Александр Прокофьев РОССИЯ

(Из цикла стихов о России)

Снежки пали, снежки пали,

Наверху гусей щипали.

Все бело, ой, все бело,

Белым цветом расцвело.

Вел зайченки легкий след,

На березе бел берет.

И на рощице ольховой

Белым-бел платок пуховый.

У рябин бела оборка,

Мил платочек красненький…

Хорошо бежит с пригорка

Молодая Настенька.

Сколько цвету у кувшинок,

Так на Настеньке пушинок,

Сколько щеп среди двора,

Так на Насте серебра!

Как вбежит она домой

С нашей русскою зимой,

С шуткой-прибауточкой,

Чтоб в ней души не чаяли,

Чтоб на ней в минуточку

Пушинки все растаяли!

*

Гармоника сорвалась с плеч,

Ходит изба, ходит печь,

Ходит брага хороша,

Ходит Настенька-душа.

Та, что ростом хоть мала,

Зато - характером мила!

Ходит водка - злой напиток,

И на лавках вдоль стены

За столом сидит Никита,

Свет-Фаддеич и сыны.

За столом сидят сыны,

Дорогие, боевые, золотые - нет цены.

Брага в кружках хороша,

Ходит Настенька-душа,

Наливает не спеша.

Настя ростом хоть мала,

Но с неба звездочки рвала!

Как на Настеньке сатин

На две улицы один.

Жито в поле колосилось,

Платье алое носилось,

Чтоб форсила маленька.

В новом платье аленьком.

Чтобы платьице горело,

Чтоб хозяюшка добрела.

Песню на кон. И она столетней

Каждому закланялась певцу.

Песню спели, выпили по третьей,

Обратился старший сын к отцу:

- За окном, отец, Россия наша

От Амур-реки и за Двину,

Ты благослови сынов, папаша,

Мы идем, папаша, на войну.

Нынче хлеб и соль с тобою делим,

Ну, а завтра будем далеко,-

Так благослови ты нас, Фаддеич,

Запросто, душевно и легко.

Чтобы бились мы, как бились деды,

Чтобы сгинул лютый супостат...

Настенька, налей нам за победу,

Чтобы все вернулись мы назад.

Чокнулись и кружки осушили,

И отец поднялся со скамьи: -

Я благословляю вас, большие,

Сыновья мои, сыны мои.

Чтобы сгинул ворог распроклятый

С каждой тропки, с каждой колеи,

Я благословляю вас, орлята,

Не орлята, а орлы мои,

Нет, не будет русский мир безмолвным,

К славе будут русские края...

Настенька, налей-ка вновь по полной,

Выпьем за Россию, сыновья.

За Россию все мы нынче встали,

Без нее нам свет не будет мил,

За нее на бой, на битву - Сталин

Миллионы нас благословил.

Выпьем за черемухи и вишни,

Зорь России красную игру,

И за то, чтоб каждый был не лишним

На ее, дай бог скорей, пиру.

За Россию - вечную отраду,

За открытый взгляд ее простой, -

Рек ее стремительных прохладу

И ручьев малиновый настой.

И еще за то, чтоб в полной силе

Шла везде, вольна и высока,

Золотая песня о России...

Ну-ка, запевай ее, Лука,

*

Наша Родина - Россия

Дольняя и горная,

Наша Родина - Россия

Грозная и гордая.

Василек мой, свет мой синий,

Песни колыбельные,

Ой, Россия, ты, Россия,.

Сосны корабельные…

Сосны корабельные,

Да ветра метельные,

Да красивые девченки,

Да ребята дельные.

Да черемухи в цвету,

Да луга с покосами,

Да девченки-сговоренки

С золотыми косами.

Да на ветке соловей,

Да без счету версточки,

Да отважных сыновей

На погонах звездочки.

Рассветало. Зимние, косые

На снегу лучи прошлись гурьбой.

За окном летела вдаль Россия

Со своей прекрасною судьбой!

Дм. Левоневский ГРЕМИТ ЛЕНИНГРАДСКИЙ САЛЮТ

Гремит ленинградский салют...

Ракеты взлетают все выше,

Созвездием искр осыпаясь на крыши,

Невиданной радугой в небе цветут,

И мир, потрясенный, их видит. И слышит,

Как залпы над городом славу поют.

Гремит ленинградский салют!

Гремит нашей славы салют

О павших в ночном поединке...

О тех, кто в бою на безвестной тропинке

Находят врагов, сокрушают и бьют,

И гонят на Запад их вспять без запинки,

И колют штыком, и гранатами жгут.

О храбрости павших гремит наш салют!

