос надо видимо решить с командиром полка, товарищем Довнаром. Но Довнар меня не отпустил, разрешил некоторое время поработать у Краснопольского, а уже с 26 ноября переводят в оперативную часть полка в подчинение помощника начальника штаба полка старшего лейтенанта Павлова Владимира Михайловича со знаками танкиста на петлицах. Я еще узнал, что Павлов был сыном московского рабочего, революционера, знавшего лично Ленина и особенно Марию Ильиничну Ульянову.

В части в это время было более 600 девушек. Среди них были сандружинницы, санинструкторы, пулеметчицы, минометчицы, связисты, врачи, автоматчики и снайпера.

Я был, как окончательно определился, во втором стрелковом полку. В полку много говорили о каких то закадычных подругах, сандружинницах и снайперах Наташе Ковшовой и Маше Поливановой. Было известно, что эти девушки также добровольцы из Коминтерновского района, из организации «Оргавиапром», и что они очень настойчивы. В связи с этим хочу сослаться на воспоминания одного из наших ветеранов, ныне гвардии полковника Горелова Василия Никифоровича, который в апреле 1986 года поведал нам, группе ветеранов о своей первой встрече с Наташей Ковшовой и Машей Поливановой в октябре 1941 года.

«Я формировал рабочий коммунистический батальон Коминтерновского района Москвы в здании Дома крестьянина, расположенного на Трубной площади, - говорил Горелов.

Подошли ко мне и представились две совершенно юные девушки Наташа Ковшова и Маша Поливанова. Наташа бойкая, с серо-синими глазами и более скромная Маша Поливанова, с ямочками на щеках, с мягким взглядом карих глаз. Осмотрев внимательно этих девушек, я сказал:

- Девушки, милые. Какие же вы вояки? Вы же такие юные.

Наташа и Маша не ожидали такого оборота дела, такого к ним обращения и, улыбнувшись, обе почти одновременно протянули Горелову свои удостоверения об окончании специальных снайперских курсов Осоавиахима Коминтерновского района Москвы.

Горелов продолжал рассказывать, что он, честно говоря, не ожидал такого и, сделав удивленный вид, готовый почти извиниться, сказал:

- Ну, это совсем другое дело, - и с некоторым облегчением вздохнул.»

Наташа и Маша испытывали большую радость, так как эта была первая победа в завоевании доверия к себе, как к равноправным бойцам, к снайперам.

Эти девушки были горды тем, что стали бойцами рабочего коммунистического батальона Коминтерновского района Москвы.

Когда часть уже находилась в районе Ховрино, Тушино, Химки к подругам еще продолжало иметь место некоторое недоверие. Когда капитан Довнар впервые увидел Наташу и Машу в мужской форме, то принял их за щуплых юношей, а когда ему сказали, что это не юноши, а девушки, то капитан сделал удивленный вид и сказал, что мол тем более, нечего им делать в полку, надо направить их домой. Но, этого все-таки не произошло. Снайперское мастерство Наташи и Маши вскоре было проверено на учебных стрельбах, где они в меткости стрельбы резко отличались от многих других. Тут был еще один случай, когда знания Наташи и Маши проверял сам командир полка. Наташа и Маша рассказали о материальной части своего оружия, а также в краткий срок отлично разобрали и собрали свое оружие. Командир полка был приятно удивлен и даже поставил их в пример многим мужчинам. Довнар был обрадован и подтвердил самому себе, что сделал правильно, оставив девушек в полку.

По указанию Довнара Наташу и Машу переводят в оперативную группу штаба полка, ставят на довольствие в комендантский взвод. Особое внимание к Наташе и Маше и заботу проявлял помощник начальника штаба полка старший лейтенант Павлов, зная, что действия снайперов, как в обороне так и в наступлении, имеют большое значение.

Штаб полка находился в двухэтажном здании Парашютной фабрики в районе Тушино. При входе в штаб полка часто можно было видеть Наташу или Машу, стоявшими на посту. Надо было видеть, как серьезно Наташа или Маша проверяли документы тех, которые проходили в штаб полка.

Как отличные снайпера, Наташа и Маша уже пользовались большим уважением у солдат и офицеров полка. 18 ноября 1941 года в письме к своей матери, Нине Дмитриевне Араловец, Наташа пишет:

«...научилась стрелять из ручного пулемета и из «Максима». Кидала боевые гранаты. Словом стала полноценным красноармейцем. Еще 20 октября мы приняли присягу. Ты подумай только, я, обыкновенная девушка, удостоена чести быть воином Красной Армии, да еще в добавок, защищать нашу Москву, нашу родную, горячо любимую столицу. И знай, во имя нашего счастья, во имя нашей большой и радостной победы я оправдаю это доверие Родины и отдам все, что могу, - свою силу, уменье и жизнь, чтобы не пустить к нашей Москве коричневую чуму, чтобы стереть ее с лица земли, как гнусную коросту. Обо мне не беспокойся - это самое главное...»

Наташа и Маша продолжали совершенствовать свое мастерство и одновременно, по заданию командования, обучали большую группу солдат снайперскому делу.

В феврале 1942 года наша часть была переброшена по железной дороге на Калининский фронт со сосредоточением в районе озера Селигер.

Зима была холодная и снежная. После многокилометрового марша по заснеженным дорогам, часть вступила в бой с противником в районе деревень Новая Русса, Павлово, Сидорово. Уже находясь в группе командного пункта полка, Наташа и Маша успешно выводили из строя немецких офицеров и снайперов.

После освобождения ряда населенных пунктов, таких как Новая Русса, Старое и Новое Гучево, серьезные бои развернулись за освобождение деревни Великуша, сильно укрепленного опорного пункта противника, окруженного оборонительным снежным валом. Бои шли со 2-го по 4-ое марта. Полк нес серьезные потери. Москвичи сражались отчаянно, с неукротимым упорством.

В боях за Великушу Довнар был тяжело ранен в обе ноги и, благодаря мужеству Наташи и сандружинницы Маруси Медведевой, перевязали раны командира полка. И сперва на волокуше, потом на санях, доставили в медсанбат в Новое Гучево.

Обо всем этом рассказывал сам Станислав Александрович, уже после войны, летом 1946 года, когда был гостем моей семьи, а в нашей семье он бывал часто. Мы дружили семьями.

Я привожу своими словами рассказ Довнара о его ранении в боях за Великушу и мужестве Наташи. Когда Довнар обходил в Великушах снежный вал, ползком и с перебежками, то наткнулся на смертельно раненого своего адъютанта Рыженкова и задержался около него. Вскоре Рыженков скончался. Тяжело было командиру полка... Довнар стал ползти дальше. Не успел Довнар отползти и нескольких метров, как чем-то тяжелым ударило по обоим ногам.

- Черт возьми, неужели я ранен, - подумал Довнар. Лежа на снегу, он стал кричать о помощи, стал звать Наташу. Собрав все свои силы, капитан дополз до ближайшей воронки, свалился в нее и продолжал кричать о помощи... Наташа услышала эти крики, прибежала к воронке и, увидев командира, лежавшего с окровавленными ногами, ужаснулась. Потом побежала в сторону и привела с собой Марусю Медведеву, санинструктора.

Маруся быстро стала перевязывав ноги раненого... Тем временем Наташа опять куда-то побежала и вскоре поволокла деревянную "волокушу", чтобы увезти командира в медсанбат. Медсанбат находился в Новое Гучево.

Наташа и Маруся впряглись в лямки и поползли по снегу в сторону оврага, за которым находилось Новое Гучево. Довнар долго кричал, жаловался на адские боли в ногах... ругался...

Довнар рассказывал, что по пути в медсанбат случилась новая беда. Встретив по пути двух солдат, Наташа сообщила им, что ранен командир полка и просила их помочь им довезти Довнара до медсанбата. Солдаты согласились помочь. Но, не успели проползти и нескольких метров, как на мине подорвались эти солдаты и скончались. Довнара выбросило волной из волокуши... Маруся была легко ранена... Девушки уложили опять Довнара на волокушу и поволокли дальше.

Довнар попросил остановиться, и дал указание сбегать к оврагу, где недалеко находился штаб полка, и позвать к нему капитана Павлова, который увидев лежащего на волокуше раненого, глубоко переживал. Довнар приказал Павлову принять командование полком и сказал еще, что надо идти в Великушу, которую надо удержать, во чтобы то ни стало.

Наташа и Маруся опять легли и потянули волокушу с Довнаром дальше. Когда достигли самого оврага, Наташа остановила подводу и, сообщив рядовому, что надо везти раненого командира полка Довнара в медсанбат. Быстро уложили Довнара на сани и поехали. Пришла ночь. Появились звезды. Довнар стонал и думал о том, что с ним будет, придет ли снова в полк... Вот и медсанбат. Довнара приняли и вскоре сделали перевязку перебитых ног, поместив их в специальные лубки, а сам капитан был в забытьи. Около Довнара сидела Наташа и всякий раз успокаивала его, когда он приходил в себя и спрашивал:

- Как там с Великушей?

Наташа отвечала, что Великуша освобождена полностью и чтобы он, Довнар, не беспокоился.

Капитана эвакуировали в Москву на дальнейшее лечение. Наташе было поручено сопровождать Довнара.

В госпитале у Довнара началась гангрена обоих ног. Хирурги ампутировали его правую ногу, а с левой ногой обошлось. Наташа ежедневно навещала Довнара, старалась быть очень внимательной, трогательно ухаживала за ним. Надо сказать, что Маша, оставшаяся в полку без своей подруги Наташи, очень скучала по ней. В это время Маша написала письмо матери Наташи следующего содержания:

«... Нам, фронтовикам, здесь приятно чувствовать заботу матери. Вам, бывшей партизанке, жизнь фронтовая знакома, и вот, когда мы читаем эти письма, Вы мне становитесь настолько близким, как будто Вы не в Бугуруслане, а здесь, вместе с нами. Ваша теплота, ласка, забота о нас, фронтовых девушках заставляет нас еще больше ненавидеть проклятых фашистов...»

В конце апреля 1942 года Наташа возвратилась в полк и с огромной радостью опять встретилась с Машей. Началась боевая жизнь отважных снайперов. По поручению командования подруги продолжали обучать новую группу снайперов.

В конце июня 1942 года, по прибытии с офицерских курсов, которые я проходил в городе Вышний Волочек, мне сообщили, что Наташа и Маша отличились в боях за Большое и Малое Врагово. Наташа с Машей, действуя вместе, уничтожили немецкий расчет станкового пулемета, который мешал действовать одному из наших подразделений.

Помню случай, когда по пути в штаб дивизии, я встретил Наташу с Машей, занимавшихся обучением новых снайперов.

Заметив мое появление, Наташа и Маша обрадовались, встретив приветствием. Ответив на приветствие, я спросил:

- Ну, милые наши девушки, расскажите, каковы успехи ваших учеников?

- Отличные ребята, - начала Наташа, улыбнулась и продолжала. - Ребята очень старательные, занимаются толково.

- Ребята действительно очень толковые, - повторила Маша.

Обе девушки, как бы довольные успехам своих учеников, мягко улыбнулись с огоньками в глазах, и стали живо рассказывать о первых практических успехах своих учеников по уничтожению немецких солдат или офицеров.

Вот что рассказала Наташа:

- Совсем недавно, мы лежали на заранее выбранной позиции в лесу, хорошо замаскировавшись. Я лежала со своим учеником, а Маша со своим. Перед нами озеро, за которым мы внимательно следим. День был теплый, солнечный, а небо синее, синее. Видим, что к озеру подходят два немецких солдата, останавливаются, по сторонам оглядываются и, убедив себя, что за ними никто не наблюдает, сняли с себя автоматы, положили на траву, вероятно, собравшись купаться. Действительно, немцы стали снимать с себя одежду. Мы так притихли, все в напряжении. Немцы под неустанным прицелом. Вдруг почти одновременно последовали два выстрела. И что же? Два немца, стоявшие почти у самой кромки воды, плюхнулись в озеро, появились брызги... Нырнуть-то нырнули немцы, а вынырнуть так и не вынырнули. Мы с Машей так были рады, кажется даже больше, чем сами наши ученики. Мы были горды тем, что наши ученики отлично начали вести свой боевой счет по уничтожению фрицев. Этим нашим двум ученикам было присвоило звание снайперов, - закончила Наташа.

Рассказ Наташи я слушал с огромным вниманием и радостью. Уходя, я пожелал девушкам дальнейших успехов в подготовке смелых снайперов.

Был еще один интересный случай. Это произошло в период, когда часть была отведена на краткий отдых. Мне было поручено поехать в дивизию за важным документом. Я и мой напарник, лейтенант Дмитрий Новожилов, поехали в дивизию на конях. На обратном пути, в одном из оврагов, где были несколько землянок, нас встретили Наташа и Маша. Мы остановили коней и, помнится, я спросил, ответив на приветствие:

- Наташенька, что случилось?

- Да ничего, лейтенант не случилось. Мы с Машей хотим вас пригласить Вас к нам, в нашу землянку на чай, да не простой, а с земляничным вареньем, которое варили сами, а землянику тоже собирали мы сами в этом лесу, где мы сейчас находимся. Вот так! - закончила Наташа и приглашает в землянку.

- Ну, что же? Чай, так чай, - говорю и слезаю с коня.

То же проделывает и Дмитрий Новожилов. Привязали коней. Зашли в землянку. А на столе из жердей уже стояли алюминиевые кружки для чая, хлеб и еще кое-что, и котелок с варением. Мы с Дмитрием были весьма рады встрече с нашими знаменитыми девушками. Как видим, Наташа и Маша были не только хорошими снайперами, но и как заправские хозяйки, умеющие варить варенье в условиях фронта.

Чай был действительно очень вкусный. Особенно было приятно, что варенье немного пахло лесным дымком... Завязалась непринужденная беседа о боевых буднях снайперов, об острых боевых эпизодах нашей части, о письмах из дома, о многом другом...

Чай действительно был настолько вкусным, что мы согласились выпить по второй кружке. Каждый с наслаждением пил чай. Были отдельные реплики, шутки… Наташа поставила свою кружку на стол и обратилась ко всем нам со следующими словами, содержание которых привожу по памяти:

- Друзья! Представьте себе. Закончится война. А она должна закончится нашей победой. И, если останемся живы, а это может быть. Вернемся домой в Москву, соберемся у кого-нибудь на квартире и вспомним сегодняшний день, когда мы пили знаменитый фронтовой чай с земляничным вареньем, с дымком, в маленькой землянке в лесу. Как это будет здорово. Представьте только себе. - закончила Наташа, широко улыбнулась и подняла свою кружку, чтобы допить чай, хотя он уже холодный.

- Да, Наташенька! Это действительно будет здорово, - прибавила Маша. - Это вполне возможно.

- Скорее кончилась бы война, - говорю я, а сам мысленно представляю, как мы собрались бы у меня на квартире, как будет рада моя жена Фаина, дочурка Иночка, или собрались бы в квартире у матери Наташи в доме на Сретенском бульваре...

Размечтались здорово. Но пришло время проститься с нашими милыми хозяевами, Наташей и Машей.

Когда я и Дмитрий забрались на своих коней и, пришпорив, поехали к дороге, ведущей в сторону штаба полка, Наташа и Маша, стоявшие у землянки, долго нам махали...

После доклада начальнику штаба полка, я пошел в свою землянку. Прилег немного отдохнуть. Долго не мог забыть чаепитие в землянке. Мне казалось, что это чаепитие олицетворяло как бы золотую крупицу мирной жизни.

При следующих встречах с Машей и Наташей, последние нам рассказывали много интересного из боевой жизни их учеников снайперов. А учеников у Наташи и Маши было много. Снайпер Субботин уничтожил свыше двухсот фашистов, сам погиб смертью храбрых. Десятки фашистов уничтожили снайперы Барабанов, Потехин, Петр Конаков, Файзулин, Панов, Новиков, Зоя Любвина и другие.

Хотя Маша была застенчивая, скромная, но обладала мужеством и высоким долгом патриотизма. Из биографии Маши Поливановой известно, что когда война была в разгаре, работая вместе с Наташей в «Оргавиапроме», решила вместе с Наташей пойти добровольцем на фронт. Это было в октябре 1941 года. Приходит Маша домой и говорит своей матери, Матрене Яковлевне, что она собирается на фронт вместе с Наташей, что вызвало у Матрены Яковлевны удивление. И, немного подумав, та ответила следующими словами:

- Куда же ты доченька собралась? Девушек на фронт не берут. У тебя братья воюют. А ты с нами бы, со стариками, осталась... В такое-то лихое время. Ну, как?

- Не придется, мамочка. Мы фашистов к Москве ни за что не пропустим, ни за что. Вся Москва поднялась, я не одна иду... И Наташа, с которой я работаю, тоже идет... Она единственная дочка. А у вас с папой еще Сережа и Шура остаются. Ну как же я могу не пойти, мама? Нельзя сейчас думать только о себе. Что будет со всеми нами, если мы позволим фашисту захватить нашу землю? Надо биться, надо победить.