О доблести нашей грохочет салют.

О тех, кто той осенью шел с ополченьем

И дрался под Гатчиной с ожесточеньем

С врагом наседавшим. Казалось, сомнут

Нас грозные танки. Но подвиг терпенья

И выдержки мы совершили - враги не пройду

О нашей отваге грохочет салют!

О славе бойцов безыменных - салют,

О невской ночной переправе,

О наших саперах и ассах, что вправе

С бессмертными рядом стоять (и встают),

О Невской Дубровке, о Ладоге. Славе

Всех тех, кто. на праздник победы придут,

Гремит наш январский салют!

О стойкости нашей грохочет салют.

О тех, кто в бомбежку гасил зажигалки,

О женщинах наших, в простом полушалке,

Копавших окопы, забыв про уют,

С лопатой, в болотах у землечерпалки,

Что дрались за торф, как бойцы за редут.

О нашем упорстве грохочет салют!

О подвигах наших грохочет салют,

О нашем труде неустанном, бессонном,

О воле к победе бойцов, непреклонной,

О тех, кто в бою не отступят, умрут,

Но гордые, славные наши знамена

Врагам на позор никогда не сдадут.

О мужестве стойких грохочет салют!

О городе нашем - герое - салют.

О людях его легендарно-бесстрашных,

О тех, кто покончил с блокадой вчерашней,

О тех, чьи дела никогда не умрут,

О Сталине мудром, о Жданове нашем,

О тех, кого в песнях века воспоют,

Грохочет в столетьях победный салют!

В. Лифшиц РАСПЛАТА

Всего лишь год, всего лишь год назад,

Затянут, как ремнем, тугим передним краем,

Неколебим, несломлен, несгибаем

Стоял вооруженный Ленинград.

А весть о нем летела за моря,

И на него весь мир-держал равненье,

И тлела над Невой янтарная заря

Нашивкой за тяжелое раненье.

Но даже в самый свой тяжелый час,

Измерив горе самой страшной мерой,

Он жил одной неугасимой верой -

Он верил в нас. И не ошибся в нас!

И вот, когда советские войска

В Германию двойным врубились клином,

Когда под Кенигсбергом и Берлином

Они уже - как дуло у виска,-

Он говорит: «Огонь! Прощать нельзя!

Кровь Ленинграда красит ваше знамя.

Под Колпином погибшие друзья,

Под Пулковом погибшие друзья,

Под Красным Бором павшие друзья

В одном строю шагают рядом с вами!

Хочу, чтобы в Берлин вошла война!

Хочу, чтобы дрожал он ежечасно!

Хочу, чтобы любая сторона

При артобстреле в нем была опасна!

Чтоб он познал и смерть, и хлад, и глад,

И чтобы знал - детей моих убийца -

Что это - я! Что это Ленинград

К нему пришел за муки расплатиться!»

Ольга Берггольц ЗНАМЯ

...Товарищи, мы сами, мы сами

Поймем не теперь, погодя,

Как было, как вышло, что знамя

Оставили мы отходя.

Но ты не вини виноватых,-

Недаром народ нас простил:

Едва ли остался десятый

Из тех, кто тогда отходил.

И там, где германские танки

Прошли, раскалясь добела,

Пробитое знамя крестьянка

На мертвом сержанте нашла...

... Ее донимали заботы,

Голодные дети в дому,

И немец гонял на работы,

И шла, не переча ему.

Согнув непокорную шею,

В очах потушила огни,

Копала для немцев траншеи

И хлеб убирала для них.

И целых два года,- два года! -

Постыдная бирка и кнут.

Твердили: «Не будет свободы,

Твои за тобой не придут.

Ты ждешь их напрасно и долго,

Не верь им, не жди, не зови.

Полотнище красного шелка

Сегодня же ночью, порви,

И так уж проклятая участь

Досталась на долю твою.

Узнают - отыщут, замучат,

Детей неповинных убьют...»

Но страха и лжи не послушав,

Во мраке немецкого зла,

Как память о свете, как душу

То знамя она берегла.

И если давила усталость,

К земле пригибало тоской,

Вставала ночами - касалась

Заветного свертка рукой.

Под ветошью бедной и серой,

На нищенском дне сундука

Хранилась народная вера,--

Походное знамя полка.

Она разбирала укладку,

Тряхнув, расправляла атлас,

Чтоб он не слежался на складках,

Чтоб цвет огневой не погас.

Чуть скрипнет порой половица,-

А немец за стенкой кричит

- Зачем ты вставала?

- Молиться. Я богу молилась, молчи ...