И мать со слезами на глазах проводила Машу. Провожали ее брат Сережа и сестренка Шура.

Вспоминается еще один случай, который имел место в том районе, где в землянке у Маши и Наташи мы пили чай с земляничным вареньем. Прихожу как-то я в свою землянку, закурил, прилег отдыхать. Связной Земсков Алексей зашел ко мне и спрашивает, буду ли я кушать.

- Буду, буду, Алексей, - подтвердил я.

Алексей был из города Владимира и окал, когда говорил.

- Суп-то гороховый, а второе мясо, - продолжал Алексей.

- Давай, давай, Алексей, действительно пора кушать.

Принес Алексей еду, положил на стол из жердей и вышел.

Стал я кушать. Вижу, справа от меня лежит аккуратно глаженая гимнастерка и аккуратно сложена. Гимнастерка моя, но кто ее стирал и тем более гладил, подумал я, кушая уже второе. В это время приходит Алексей, которого я спрашиваю:

- Алексей! Кто-нибудь приходил ко мне в землянку сегодня?

Алексей молчал. Молчал и я.

- Товарищ лейтенант. Помнится, была здесь Маша и заходила в землянку, - заговорил Земсков, улыбаясь.

Потом Земсков признался в том, что была действительно Маша, с его разрешения взяла висевшую гимнастерку и сказала, что быстро постирает, высушит и принесет глаженую гимнастерку. По правде говоря, я был приятно удивлен, а такой факт расценил, как истинно товарищеское отношение. Это сделала знаменитая снайпер нашего полка, душевная по своей сути, скромная среди друзей, дерзкая при выполнении боевого задания. Этот случай маленький, но в нем много человеческого тепла.

В начале августа 1942 года командир полка Павлов Владимир Михайлович был откомандирован в штаб дивизии для направления в другую армию. Новым командиром полка был назначен майор Тарасюк С. А., а комиссаром - старший батальонный комиссар Петров-Соколовский.

Часть была передислоцирована в район Сутоки-Бяково, что восточнее города Старой Руссы и реки Ловать. Переход был большой, 115 километровый. Расположились в лесу южнее реки Робья.

13 августа Наташа пишет матери письмо:

«Милая моя мамусенька!

Сегодня получила твое письмо с моей довоенной фотографией. Ты права, мне очень приятно смотреть на нее, я то и дело ее достаю из кармана гимнастерки. У меня уже нет ни одной своей фотографии, все куда-то исчезли. Да! А ты получила мою фотографию, где мы с Машенькой сняты?

Мы совершили большой переход, примерно 115 километров, и теперь наступаем в другом месте и с другой армией. Место здесь очень болотистое, грязь везде по колено. Ну, ничего, мы и здесь повоюем. Ты Машеньке напиши, чтобы она зря не нарывалась, а то с ней никакого сладу нет. Я после ранения стала много осторожней... Твоя Натуся.»

Здесь, на новом участке фронта предстояли бои с частями 16-й немецкой армии. Это был период, когда развернулись широкие кровопролитные бои в районе города Сталинграда.

Наша основная задача заключалась в том, чтобы завязать активные боевые действия с немецко-фашистскими частями и не дать им возможность перебросить часть своих сил на Сталинградский фронт.

В тот же день, 13 августа 1942 года, накануне наших боевых действий, у одной из палаток командования полка, в лесу, у почти потухшего костра, собралась группа воинов полка. Среди которых были: комиссар Петров-Соколовский Петр Леонтьевич, старший лейтенант Миша Беломарь, снайпера Наташа Ковшова и Маша Поливанова, сандружинницы Зина Попова и Клава Новичкова, Вера Лебединская, телефонистка Вера Тихонова и другие.

Воины тихо пели песни. То льется певучая знаменитая украинская песня «Реве та стогне Днипр широкий», то знаменитая «Катюша», «Три танкиста».

Потом стали петь всеми любимою песню «Два Максима».

Сидя рядом, почти обнявшись, Наташа и Маша особенно активно подпевали припев этой песни:

«Так, так, так, - говорит пулеметчик,

Так, так, так, - говорит пулемет» ...

Когда на вечернем небе, на западе в районе реки Ловать появились самолеты, все перестали петь. Самолеты были наши, пикирующие бомбардировщики «Петляковы-2», узнали мы это по знакомому их звуку. На уровне самолетов появились белые облачка от разрывов снарядов немецких зениток. Мы видели, как один из наших самолетов был подбит и стал гореть, как он всеми силами старался сбить пламя, но ничего не получалось. Как это переживала тяжело Наташа, наблюдая за этим самолетом, сложила на груди руки, точно на молитве и повторяла, обращаясь как бы к горящему самолету: «Уходи же, уходи, пикируй, пикируй». Но самолет резко накренился, точно готовясь ко входу в «пике» и резко стал падать. Вскоре послышался сильный взрыв.

Все некоторое время молчали, переживая виденное. Было очень больно за гибель нашего летчика... Все стали расходиться. Ушли Наташа и Маша в роту автоматчиков.

Все знали, что завтра, с раннего утра начнутся бои с противником. На исходные позиции уже вышли подразделения, в том числе батальон первый, где командиром капитан Орлов и второй, где командиром капитан Александр Еремин.

Когда после артиллерийского налета подразделении пошли в наступление, на свои позиции вышла и рота автоматчиков, в которой были Наташа и Маша.

Бои были тяжелые. Противник отчаянно сопротивлялся, часто переходя в контратаки. Бои шли в лесу, за рекой Робья, где было много различных завалов, много сваленных сосен. Когда комиссар Петров-Соколовский, я и группа, состоявшая из разведчика, двух автоматчиков, связиста, двух саперов и сандружинницы, машинистки штаба полка, Маши Молодостиной, пробирались на новый КП полка, который находился на северном откосе реки, был сильнейший артналет противника. Все мы залегли. Прошел артналет. Двинулись дальше. Нас встретил старший лейтенант Летичевский и сообщил, что новый командир полка капитан Чистяков уже в лесу на передовом КП, а с ним помощник начальника штаба полка старший лейтенант Васильев, раненый в руку, помощник командира взвода связи младший лейтенант Костя Нечаев. Летичевский нам сообщил, что помначштаба полка Миша Беломарь был сильно контужен в начале наступления и эвакуирован в медсанбат. Это был смелый офицер, который в предшествующих боях показал себя храбрым и смелым, за что и был награжден орденом Боевого Красного Знамени.

После передышки наша группа стала пробираться к передовому КП полка. Преодолев открытое пространство между рекой Робьей и лесом, мы попали опять под артналет. Был ранен майор Мелицев из политотдела дивизии касательно в голову и был эвакуирован.

Слева, у сваленной сосны, я увидел лежащими Наташу и Машу со своими снайперскими винтовками. Перекинувшись несколькими словами, я вместе с группой прошел вперед к месту, где уже находился капитан Чистяков. Противник продолжал отчаянно сопротивляться. При отражении нами первой контратаки немцев был тяжело ранен капитан Чистяков. Командование было передано мне. Организовав оборону наша группа в течении всего дня отражала многократные контратаки немцев. Кроме тяжелораненого Чистякова, эвакуированного в медсанбат, были ранены несколько человек, в том числе Костя Нечаев, младший лейтенант, убит солдат, стрелявший из ручного пулемета. После того, как я послал комиссару Петрову-Соколовскому донесение с солдатом Сережей, фамилию которого не знал, я принял решение вывести группу к КП полка.

На землю спустились уже сумерки. Стали появляться звезды на августовском вечернем небе. Я приказал всем ползти только по-пластунски, чтобы никого не задела шальная пуля, ибо открытое пространство между опушкой леса и рекой Робья сильно простреливалось. В этой моей группе был и знаменитый снайпер Петр Конаков, один из лучших учеников Наташи Ковшовой и Маши Поливановой, усыновленной Ниной Дмитриевной Араловец после гибели ее дочери Наташи. Все быстро приготовились к нашему движению по-пластунски. Все усталые, многие обросшие, некоторые почти шепотом говорили:

- Попить бы сейчас?

Свистели то там, то здесь пули, где-то в глубине леса слышны взрывы...

Несмотря на мои предупреждения, одного ранило в мягкое место, правда рана была касательная, но все же. Мы перестали двигаться, один солдат перевязал рану потерпевшему и я приказал двигаться дальше.

По пути встретили канаву с остатками дождевой воды. Я разрешил всем пить, умыться и ползти дальше...