... А мы на другом пепелище,

Где Волга шумела, близка,

В те ночи клялись, что отыщем

Походное знамя полка.

И знойными летними днями

Мы двинулись в дальний поход.

- Не здесь ли,- кричали мы,- знамя?

- Не здесь,- отвечали,- вперед! -

И вот к отдаленным селеньям,

На берег днепровский пришли,

В немецкой крови по колени,

В тяжелой железной пыли.

Два года назад - молодая,

Отряд авангардный полка

Встречала седая-седая

И знамя несла на руках,-

На вытянутых, на простертых,

Распахнутых щедро руках,-

С поклоном глубоким и гордым

И станом прямее древка.

Так знамя спасенное наше

Предстало пред нами опять.

Мы только вздохнули:

- Мамаша!

Спасибо... а мы наступать...

И рад я, товарищ, поведать,

Что кончит победой бои

Народ -

в искушениях, в бедах

Сберегший знамена свои!

С. Михалков. КАРТА

Вторые сутки город был в огне,

Нещадно день и ночь его бомбили.

Осталась в школе карта на стене,

Ушли ребята. Снять ее забыли.

И сквозь окно врывался ветер к ней,

И зарево пожаров освещало

Просторы плоскогорий и морей,

Вершины гор Кавказа и Урала.

На третьи сутки, в предрассветный час,

По половицам тяжело ступая,

Вошел боец в пустой, холодный класс.

Он долгим взглядом воспаленных глаз

Смотрел на карту, что-то вспоминая.

И вдруг, решив, он снял ее с гвоздей

И, вчетверо сложив, унес куда-то,

Изображенье Родины своей

Спасая от немецкого солдата.

Случилось это памятной зимой

В разрушенном, пылающем районе,

В тот грозный год, для немцев - роковой,

Когда бойцы под самою Москвой

В незыблемой стояли обороне.

Шел день за днем, как шел за боем бой.

И тот боец, что карту взял с собою,

Свою судьбу связал с ее судьбой,

Не расставаясь с ней на поле боя.

А, становясь на отдых, на привал,

Он, расстегнув крючки своей шинели,

В кругу друзей ту карту раскрывал,

И молча на нее бойцы смотрели

И каждый узнавал свой край родной,

Искал свой дом: Казань, Рязань, Калугу,

Один - Баку, Алма-Ата - другой.

И так склонившись над своей страной,

Хранить ее клялись они друг другу.

От немцев очищая города,

Освобождая из-под ига села,

Боец с боями вновь пришел туда,

Где карту он когда-то взял из школы.

И на урок явившись, как-то раз

Один парнишка положил на парту

Откуда-то вернувшуюся в класс

Помятую, потрепанную карту.

Она осколком прорвана была

От города Орла до Приднепровья,

И пятнышко темнело у Орла,

И было то - красноармейской кровью.

И место ей нашли ученики,

Чтоб каждый день с веселым нетерпеньем,

Переставляя красные флажки,

Итти вперед, на Запад, в наступление!

Д. Дворецкий РОДИНА

Ты живешь, моя Россия,

В песнях, в говоре былинном,

Ты слышна, моя Россия,

В грустном крике журавлином.

Вот идут дожди косые

В Ленинграде и Уржуме.

Узнаю тебя, Россия,

В их волнении и шуме.

В шорохе опавших листьев,

В свисте пули партизана...

Ты водила нежной кистью

Исаака Левитана.

В очи Гоголю глядела,

Овладев его душою.

О тебе, Россия, пело

Сердце Пушкина большое.

Расстреляв обойму мести

До последнего патрона,

За тебя погибли с честью

Комсомольцы Краснодона.

Путь твой к счастью неизменен,

Гордый дух твой неустанен.

За тебя боролся Ленин,

За тебя воюет Сталин.

Владимир Лифшиц ГИМН ПЕХОТЕ

На марше ног не чуя,

Зимой в снегу ночуя,

Готов ежеминутно

И в битву, и в поход,-

Лопаткой и винтовкой,

Смекалкой и сноровкой

Советский пехотинец

Воюет третий год.

Не в светлые ворота,-

Сквозь дебри и болота,

Идет он с громкой песней,

Чтоб было веселей.

Да здравствует пехота!

Бесстрашная пехота!

Советская пехота - Владычица полей!

Смеясь в глаза невзгодам,

Песками, гарью, бродом,

Где пушкам не пробиться

И танкам не пройти,

С винтовкою и скаткой,

С «лимонкой» и лопаткой

Идет он, все преграды

Сметая по пути!

Штурмуя рвы и дзоты,

Идет на пулеметы

И нет бойца на свете

Напористей и злей!..

Да здравствует пехота!

Упрямая пехота!

Советская пехота -

Владычица полей!

Бывало, на привале

Гармошки заиграли,

Присел боец усталый

У жаркого костра,

Поел, переобулся,

Махоркой затянулся,

Под кустиком приткнулся

И дремлет до утра.

Земляк - под самым боком

Храпит во сне глубоком,

К товарищу прижавшись,

Чтоб было потеплей...

Лишь ты в дозоре где-то

Не дремлешь до рассвета,

Храня покой пехоты - Владычицы полей!

Когда придем с победой,

Сын скажет мне: - Поведай,

Ты где служил и дрался,

С кем бил ты пруссака? -

Служил, сынок, в пехоте,

В шестой стрелковой роте

Второго батальона

Гвардейского полка!

Трудились мы до пота,

Была штыку работа!

Солдата-пехотинца

Попробуй, одолей!..

Да здравствует пехота!

Могучая пехота!

Советская пехота -

Владычица полей!

Анатолий Чепуров СОЛДАТСКАЯ ЗАСТОЛЬНАЯ

Налей, налей солдатского,

Нам горького налей,

Родного ленинградского,

Чтоб стало веселей.

Мы там сражались с гадами,

Ходили смело в бой

Под пулями, снарядами,

Со смертью вперебой.

Но веришь ли, не веришь ли-

Не нам под ветром тлеть!

Там девушка у бережка

О славе будет петь.

Уже цветут крылатые

Сады по сторонам,-

Где мы ползли с гранатами

К немецким блиндажам.

И злобные пожарища

Померкли навсегда

Так выпьем же, товарищи,

За лучшие года,

За земли ленинградские,

Которых нет милей...

Налей еще солдатского,

Походного - налей!

Л. Мелковская СЫНУ

Проверен на прочность мотор самолета,

Как сердце гвардейца, как мысли его,

И я перед каждым дальним полетом

Напутствую первенца моего.,

Ты слышишь мой голос спокойный и тихий.

Пусть слово привычно и ласка проста.

И мимо идут пулеметные вихри,

Зениткам немецким тебя не достать.

Ты будешь крушить их, послушен приказу,

Чтоб снова свободно дышала земля.

Лети, соколенок, лети, синеглазый,

Звериные логовища пепеля.

Лети, моя гордость! Лети, моя слава!

.Чтоб зверю в берлоге ни сесть и не встать.

Недаром тебя назвала Ростиславом

Простая, земная, бескрылая мать.

Я знаю, что жизнь прожита не напрасно.

Бесстрашные ты совершаешь дела!

Как судьбы крылатые ваши прекрасна,

Как счастлива мать, что тебя родила!

Вадим: Шефнер ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

Андрея Петрова убило снарядом,

Нашли его мертвым у свежей воронки,

Он в небо глядел немигающим взглядом,

Помятая каска лежала в сторонке.

Он весь был в тяжёлых осколочных ранах,

И взрывом одежда раздергана в ленты.

И мы из пропитанных кровью карманов

У мертвого взяли его документы.

Чтоб всем, кто товарищу письма писали,

Сказать о его неожиданной смерти,

Мы вынули книжку его с адресами

И пять фотографий в потертом конверте.

Вот здесь он ребенком, вот братья - мальчишки,

А здесь он с сестрою на станции дачной...

Но выпала карточка чья-то из книжки,

Обернутая в целлулоид прозрачный.

Он нам не показывал карточку эту.

Впервые на поле, средь дымки рассветной,

Смутясь, мы взглянули на девушку эту,

Веселую девушку в кофточке светлой.

В соломенной шляпе с большими полями,

Ему улыбаясь лукаво и строго,

Стояла она на широкой поляне,

Где в даль убегает лесная дорога.

Мы письма напишем родным и знакомым,

Мы их известим о негаданной смерти,

Мы деньги пошлем им, мы снимки вернем им.

Мы адрес напишем на каждом конверте.

Но как нам пройти по воронкам и комьям

В неведомый край, на поляну лесную,-

Он так, видно, адрес той девушки помнил,

Что в книжку свою не вписал в записную.

Мы вместе с ним шли по военной дороге,

Дружили, любили, как брата родного,

Он радости нам поверял и тревоги,

И только о девушке этой - ни слова.

К ней нет нам пути - ни дорог, ни тропинок,

Ее не найти нам ... Но мы угадали,

Кому нам вернуть этот маленький снимок,

Который на сердце хранился годами,

И в час, когда травы тянулись к рассвету

И яма чернела на низком пригорке,

Мы дали три залпа, и карточку эту

Вложили Петрову в карман гимнастерки.