Наконец доползли до оврага, спустились немного вниз и оказались у реки, где оказались наши солдаты. Встретила меня Маша Молодостина, обрадовалась, что я появился и сказала, что Петров-Соколовский несколько раз посылал группу к месту временного КП, но группа не могла туда пройти из за сильного обстрела местности и добавила:

- Пойдемте к Петру Леонтьевичу, он ждет Вас.

Комиссар полка встретил меня тепло, представил новому командиру полка, гвардии майору Федору Чернусских. Петров-Соколовский рассказал о гибели Наташи и Маши и что об этом поведал раненый в обе руки один из учеников Наташи и Маши снайпер Новиков. Я еще раз подтвердил, что Наташу и Машу видел днем, в то время, когда они шли в составе роты автоматчиков, у кромки воды реки Робья, по западному ее берегу на север к месту, где уже начались бои, а потом видел их в лесу, лежащими у сваленной сосны на выбранных ими позициях. И больше я их не видел.

На следующее утро 15 августа я был назначен начальником штаба полка. Было решено написать в президиум Верховного Совета СССР о героическом подвиге Наташи Ковшовой и Маши Поливановой, отдавших свои молодые жизни на алтарь отечества во имя Победы, во имя Отчизны, во имя Советского народа.

Из рассказа раненого снайпера Новикова мы узнали, что Наташа и Маша, как и он, были ранены и не один раз бросали в наседавших фашистов гранаты, сея среди них смерть. Новиков продолжал говорить о том, что Наташа и Маша упорно сопротивлялись наседавшим фрицам и на требование сдаться Наташа отвечала:

- Фашистская гадина! Русские девушки в плен не сдаются!

И выстрелила в офицера, убив его наповал. Потом Наташа и Маша бросили в группу наседавших немцев по одной гранате, уничтожив многих из них.

У девушек теперь остались только по одной гранате. А немцы двигались к девушкам все ближе и ближе. По сигналу Наташи она сама и Маша встряхнули державшие в руках гранаты, произошел огромный взрыв... Много гитлеровцев погибло. Героической смертью погибли две добрые и славные подруги, добровольцы-москвички знаменитые снайперы, молодые коммунисты Наташа Ковшова и Маша Поливанова.

Весть о героической гибели Маши и Наташи облетела дивизию, армию, фронт. Об их гибели рассказывал парторг полка гвардии капитан Тарасов Петр Ильич, беседовавший со снайпером Новиковым. О подругах Наташе и Маше хорошо написал поэт Михаил Матусовский:

«Немало героев взрастила война,

Но мы называем двух,

И нам никогда не забыть имена

Отважных московских подруг.

Шагать до победы всегда вдвоем

Давали они зарок.

Когда Поливанова видит цель,

Ковшова спускает курок.

Вдвоем они шли по дороге прямой,

Мечтали о счастье своем.

Вдвоем они письма писали домой,

И встретили смерть вдвоем.

Наташенька! - тихо сказала она,

Не взять живыми врагу.

В подсумке осталась граната одна...

Но бросить ее не могу...

Вторая сказала:

- Все ближе они...

Гранату держи верней.

Не надо бросать...

Ты только встряхни

И ближе прижалась к ней.

В черную свору немецких солдат,

Смыкавших над ними круг,

Настигли последние взрывы гранат -

Посмертное слово подруг.

Президиум Верховного Совета СССР 14 февраля 1943 года издал указ о присвоении Наташе Ковшовой и Маше Поливановой высокого звания Героя Советского Союза за их геройский подвиг, проявленный при исполнение боевых заданий Командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками.

Имена героев Советского Союза Наташи Ковшовой и Маши Поливановой носят корабли, школы, улицы, пионерские отряды. Советский народ с огромным уважением чтит светлую память о славных дочерях Родины, добровольцах 2-го гвардейского полка 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии, знаменитых снайперах Наташи и Маши, имена которых стали легендарными.

Когда встречаются ветераны нашей части, делятся своими впечатлениями о событиях наших дней, о творческих буднях своих семей, то, как правило обращаются к воспоминаниям о прошлом, о минувшей войне и в этих воспоминаниях всегда выявляются какие то детали, неизвестные доселе из боевой жизни тех или иных героях полка, особенно когда касается Наташи или Маши.

Саркисов С.Г. Ветеран 3 МКСД. Заслуженный Архитектор РСФСР.

Два дня под Сутоками

Саркисов Сурен Григорьевич

Сутоки

Никогда не изгладятся из памяти горячие фронтовые будни северо-западного фронта августа 1942 года на реке Робья.

Длину реки Робья бойцы прозвали «долиной смерти», так как здесь происходили горячие и кровопролитные бои.

Робья - небольшая река, шириной метров десять-пятнадцать, огибает полудугой деревню Сутоки с востока на запад, впадая в Ловать, плавно несущую воды свои в озеро Ильмень.

Севернее и южнее реки Робья проходят леса, местами прерываясь полянами вырубленного леса или небольшими участками болот, покрытых желто-зеленоватым мхом и мелколесьем, над которыми стоит какой-то специфический сладковато-гнилой и приторный запах...

Все что происходило в этом районе олицетворялось в одном слове - Сутоки. Что же это такое? Это - небольшая деревня, расположенная на южной стороне реки Робья, как обозначено на топографической карте.

Но, увы! Фактически деревни Сутоки нет. А когда-то, когда не было войны, деревня жила своей мирной жизнью, занятая своими заботами, хлопотами. Колхозники отдавали себя мирному созидательному труду - строили свою счастливую жизнь.

Деревня была нарядной, с красивыми рублеными домами, на которых окна обрамлялись чудесными резными деталями и узорчатыми кокошниками.

Жизнь в деревне текла в общем потоке движения нашей страны.

По праздникам деревня была нарядной, а весной молодежь гуляла с песнями и прибаутками, под разноголосые и певучие звуки гармошки…

Как тут не вспомнить знаменитую гармонь Александра Жарова:

«Гармонь, гармонь!

Гуляют песни звонко

За каждый покачнувшийся плетень,

Гармонь, гармонь!

Родимая сторонка

Поэзия российских деревень...»

или

«Эх ты ли меня, я ли тебя

Иссушила?

Ты ли меня, я ли тебя

Извела?

Ты ли меня, я ли тебя

Из кувшина,

Ты ли меня, я ли тебя

Из ведра?...»

Ах, какая была мирная, полная вдохновений и мечтаний жизнь!

Одна песня славней другой - самарские переборы переходили на саратовские. Песни пели про танкистов, про Катюшу, про Орленка и горячую Каховку, про нашу мирную и свободную жизнь.

А теперь? Деревни нет, - все разрушено немцами до основания. Кое-где торчат трубы русских печей - немые свидетели варварства гитлеровских головорезов. Колодец завален досками, кирпичем и прочим хламом.

Вот уцелевшее каменное крыльцо дома. Из жителей, конечно, нет ни одного человека - одних убили, других угнали в германскую неволю, а часть, возможно ушла к партизанам.

Действительно, несколько уцелевших труб печей и название - вот все, что осталось от деревни Сутоки.

Наши воины - москвичи-добровольцы при виде всей этой страшной картины разрушения крепче сжимали кулаки, готовые ринуться в бой с врагом и уничтожить его решительно и смело, разгромить его, освободить нашу славную Родину.

- Ни шагу назад! - говорили воины москвичи и клялись не запятнать высокое звание воинов Советской Армии и великое доверие столицы Москвы в схватке с озверелым врагом нашей отчизны.

По приказу командира полка, майора Тарасюка, второй стрелковый полк расположился в лесу юго-западнее деревни Сутоки, готовый по первому сигналу начать бои с гитлеровцами.

Старший батальонный комиссар Петров-Соколовский еще днем проводил совещание политработников в связи с предстоящими боями. Парторг Тарасов Петр Ильич в беседе с парторгами отметил всю важность предстоящих боев.

Командир 1 сб капитан Орлов - русый, большеглазый, со слегка вздернутым носом и широкими ноздрями, быстрый и энергичный, как всегда веселый, вместе со своим заместителем черноглазым и смуглым старшим лейтенантом Авановаль уже успели побывать у майора Тарасюка и получить от него дополнительные указания по предстоящей операции.

Командир 2 сб капитан Еремин Александр, капитан Демченко, командир минометной роты ставший лейтенант Морозов Василий и многие другие офицеры приняли меры, чтобы довести боевую задачу до каждого командира, до каждого солдата.

Задача заключалась в том, чтобы сковать силы противника и не дать ему возможность перебрасывать свои части на Сталинградский фронт, где происходило невиданное в истории сражение, в котором участвуют сотни тысяч воинов с обеих сторон.

- Ни шагу назад! - думал и каждый офицер, и каждый солдат славной Московской Коммунистической дивизии, и с этими мыслями они готовились к решающим схваткам с врагом.

Начало этих боев будет район деревни Сутоки.

Недалеко от палаток КП полка, в березняке, стоит походная кухня, из короткой трубы которой тонкой синей струей вьется дымок и теряется в вервях. Фронтовой ужин начался...

Гибель самолета

На землю опустился теплый августовский вечер. Темное сапфировое небо усеялось сочными, как бриллианты, звездами. Справа от палатки начальника штаба полка майора Чистякова, над вершинами стройных сосен и остроконечных темно-голубых елей поднялась круглая лимонно-золотистая луна.

То в северном, то в северо-восточном направлениях от района КП полка слышны резкие, хлюпающие взрывы снарядов и мин противника, а в промежутках между взрывами, когда в лесу царит краткая, но величественная тишина, мир кажется таким глубоким и прекрасным.

Находясь в лесу в лунную ночь, каждый любуется ночным небом, найдет созвездие Большой Медведицы, полярную звезду, Малую Медведицу, вспомнит минувшие школьные годы, когда слушал первые рассказы учителя о вселенной и ее строении…

И вот в этот тихий вечер, недалеко от палаток командира полка и начальника штаба, собралась группа солдат и офицеров вокруг еле тлеющего костра, который зажигался еще в дневное время для кипячения чая в походных котелках.

Воины вели задушевные беседы о пережитых днях боев под Большим и Малым Врагово, о родных и близких, о смелых бойцах и офицерах части.

На траве, опершись спиной к сосне, сидел Петров-Соколовский, рядом - лейтенант Моргунов Иван, беседовавший с помначштаба по связи Яшей Гайлюнским, известным как большой шутник и большой знаток своего дела.

Напротив Петрова-Соколовского сидели на траве две неразлучные подруги - снайперы. Одна из них - Маша Поливанова, с чуть-чуть раскосыми карими глазами, несколько вздернутым носиком, стрижеными по мальчишески волосами, ямочками на щеках, особенно заметными когда она весело, по-детски и непринужденно улыбается, немного краснея, благодаря своей искренности и душевной чистоте, другая - Наташа Ковшова - голубоглазая с немного нежным лицом, покрытым еле заметными веснушками, с курчавой непокорной шевелюрой, с ровным рядом белых зубов, видимых при ее теплой и слегка задорной улыбке.

Эти подруги, как их просто звали - Маша и Наташа, были неразлучными друзьями, трогательно ласковыми друг к другу, с уважением относящимися к окружающим бойцам и офицерам.

За их плечами уже были десятки убитых гитлеровцев, нашедших себе могилы под Новой Руссой, Малым и Большим Врагово.

Рядом с Машей Поливановой и Наташей Ковшовой сидели старший лейтенант Миша Беломарь, лейтенант Сурен Саркисов, телефонистки: Вера Тихонова, Клава Новичкова, сандружинница Зина Попова, связистка Вера Лебединская – черноокая, высокая и стройная девушка и другие.

Лица сидящих в кругу солдат и офицеров, освещенные луной, казались покрытыми тонкой бледно-голубой вуалью.

Зина Попова, курносая, голубоглазая, всегда улыбающаяся, затянула знакомую украинскую песню:

«Реве та стогне Днипр широкий, сердитый витер завыва»…

Хорошая, задушевная песня стала разливаться по лесу тихо и приятно.

Зину Попову поддержали Маша Поливанова и Наташа Ковшова, Вера Лебединская, Вера Тихонова - вскоре стали петь все.

Как прекрасна жизнь, как она широка, как она многообразна, а песня воспевает и возвышает ее, ободряя людей - человека вообще.

Пели хорошо и нежно про штурмовые ночи Спасска и волочаевские дни, про амурских партизан, про сопки Манчжурии, про Катюшу и трех танкистов…

Действительно, человек не может жить без песни. Песня строить и жить помогает, песня на подвиги воина зовет, песня к любимой сердце влечет, песня матери радость дает.

Еще не допели песню про амурских партизан, в юго-западном направлении, в районе реки Ловать послышался гул самолета, по гулу которого большинство бойцов и офицеров определили, что это советский самолет типа П-2 - пикирующий бомбардировщик.

- Товарищи, смотрите, наши самолеты, их кажется три, - кто-то из девушек сказал, обращаясь к кругу поющих девушек.

- Смотрите, смотрите как немцы активно стали стрелять по самолету, - проговорил кажется помначштаба по связи старший лейтенант Гайлюнский или старший лейтенант Беломарь…

По темному звездному небу стали скользить лучи прожекторов, походившие на огромные серебристо-голубые лучи.

В небе появились светлые облачка разрывов снарядов зениток, которые на мгновение освещались скользящими по ним лучами прожекторов.

Замолкла песня. Все встали и устремили свои взоры к летящему самолету, который уже был в перекресте лучей двух прожекторов и светился сказочно серебристым светом металла и изо всех сил старался вырваться из зоны обстрела... Самолет летел тяжело, видно с большим грузом. Рокот моторов был напряженный. Немцы неистовствовали, бешено стреляли из зениток.

Как видно, другие самолеты уже прорвались через заградительный огонь немцев. А этот, отставший, лавировал в воздухе, сколько было возможно, чтобы вырваться вперед.

- Но, что это? что делает самолет? - проговорил кто-то.

Самолет резко заревел и помчался по наклонной вниз, словно собираясь пикировать.

- Может быть вырвется? - произнесла Вера Лебединская.

- Ну, скорей, давай, давай, - с переживанием говорит Сурен Саркисов, не сводя пристального взгляда с самолета.

- Но что же это горит хвост самолета, - опять вырвалось у Веры Лебединской.

Самолет стал сильно вихлять. Моторы стала гудеть с перебоями. Вдруг он резко направляется вниз, как бы идя в пике, и быстро падает.

Все воины, наблюдавшие падающий самолет, затаили дыхание.

Что всех тревожило – свершилось. Самолет, охваченный ярким пламенем, летел вниз почти отвесно. Прошло несколько секунд и раздался сильнейший взрыв, волнами раскатившийся по лесным вершинам своеобразным раскатистым эхом.

- Был самолет и нет его. Как это обидно, друзья, - говорит глубоким, несколько хрипловатым голосом солдат с чапаевскими усами, стоявший рядом с девушками.

- Ну, ничего, этим гадам мы не простим, а за наших летчиков мы еще отомстим, - говорит все тот же воин чапаевскими усами.

Кругом стало тихо. Спокойно мигали звезды. Изредка над лесом прокатывалось эхо от далеких и глухих взрывов. Луна также светила меж высоких сосен.

Кто пошел спать, кто молча продолжал сидеть на траве, о чем-то думая…

Что же будет завтра? - думал каждый.

Все знали, что на утро 14 августа 1942 года намечено наступление нашей дивизии, в составе которой была и наша часть.

На рассвете

В предрассветной синеватой мгле леса стало еще заметно движение отдельных групп солдат, готовящихся выступить к месту исходных позиций для наступления.

Справа от КП полка, в метрах пятидесяти, саперы и автоматчики стали завтракать тут же около комендантской кухни. Помощники начальников штаба по разведке - лейтенант Борисов, черноглазый, смуглый офицер, разбудил остальных помощников начштаба: Михаила Беломаря, Сурена Саркисова, Бориса Апасова, Яшу Гайлюнского и вышел из палатки, предупредив связного Земского о том, что он идет к разведчикам и скоро будет.

Командир полка майор Тарасюк давно уже встал, вышел из палатки, как всегда улыбаясь, подошел к майору Чистякову, беседовавшему со своими помощниками: Борисовым, Беломарем, Саркисовым, Апасовым и Гайлюнским и здоровается со всеми.

- Вольно, вольно! - произнес майор Тарасюк и, приблизившись к майору Чистякову, дал ему последние указания о предстоящем бое.

Окончив беседу, майор Тарасюк зашел к себе в палатку…

Повернувшись к своим помощникам, майор Чистяков, приказал:

- Товарищ Саркисов! Вы пойдете с командиром полка.

- Есть идти с командиром полка! - быстро ответил Саркисов и тут же, с разрешения начштаба пошел в шалаш взять запас патронов для пистолета и несколько гранат и планшетку с картой.

Майор Чистяков дал соответствующие приказания и другим своим помощникам.

Уже брезжил рассвет.

На фоне бледно-розового неба были видны концы елей и сосен.

В лесу почти не видно сколько-нибудь больших групп. Бойцы 1-го и 2-го батальонов уже давно заняли исходные рубежи для наступления. Разведчики продолжают вести наблюдение за поведением врага и данные о наблюдениях передают в штаб полка через оперативного дежурного.