С. Михалков ПРИЕЗД ГЕРОЯ

Сегодня в доме весело,

Сегодня - пир горой.

Из Действующей армии

Приехал сын-герой.

Коней колхозных выслали

На станцию с утра,

И он сошел с почтового

Под громкое: «ура!»

И обнял он родителей,

Мамашу и отца,

И сам начальник станции

Слезу смахнул с лица.

И тронулись, поехали

Со станции в колхоз.

Он узнавал окрестности,

Где он мальчишкой рос.

Березовая рощица,

За ней сосновый лес,

А вот налево-пасека,

Направо - МТС.

Остановились лошади,

Он вышел из саней,

И все кругом захлопали

Все громче, все сильней

Заслуженному лётчику

В кожанке фронтовой,

За подвиги геройские,

За орден боевой.

И он сказал: «Товарищи:

Я вас благодарю!

Я вам красноармейское

Спасибо говорю!

Для родины, для Сталина

Не жаль мне ничего!»

И все опять захлопали,

Приветствуя его.

И сквозь толпу народную

Пройдя с большим трудом,

Вошел он в дом родительский

Простой крестьянский дом.

Вошел, и в светлой горнице

Вдруг стало днем темно -

Все будущие летчики

Явились под окно.

Анатолий Чекуров ЗА РОДИНУ

Я проходил по тем местам,

Где кровь лилась волной.

Я к пыльным припадал кустам

И к покосившимся крестам,

К земле, навек родной.

Струился теплый ветерок,

Все тот же - голубой.

Я видел дедовский порог

И сена прошлогодний стог,

И васильков прибой.

И я тогда с собой унес

В смертельные бои

Мой мир дымящихся берез,

И горечь материнских слез,

И память о любви.

И знал, что коли смерть найдет,

Коль биться не смогу,

Другого родина пришлет,

И устремится он вперед,

И отомстит врагу.

Л. Мелковская РАССТАВАНЬЕ

Сказал: ухожу добровольцем.

И я отвечала: - Иди!

Большое июльское солнце

Сулило грозу впереди.

Горели июльские зори

И в росах сияли цветы.

Но люди стояли в дозоре,

Не видя земной красоты.

Стервятников черная стая

Кружилась над городом,

Взрыв!

И матери чьей-то не стало,

И чьей-то не стало сестры.

А там, где сирень и фонтаны

Красивейший в городе сад -

Воронка, как черная рана.,

И около - трупы ребят.

Бороться! Бороться! Бороться! -

Себе и тебе накажу.

Сказала: иди добровольцем!

И ты отвечал: - Ухожу!

Д. Дворецкий СВЯЗИСТ

Рвутся мины рядом, рядом,

Впрочем, это невпервой.

Он идет. Спокойным взглядом

Проверяет провод свой.

Все забудешь, если в штабе

Нем, как, рыба, телефон,

Не до страха, если кабель

Где-то миной поврежден.

По пригоркам, по болотам

Ратный путь его лежит.

Он идет, покрытый потом,

Спотыкается, спешит.

Так и есть - оборван кабель.

Мысль одна - срастить скорей,

Чтоб могли услышать в штабе

Голос дальних батарей.

Чтоб приказ артиллеристы

Получили боевой -

Бить по логовам фашистов

Всею силой огневой!

Л. Мелковская ПИСЬМО

Вот опять запели тополи,

Звонче птичьи голоса.

Протяни мне руки теплые

Через горы и леса.

Без тебя и свет не светел мне,

Не мила трава в лужках.

Я бы встретила - приветила

Ненаглядного дружка,

Я шинель твою б походную

С плеч рукой своей сняла,

Я тебя б водой студеною

Умывала добела.

Ты спросил бы, я - ответила,-

Отыскала бы, любя.

Слово самое приветное,

Песню - только для тебя,

А когда зарею раннею

Заалеется восток,

Я тебе в дорожку раннюю

Собрала бы узелок.

- До свиданья, мой единственный,

Довоевывай, иди!

С каждым шагом, с каждым выстрелом

Ближе встреча впереди.

Буду я над синей Волгою

Ждать, что скажешь: враг добит!.

Встреча кончилась недолгая,

Надо долгую добыть.

Анатолий Чепуров ВОИНУ - ДРУГУ

Мы оба молоды с тобою

И дерзки наши голоса.

Над нами небо голубое,

А сзади - русские леса.

Мы любим яркий свет востока

И предвечерний холодок,

Когда, светящий одиноко,

Влечет на отдых огонек.

Мы любим шорохи ночные,

Берез неспешный разговор,

И наши песни удалые,

И догорающий костер.

Не даром, силою воспрянув,

Россия снова поднялась,

И, обнажив свой меч багряный,

Как гневный мститель, пронеслась.

Вот почему твердят нам дали,

Чтоб мы сражались до конца.

И нет, пожалуй, тверже стали,

Чем ярость русского бойца.

Ольга Берггольц ПЕСНЯ О ЖЕНЕ ПАТРИОТА

Хорошие письма из дальнего тыла

Сержант от жены получал,

И сразу, покамест душа не остыла,

Друзьям по оружью читал.

А письма летели сквозь дымные ветры, Сквозь горькое пламя войны В зеленых, как-вешние листья, конвертах, Сердечные письма жены.

Писала, что родиной стал из чужбины

Далекий сибирский колхоз.

Жалела, что муж не оставил ей сына,-

Отца б дожидался да рос...

Читали- улыбка с лица не скрывалась,

Читали - слезы не сдержав:

- Хорошая другу подружка досталась,

Будь счастлив, товарищ сержант!

- Пошли ей, сержант, фронтовые приветы,

Земные поклоны от нас.

- Совет да любовь вам, да ласковых деток,

Когда отгрохочет война...-

А ночью прорвали враги оборону, -

Отчизне грозила беда.

И пал он обычною смертью героя,

Заветный рубеж не отдав.

Друзья собрались и вдове написали,

Как младшей сестре дорогой:

- Поплачь, дорогая, убудет печали,

Поплачь же над ним, над собой...

Ответ получили в таком же конверте,

Зеленом, как листья весной.

И всем показалось, что не было смерти,

Что рядом их друг боевой.

- Спасибо за дружбу, отважная рота,

Но знайте, - писала она, -

Не плачет, не плачет вдова патриота,

Покамест бушует война.

Когда же. сражений умолкнут раскаты

И каждый к жене заспешит,-

В тот день я, быть может, поплачу, солдаты,

По-женски поплачу, навзрыд ...

... Так бейся же насмерть, отважная рота,

Готовь же отмщенье свое,

За то, что не плачет вдова патриота,

За бедное сердце ее.

Ю. Петров

ПЕСНЯ О ЛЕНИНГРАДСКОЙ КОМСОМОЛКЕ ЛЮБЕ КОЗЛОВОЙ

Пусть бурый снег, задымленный,

Покровом свежим скрыт,

Осколками израненный

Сосняк следы хранит -

О славном наступлении,

О схватке роковой,

О ленинградской девушке,

О Любе боевой.

Ее такой запомнили:

В глазах - лучистый свет,

Курчавая, веселая

В семнадцать юных лет.

Пройдет война суровая.

Придет победы день,

Забудутся названия

Дорог и деревень.

Но помни ты тропиночку,

Товарищ боевой,

В лесу, в снегах, у Марьино,

Над скованной Невой.

Когда гремела грозная

Сражения страда,

Там линиями белыми

Тянулись провода.

А где они кончалися,

Под музыку войны

Сидела Люба с трубкою

В воронке у сосны..

Свистят снаряды в воздухе,

Осколки кабель рвут,

Напрасно минометчики

С НП команды ждут,

Хоть звонок голос девушки,

Но телефон молчит.

И комсомолка смелая

Вдоль провода -бежит.

У дерева разбитого

Она нашла порыв,

«Быстрей исправить линию.»

Но в это время - взрыв!

Горячими осколками

Он девушку сразил...

Тянулась Люба к проводу.

Собрав остатки сил.

Соединила линию,

На проводе рука.

И умерла у свежего,

Щербатого пенька.

Команду мы услышали

Сквозь ветры и снега,

И ливнем мин обрушились

На головы врага.

С. Михалков ПОЧЕТНЫЙ ПАССАЖИР

В армейской шинели,

В армейской ушанке

Вагона он ждет

На трамвайной стоянке.

Он входит с передней

Площадки трамвая,

На правую ногу

Немного хромая.

Таких пассажиров

В трамвае немного,

И люди ему

Уступают дорогу.

Таким пассажирам,

В таком положенье

Повсюду - вниманье,

Везде - уваженье!

Сидит он в вагоне

На лучшем из мест,

Кондуктор с него

Не берет за проезд.

Он орден имеет

Под серой шинелью,

Он ранен под Курском

Немецкой шрапнелью.

Боец-пулеметчик

Стрелкового взвода,

Большое спасибо.

Тебе от народа!