Куда-то прошли сандружинницы Шура Медведева, Лида Алферова.

Тем временем утренняя мгла постепенно рассеивалась. На востоке небо было прозрачным, нежным, бледно-розовым, все это было преддверием утренней зари, хотя на западе еще можно было отличать последние бледные мигания звезд.

Проходили последние минуты ожидания...

Но вот прервалась величественная тишина раннего утра - началось артиллерийское наступление наших частей. В сторону вражеской глубоко эшелонированной обороны противника, на ее первую линию траншей устремились снаряды и мины славной русской артиллерии. Лес разразился раскатистым ревом и певучим свистом. Некоторые снаряды со скрежетом взмывали ввысь из района южнее командного пункта полка - это были реактивные снаряды – «Катюши», наводившие ужас и страх в стане врага и вызывавшие радость наших воинов.

Сквозь вершины сосен и елей пробивались первые лучи солнца, которые как бы снимали с деревьев пелену утренних сумерек и окрашивали их в нежные и свежие золотисто-изумрудные цвета, а стволы сосен были пленительно красивы, горя в солнечных лучах нежными алыми свечами, вплетаясь в причудливые кривые ветви.

В утреннее небо взвились зеленые ракеты. Началось наступление наших батальонов за артиллерийским валом.

В бой вступили 2-й батальон, где командиром старший капитан Еремин Саша, и 1-й батальон капитана Орлова.

Артиллерийские взрывы слились с пулеметными и автоматными очередями, с отдельными винтовочными выстрелами. Бой разгорался с неистовой силой. Уже появились первые раненые...

Гибель командира

Майор Тарасюк и Петров-Соколовский вместе с лейтенантом Саркисовым, сандружинницей Машей Молодостиной и тремя автоматчиками вышли из района КП полка и направились в реке Робья, в направлении к месту развернувшихся боев, для руководства боем из нового КП.

Шли они гуськом, на расстоянии 4-6 метров друг от друга, изредка прогибаясь, чтобы не попасть в объятия шальной пули.

А пули свистят вокруг, срывая с деревьев листья, неистово задевая сучья, вонзаясь в стволы, как бы выискивая жертву.

В районе тылов полка и второго КП полка, где остались начштаба Чистяков, комендантский взвод, взвод связи, часть саперов, а также рота автоматчиков, слышались взрывы - это уже огрызались немцы.

Лес редел. Началось мелколесье, чередующееся с небольшими полянами. Солнце уже поднималось высоко над дальними синеющими лесами. Кругом одурманивающий запах трав, хвои...

Пройдя метров триста или пятьсот, группа вышла к реке и, почти пригнувшись, опустилась к воде и по двум перекладинам из досок, перекинутых через реку, перешли на противоположную сторону и далее по кромке откоса, над самой водой, двинулись вправо - к изгибу реки, где есть устроенный саперами деревянный мост.

Река здесь вся простреливается минометным огнем и снайперами противника. Навстречу все идут и идут раненые бойцы, изможденные, потные, усталые... Идут трудные бои... Противник яростно огрызается... Участились разрывы мин и снарядов.

Майор Тарасюк и Петров-Соколовский пробежали мост и остановились у левого откоса кювета, образующего подход к мосту.

- Черт возьми! Эти фрицы, кажется, снайперским огнем простреливают этот мост, - говорит майор Тарасюк.

- Да, да, простреливают, - отвечает какой-то офицер из полка, где командиром майор Дудченко.

Это было местом краткой передышки. Майор Тарасюк и группа офицеров и солдат должны были бы идти дальше, к вершине изгиба реки, чтобы там организовать новое КП полка.

На лице майора Тарасюка выражение озабоченности и некоторой тревоги. Он видит, как по противоположному откосу реки идут все новые и новые раненые. В лесу идет горячий бой.

Майор Тарасюк, прислонившись к высокой части откоса берега реки, несколько раз выглядывал вперед, как-бы стараясь определить место, откуда бьют немецкие снайперы. В это время на лице его появилась легкая улыбка, которая вселяла в окружающих уверенность.

- Товарищ майор! Снайперы бьют из леса, что же Вы зря выглядываете, тут вся река простреливается, - говорит Саркисов, обращаясь к своему командиру полка.

Рядом с Саркисовым сидит Петров-Соколовский, который почти приказом просит майора отойти от края откоса и присесть, чтобы отдохнуть, а затем двинуться дальше.

Майор только улыбается, вглядываясь вдаль своими крупными, черными как сливы глазами.

Но вдруг майор, как бы подчиняясь совету комиссара Петрова-Соколовского, повернулся в сторону Саркисова и Молодостиной как будто желая что-то сказать...

- Но, что это такое? - проговорил Саркисов, - майор падает, он ранен, ранен в голову…

- Нет, майор не ранен, а убит, - проговорила Маша Молодостина и, помогла уже Саркисову оттащить упавшего командира в сторону.

- Ах, гады, погодите! Бойцы и офицеры - москвичи-добровольцы еще рассчитаются с вами, - проговорил один из автоматчиков.

Лейтенант Саркисов вытащил из левого кармана гимнастерки командира полка партийный билет и еще какие-то документы и сдал их Маше Молодостиной, которая должна сопровождать тело убитого майора до санроты - для захоронения.

Все, находившиеся здесь офицеры и солдаты, и так же командир первого полка майор Дудченко, старший лейтенант Василий Ермаков, сняли свои фуражки и каждый, сжимая кулаки, клялся отомстить за родного командира, товарища и друга, веселая улыбка которого даже не сошла с обезжизненного лица, словно говорившего:

- Смерть немецким оккупантам!

Тут же, с землянки майора Дудченко Петров-Соколовский доложил командиру - полковнику Анисимову о гибели майора Тарасюка. Комдив, видимо с кем-то посоветовавшись, по телефону ответил Петрову-Соколовскому, чтобы командование полком взял на себя начштаба майор Алексей Чистяков.

Итак, полком командует майор Алексей Чистяков.

Бой разгорается

Солнце светит жарко. Ветра нет. Дали затянулись сиреневато-голубоватой дымкой. Воздух наполнен раскатистыми и неистовыми разрывами снарядов.

Время от времени вражеские снаряды падают совсем рядом, метрах в пятнадцати-двадцати, в реку, со страшным шипящим шлепком и, взрываясь, поднимают громадные водяные столбы, походящие на высокие гейзеры, окутанные дымом.

В это время на противоположном берегу реки, где у самой кромки воды по протоптанной тропинке идут раненые бойцы, немедленно падают ниц, и после того, как взрывы рассеиваются, поднимаются и идут дальше...

Вот показался майор Чистяков с Мишей Беломарь, лейтенантом Борисовым и группой разведчиков, шедших навстречу раненым бойцам к району нового КП.

За группой, которая шла за майором Чистяковым, гуськом двигались автоматчики, а среди них снайперы: Маша Поливанова и Наташа Ковшова в зеленых пилотках, в накинутых на плечи плащ-палатках. Как всегда в период боев Маша и Наташа были со своими снайперскими винтовками, с которыми они никогда не расставались.

Винтовки снайперов Маши и Наташи под Новой Руссой, Великушей, Бол. и Мал. Врагово отправили на тот свет немало гитлеровских бандитов.

Когда этих девушек увидел лейтенант Саркисов, то удивился тому, что девушки пошли в пекло боя без ведома командира полка и крикнул:

- Девчата, куда вас несет! Кто вам разрешил?

- Куда все, туда и мы! - крикнули почти одновременно Наташа Ковшова и Маша Поливанова.

Другого ответа от девушек и нельзя было ожидать. Задорно улыбаясь, девушки прошли около моста и двинулись дальше. Маша Поливанова шла вслед за Наташей и, повернувшись в сторону Петрова-Соколовского, Саркисова и других - помахала правой рукой, как бы говоря:

- До свидания, до встречи. И скрылись из виду в строю шедших автоматчиков.

- Ну теперь и мы пойдем вперед, - проговорил Петр Леонтьевич и, привстав еще раз, посмотрел в сторону, где два бойца подняли носилки с телом командира полка майора Тарасюка, двигаясь в направлении санроты полка. Тело майора пошла сопровождать Маша Молодостина.

Перед тем, как Петрову-Соколовскому с группой офицеров и солдат выйти к новому месту расположения КП полка, появился секретарь дивизионной партийной комиссии майор Мелицев, напоминавший собой воина Запорожской сечи. Это был рослый и статный офицер, с круглой бритой головой, круглыми темно-карими глазами и широкими серповидными черными бровями.

- Здравствуйте, Петр Леонтьевич!