Владимир Лифшиц ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ

Огнем озарился ночной Ленинград,

Ты шапку сними и замри...

На Невском горят, на Литейном горят,

Горят по ночам фонари!

Мерцая в холодных глубинах волны, Как бусы, висят над Невой, Впервые средь ночи за время войны Мы город увидели свой.

Под сенью суровых гранитных громад

Шагай по нему и смотри:

На Невском горят, на Литейном горят,

Ночные горят фонари.

Пускай еще тускло мерцают они,

Но твердо я знаю одно -

Что если горят в Ленинграде огни,

То, значит, в Берлине - темно!

Боец Иван Муха ДОБЬЕМ!

По немцам проклятым строчит пулемет,

Он песню весеннюю громко поет:

- Мощу по-гвардейски дорогу

К фашистскому зверю в берлогу!

- Для зверя устроим мы огненный душ,-

Гремят голоса боевые «катюш».

- От нас не уйдешь никуда ты,

Добьем! - восклицают гранаты.

Идет в наступленье советский боец.

- Мы зверя добьем! - восклицает свинец.

- Мы зверя добьем без пощады! -

Свистят и грохочут снаряды.

- Добьем! - самолеты гудят в небесах.

- Добьем! - на полях, на лугах и в лесах

Бойцы повторяют сурово

Простое и верное слово.

Любые преграды с дороги сметем,

Фашистского зверя в берлоге добьем!

Чтоб солнце над нами сияло,

Чтоб жизнь наша солнечной стала!

Мих. Зощенко СОЛДАТСКИЕ РАССКАЗЫ

ПЛОХАЯ ЗЕМЛЯ

Ночью пошли в разведку. Я впереди, два бойца сзади.

А ночь исключительно светлая. Луна сияет. Сверкают звездочки. И тихо. Стрельбы нет.

Вдруг впереди нас что-то мелькнуло. Видим - фигура. Видим - немец. Фельдфебель. Пожалуйста, думаем.

Легли за кусточком. Ждем.

Видим - немец остановился. Стоит. Задумчиво смотрит вокруг себя. Потом для чего-то непонятно наклоняется. Рукой трогает землю. И снова идет. Идет крайне медленно, заложив руки за спину.

Думаем, что за чорт. Если идешь в плен сдаваться, так иди, болван, побыстрей, без рук за спиной. Непонятно! Велю бойцам деликатно его взять.

Взяли его бойцы. Нет, видим, не хочет сдаваться. Борется. И даже оказывает отчаянное сопротивление, то есть кусается.

Пришлось, я извиняюсь, немного его ранить, чтоб он вел себя скромней, проще, не так агрессивно, Успокоился. Пошел культурней.

Приводим его в штаб, В штабе спрашивают: «Куда шел, зачем, какие имел задания». Молчит. Как воды в рот набрал.

Обыскали. Среди документов нашли казенную бумагу, дескать, такой-то фельдфебель, награжденный железным крестом, является владельцем трех гектаров земли. И видим в бумаге указаны как раз те места, где расположены наши и немецкие траншеи и где поле, по которому шел этот немец.

Конечно, в штабе хохот поднялся, смех. Командир полка говорит:

- Что ж вы такие неудобные земли выбираете для своих владений - я прямо на вас удивляюсь.

Молчит. Не хочет отвечать. Командир полка говорит:

- Значит, вы просто шли и своим хозяйским оком осматривали ваше имение?

Не отвечает. После попросил папироску, закурил. Говорит:

- У нас многие, которые отличились, получили земли среди восточных пространств.

В штабе снова хохот поднялся. Смех. Шутки. Спрашивают немца:

- Когда же вы сподобились получить это дарственное имение?

- Еще, говорит, в сорок первом году, в сентябре. Командир полка говорит:

- Времечко-то как быстро летит. Столько воды утекло, а вы еще и поместье свое не приняли..

Под общий смех и веселье спрашивают немца:

- Ну, хоть понравилось ли оно вам? Немец говорит:

- Нет, не понравилось. Плохая земля - траншеи понарыты, деревня сожжена.

Командир полка говорит:

- Так вы бы поглядели землю, прежде чем ее брать. Еще в помещики лезете. Не предусмотрели такую мелочь. Взяли кота в мешке.

Фельдфебель сердито говорит:

- Да как же я мог ее глядеть, если вы там были. Командир полка говорит:

- Так вы на парашюте бы спустились. Разве можно так беспечно свои коммерческие дела совершать. Вот и оболванили вас. Не то подсунули.