- Здравствуйте, товарищ майор, - ответил Петров-Соколовский майору Мелицеву.

- А, и ты здесь Саркисов, здравствуй! Что же, идем вперед!

- Ничего, товарищ майор, все в порядке, коммунисты на местах, а сейчас пойдем вперед, на новый КП, - ответил Саркисов, хорошо знавший майора Мелицева, будучи секретарем парторганизации управления полка.

- Вот и все, товарищи пошли, - еще раз сказал комиссар пока и все двинулись к мосту. Вперед вышли: разведчики Сережа Петров, Саркисов, Петров-Соколовский и два автоматчика, майор Мелицев. Быстро перебежали деревянный мост и пошли вперед по тропке западного прибрежного ската реки Робья к новому месту КП.

Время около 10 часов утра. Бой в разгаре. Небо синее, синее и безоблачное. Над землей стоит марево, солнце слепит глаза. Становится жарко. Обстрел реки продолжается и делается все яростнее, заставляя воинов двигаться перебежками.

Не успела группа дойти до поворота реки, как опять попала под сильный артиллерийский налет противника.

Петров-Соколовский, Мелицев, Саркисов и другие легли: кто в воронку, кто в лощинку, кто прямо на землю...

То там, то здесь образовывались дымовые столбы разрывов, а на реке стали образовываться громадные водяные столбы, разбрасывающие в стороны целые каскады брызг.

Налет сопровождался сильным пулеметным и автоматным огнем противника.

Но вот и налет прошел. Петр Леонтьевич быстро привстал и обратившись к группе, спросил:

- Все ли на месте? Кажется все.

- Все в порядке, товарищ старший батальонный комиссар, - ответил Саркисов.

- Пошли, пошли дальше, товарищи, - еще раз сказал Петров-Соколовский и пошел вперед за разведчиками.

Около одной бывшей немецкой землянки подбегают к Петрову-Соколовскому два разведчика, один из которых докладывает ему о том, что в лесу майор Чистяков вместе со своими помощниками лейтенантом Борисовым и младшим лейтенантом Нечаевым руководят боем.

- Немедленно, немедленно ведите нас туда, - приказывает старший батальонный комиссар, и тут же встает, готовый двигаться вперед.

Все поднялись на берег и побежали к лесу, - надо было преодолеть простреливаемое пространство глубиной метров 250.

Вот и лес. Группа вбегает на опушку и углубляется в него. Все кругом гудит, свистят пули. Еще несколько минут пути и опять лес подвергнулся сильному налету артиллерии противника...

Петров-Соколовский подался немного вправо. Лейтенант Саркисов лег около заваленного дерева, и что же? Саркисов увидел впереди себя двух подруг - Машу Поливанову и Наташу Ковшову, так же лежавших около ствола сосны, со своими снайперскими винтовками.

- Вы, девчата, опять здесь. Вам здесь нельзя быть! - произнес очень громко Сурен Саркисов, - куда Вас, чертей, несет, - закончил он и, не услышав ответа, пригнул голову. Рядом разорвался снаряд и все заволокло дымом. Кто то закричал сзади:

- Майор ранен, майор ранен!

Саркисов, оглянувшись, увидел майора Мелицева, который побледнев, держался за голову, и из-под ладони была видна кровь. Ранен в голову, но видно ранение касательное, а иначе он себя чувствовал бы гораздо хуже.

Майору пришлось возвращаться к реке.

Кончился налет. Петров-Соколовский, лейтенант Саркисов увидели справа группу воинов. Комиссар узнал Чистякова, стоявшего у дерева на коленях и пытавшегося, как выяснилось, связаться с комбатом Ермишиным.

Вот лейтенант Борисов с раненой рукой, младший лейтенант Константин Нечаев, телефонистки Вера Лебединская и Валя Соловьева. Миши Беломаря нет - его контузило еще у реки и его увели. Рядом лежат много раненых, просящих о помощи, стонут... Вера Лебединская перевязывает их, ей помогает Соловьева.

- Вот оказия, - говорит майор Чистяков, - рация отказала - не работает, а надо связаться с комбатом Ермишиным.

- Лейтенант Борисов, ко мне! - приказал майор Чистяков. Лейтенант Борисов подбежал к Чистякову, превозмогая острую боль в раненой руке...

- Направьте двух разведчиков связаться с комбатом Ермишиным и принести донесение об обстановке, а тем временем связисты постараются наладить связь.

- Есть, товарищ майор!

- Борисов направил в батальон двух разведчиков, а сам еле-еле сдерживает себя, вот-вот крикнет, рука раненая болит.

Майор Чистяков, вспомнив о том, что Борисов ранен, приказал ему направиться в санчасть.

Борисов ушел в санчасть.

Лейтенант Саркисов тоже встал на колени около Чистякова и так же волновался из-за отсутствия связи. Лейтенант Нечаев в поте лица возился с рацией, чтобы восстановить связь.

- Связь, связь, без связи не может быть сколько-нибудь хорошего боя, - говорит Чистяков.

Справа лежит Петров-Соколовский, сержант Перельман, и другие воины. Кругов завалы, завалы...!

За немецким дзотом открывается поляна, с противоположной стороны которой, из леса немцы все время ведут огонь из автоматов и пулеметов.

Солнце нещадно греет землю, травы, лес... Лица солдат и офицеров напряженные, потные. На светло-зеленых гимнастерках солдат на спине между лопатками были видны темные пятна пота. Солнце в зените, жарко... У всех возбужденные и потные лица, все насторожены...

Вдруг привстав, в полусогнувшемся виде сержант Перельман, сделав большие глаза, крикнул: «Немцы!».

Все повернулись в ту сторону, где были немцы и взялись кто за автомат, кто за винтовку, кто за пистолет... Несколько человек хотели побежать назад, но майор Чистяков и лейтенант Саркисов подбежали к ним с пистолетами и последние только могли сказать:

- Мы здесь будем с вами! - это были два бойца из соседней части, - они остались на месте.

Комиссар пошел к автоматчикам, влево, в лес.

Немцы открыли сильный огонь из автоматов и пулеметов, слышны их гортанные голоса.

- Майор Чистяков оглянулся еще раз кругом, выхватил пистолет, поднял высоко правую руки с пистолетом и скомандовал:

- За Родину, За партию! За мной, вперед!

За ним побежали Саркисов, Нечаев, автоматчики и разведчики, на ходу ведя огонь из автоматов и винтовок. Здесь же был и снайпер Конаков.

Огонь противника утих. Но Чистяков получил ранение в живот. Рука его опустилась, а сам упал. К нему подбежали Саркисов и Вера Лебединская.

Вера стала перевязывать Чистякова, который страшно побледнел и стонал. Рядом с ним валялся его пистолет.

- Что же будет дальше? - говорит про себя Саркисов.

Не успел он об этом подумать, как Вера Лебединская, повернувшись к нему сказала:

- Товарищ лейтенант, майор Чистяков командование передает Вам. Действуйте!

- Есть действовать! - быстро ответил лейтенант, но он еще не мог осознать ответственность момента. Положение было тяжелое. Не было связи с батальонами. Он хотел что-то спросить у майора Чистякова, повернулся вправо, а его уже нет - унесли Вера Лебединская и Валя Соловьева.

Тьфу, тьфу! Свистели пули. Недалеко слышны были тяжелые разрывы вражеских снарядов.

Враг контратакует

- Ну, что же? - Раз мне передано командование, товарищи, - обращается к офицерам и солдатам лейтенант Саркисов, - прошу полностью соблюдать воинскую дисциплину.

Саркисов тут же стал расставлять бойцов так, чтобы была обеспечена круговая оборона. Младший лейтенант Костя Нечаев по его указанию должен был отвечать за правый фланг.

В образовавшейся группе лейтенанта Саркисова были сержанты и солдаты из разных подразделений. Тут были и автоматчики и снайперы, стрелки из соседнего пехотного полка 1212. Разведчик Сережа Петров и другие.

Каждый занимал неглубокие траншеи-ячейки и приводил в порядок свое оружие - автомат или винтовку. Гранат было достаточно, по нескольку штук на человека.

Прошло всего несколько минут, как увели раненого майора Чистякова. Бойцы напряжены. Сережа Петров обращается к лейтенанту Саркисову, прижимая к правому боку перевязанную раненую руку:

- Товарищ лейтенант, прошу Вас, если немцы нас окружат и сопротивляться будет невозможно, то убейте меня, чтобы живым не попасться к немцам.

- Что ты, Сережа, что ты! - говорит лейтенант, - мы их должны побить и как следует побьем. Смотри сколько нас

Человек. Все с автоматами и гранатами. А раз тебе стрелять нельзя, я возьму твою винтовку, а ты будешь нашим наблюдателем. Наблюдай, чтобы тыл наш был обеспечен, - объяснял лейтенант, - смотри в оба!

- Есть смотреть в оба, - отвечает разведчик Сергей Петров.

Только закончился разговор между лейтенантом и разведчиком Сережей, немцы открыли бешеный огонь из автоматов.

- Рота, приготовиться! - закричал лейтенант, хотя всех было около 25 человек.

- По немецким бандитам, - огонь! - продолжал лейтенант.

В одно мгновенье бойцы открыли ураганный огонь по врагу. Щелканье выстрелов своеобразным эхом раздавалось в лесу.

Впереди послышались крики и ругань. Впереди лейтенанта, стоя во весь рост в яме и опираясь на перекинутый через яму ствол дерева, стрелял из автомата черноглазый солдат. Уже когда контратака была отбита, какая-то шальная пуля попала в него. Автомат выпал из его рук и он только успел сказать: «Товарищи …» и упал.

Лейтенанту так было больно за солдата и досадно, ведь он предупреждал, что надо смотреть в оба и теперь предупредил всех, чтобы зря не высовывались. Солдаты потные, обросшие и утомленные, но горели желанием мстить врагу.

- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, смотрите слева два фрица!

Лейтенант посмотрел, быстро привстал и увидел, что за сваленным деревом стояли два немца, в касках, с автоматами.

- Значит, это они бросали гранаты в нашу сторону, - проговорил про себя лейтенант.

Левому флангу приказал открыть огонь, а сам приподнялся, вытянулся во весь рост и бросил одну за другой две гранаты в немцев.

Взрыв - один, другой! Немцы закричали, один упал, а другой помчался назад во весь опор.

Кто-то пустил вслед убегавшему длинную очередь из автомата, но гитлеровец успел удрать.

За поляной, впереди, опять шум и гвалт, немцы начинают очередную контратаку.

- Рота приготовься! - кричит нарочито лейтенант.

- Огонь, огонь! Костя, давай огонька из твоего фланга! - кричит лейтенант.

Сколько напряжения у всех.

Вдруг Сережа стал дергать за полу гимнастерки лейтенанта:

- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, - посмотрите, сзади фриц, стоит во весь рост, с автоматом и не стреляет...

И, действительно, когда лейтенант повернулся, то увидел около небольшой елочки стоявшего в полный рост немецкого автоматчика в каске, закутанного травой в целях маскировки. Увидев лейтенанта, немец нарочито упал и пополз в сторону.

Два автоматчика и лейтенант открыли по нему огонь...

- Черт возьми, оказывается как-то фриц все же поддел мою руку, ранил, - произнес с досадой младший лейтенант Нечаев.

Лейтенант Саркисов перевязал ему руку и последний продолжал находиться в строю. Пуля не задела кость.

Еще несколько раз контратаковали немцы наши позиции, но получали жестокий и достойней отпор.

Так продолжалось до глубоких сумерек. Группа лейтенанта несколько раз дружно отражала контратаки немцев.

Настал вечер. Разрыв снарядов и мин стал реже. Но шальные пули еще шныряли по лесу и над поляной.

- Что же дальше? - думал лейтенант.

- С батальоном связи нет. Где КП? - неизвестно. Надо найти КП и командование полка.

Лейтенант зовет к себе младшего лейтенанта Нечаева, советуется с ним и принимает решение - выйти к реке, найти КП полка.

- Товарищи солдаты, - говорит лейтенант, сейчас мы будем выходить к реке. Всем надо ползти по-пластунски, чтобы не попасть в "объятия" шальной пуле.

- Хорошо, хорошо, - произнесли несколько бойцов.

Ползком до воды

- Ну, вот! Надо друзья, ползти, но как я уже говорил, по-пластунски - еще раз предупредил лейтенант солдат.

Вперед пополз автоматчик, потом, кажется, майор Колпаков, потом еще два солдата, затем - лейтенант Нечаев и другие.

Ползли по пахучей траве.

Все усталые, изможденные, жаждавшие воды, хотя бы капельку… у всех пересохло в горле.

Над головами, как бы веером пролетали свистящие пули, а некоторые пролетая, доносят до слуха тонкий звук ассоциируемый как жужжание шмеля.

Разрывы снарядов и мин стали более редкими, методическими.

Но вдруг кто-то глухо застонал. Что же это? Оказывается пуля подцепила за мягкое место одного солдата из полка 1212.

Лейтенант приостановил движение и предупредил потерпевшего, чтобы он продолжал ползти на животе, а не на карточках.

- Тяжело, товарищ лейтенант, - говорит солдат, а сам левой рукой придерживает мягкое место, куда попала пуля.

- Хорошо, что ранение легкое и пуля прошла через мягкую часть тела, а то могло бы быть хуже, - проговорил лейтенант.

- Кто-то усмехнувшись, добавил:

- Следующий раз не будет выставлять свою …

Все глухо засмеялись, а раненый солдат спокойно прилег на живот и стал ползти, поползли и все остальные.

Один из ползущих впереди солдат по цепочке передал, что наткнулся на канаву с водой.

- Вода, вода! - кто-то со вздохом произнес.

- Пейте, ребята! Пейте, - говорит лейтенант, - можете намочить головы, умыться!

Вся группа стала пить воду лежа, не приподнимаясь, а некоторые и сам лейтенант смочили шею, лицо, голову и эту же воду пили.

Как приятно утолить свою жажду даже такой водой, какую встретила группа.

Темное небо горело сочными звездами. Затихли бои. Но стрельба из пулеметов и орудий, ведущих методический огонь, не прекращалась.

Бойцы ползли вперед. Навстречу методически бьющему станковому пулемету, похожему на «Максимку».

Бойцы вспоминают минувшие дни

Сорокин Б И

С каждым годом всё дальше уходит в историю день, когда формировалась наша 3 Московская Коммунистическая стрелковая дивизия. Но память об этой дате никогда не изгладится в сердцах оставшихся в живых москвичей-добровольцев 3 Московской Коммунистической стрелковой дивизии.

В тяжёлые грозные дни Родины 14 октября 1941 года я вступил добровольцем на защиту города Москвы в Бауманский рабочий батальон. Первым командиром батальона был эстонец Герман Паппель, пользовавший среди бойцов авторитетом и уважением.

Располагался батальон по Ленинградскому шоссе в деревне Химки. В настоящее время там расположен гастроном "Ленинград".

6 ноября 1941 года мы приняли присягу на верность Родине, что будем стойко биться за Москву, за великую Советскую землю. Батальоны были сведены в полки и была создана 3 Московская Коммунистическая стрелковая дивизия, сыгравшая свою роль в обороне города Москвы в октябре-декабре 1941 года.

… В середине февраля 1942 года 3 Московская Коммунистическая стрелковая дивизия, именовавшаяся тогда 130 стрелковая дивизия, прибыла на исходный рубеж боевых действий к юго-востоку от деревни Молвотища под город Демянск. Перед боем политруки проводя с нами беседы, говорили, что нам предстоит наступать на деревню Павлово - сильно укреплённый узел противника.

21 февраля 1942 года утром наша немногочисленная артиллерия открыла огонь по противнику. Обстрел его опорных пунктов продолжался полтора часа. Наш 3 батальон 371 стрелкового полка пошёл в наступление. Был сильный мороз, ясный солнечный день. По открытой местности по глубокому снегу, не взирая на свист пуль и осколков, бойцы смело шли вперед. Наше стрелковое отделение было придано 45 мм пушке, для охраны её с тыла и помощи артиллеристам в продвижении и маневрировании в бою.

В бою проявили смелость и отвагу рядовые И. Лукин, С. Зайцев. Умело руководил боем сержант И. Алиев. Весь день был ожесточённый бой. Почерневший от порохового дыма снег вместе с мёрзлой землёй был вскопан разрывами снарядов и мин. Первый день не дал положительного результата в достижении успеха.22 февраля разгорелся бой за деревню Павлово с новой силой. Добровольцы-москвичи знали, что каждый метр на подступах к деревне Павлово хорошо пристрелян миномётами и пулемётами врага. Глубокий снег мешал наступлению. Плотный вражеский огонь не позволял поднять головы. Нашим бойцам порой недоставало умения, но наступательный дух был необыкновенно велик. Объект, на который были устремлены атаки, переходил в первый день из рук в руки. Ночью 22 февраля я участвовал в атаке на деревню Павлово. Наступление вели через горевшие дома. Немцы вели по нам ураганный пулемётный огонь трассирующими пулями. В трёхстах метрах от деревни я был тяжело ранен.