Тут немец понял, что над ним подшучивают. Замолчал. Командир полка говорит:

- Прямо не поддается описанию нахальство гитлеровцев. Наши советские земли они раздавали своей тупорылой немчуре, с надеждой, что они ее завоюют. А ну-ка, быстренько отведите скороспелого помещика в штаб дивизии. Тут его историческая миссия закончена.

Скороспелый помещик нервно закурил вторую папироску, и его повели.

ЧУЧЕЛО

Однажды мы захватили в плен большую партию немецких солдат. Глядим - что такое: один среди них исключительно похож на Гитлера.

Такие же у него усики. Прическа на лоб спустилась. Такое же бессмысленное выражение лица. И вообще морда у него, как говорится, кирпича просит.

Бойцы говорят:

- Может, мы самого Гитлера словили. Вот будет исторический случай.

Повели пленных в штаб полка. Командир полка тоже удивился, что мы привели такой экземпляр. Спрашивает этого пленного ефрейтора:

- Кто вы такой? Что вы за птица?

Тот говорит:

- Да нет, я не Гитлер. Я - ефрейтор шестого гренадерского полка.

Командир говорит:

- А что у вас нарочно такое сходство, или это ваша природная наружность?

Похожий на Гитлера говорит:

- Такая наружность бывает раз в тысячу лет. И сама природа не дает такого сходства. Я два года добивался его. И добился того, что господа офицеры вздрагивали при виде меня. И сам начальник дивизии попятился и хотел побежать, когда меня встретил. Но ему разъяснили, в чем дело. Он сначала запретил мне это сходство, потом разрешил, но только не велел мне на глаза показываться.

Командир полка спрашивает пленного ефрейтора:

- А, собственно говоря, зачем вам понадобилось играть под Гитлера?

Пленный говорит:

- В этом нет игры. В этом большая государственная мысль. Все солдаты боялись меня как огня. Они страшились, когда я появлялся перед ними в своем исторической облике. И в силу этого они беспрекословно выполняли все мои приказания.

- И что же, в каждом полку у вас имеется такое чучело? - спрашивает командир.

Похожий на Гитлера говорит:

- О, если б в каждом полку имелось бы такое лицо, похожее на Гитлера - германская армия была бы неуязвима, как стал неуязвим наш полк, когда я добился этого сходства.

Командир говорит пленному:

- Где же, к чорту, неуязвим! Что вы чушь несете. Ваш полк разбит и вы в плену с вашим сходством.

Похожий на Гитлера говорит:

- О, это большое несчастье для моего полка, что я в плен попал.

Командир полка говорит:

- Для полка, который разбит и больше не существует, безразлично - в плену вы или на небе.

Пленный хотел что-то еще сказать, но командир крикнул:

- Уведите от меня это чучело. Он мне на нервы действует.

Мы увели похожего на Гитлера во двор. А там стояли другие пленные. Они стояли кучкой и о чем-то между собой беседовали.

Похожий на Гитлера грозно закричал на них и велел им построиться у забора. Но они не послушались его и засмеялись. А один из пленных подошел к ефрейтору, хлопнул его по затылку и сказал:

- Капут Гитлер!

Похожий на Гитлера хотел рассердиться и даже сделал свирепое лицо. Потом махнул рукой, встал у забора и принялся жевать хлеб, который достал из своего кармана.

ИСКУШЕНИЕ

Позвал меня командир полка. Угостил хорошей папиросочкой. Говорит:

- Разведчик ты исключительно хороший. И я сегодня возлагаю на тебя превеликую надежду. Подползи ночью к немецкому дзоту и выясни, что это такое - какова длина этого дзота и есть ли там противотанковое орудие. Только делай разведку в полной тишине, чтоб у фрицев подозрения не возникло, что мы обнаружили их замаскированный дзот.

К рассвету я подполз под самые немецкие укрепления. Нарисовал на бумажке строение этого дзота. И уже имею намерение вернуться назад.

Уже ползу назад. Вдруг слышу немецкие голоса и легкий немецкий смех. И слышу смех идет из этого дзота.

Сначала я не хотел обратить на это внимание. После интерес пересилил. Подполз к самой амбразуре! Вижу - сидят четыре, немца. В карты играют.

Еще чего, думаю. Я тут ползу, затрудняюсь. А они в карты играют. Допускают беспечность.

Хотел я кинуть в них гранату. Но сдержался. Не стал кидать. Поскольку, думаю, надо соблюдать полную тишину, согласно указания командира.

Слежу за ихней игрой, соблюдая тишину. Не в «козла» ли, думаю, они играют. Нет, вижу, не в «козла». Интересуюсь, что за игра. Не понимаю.

Снова хотел бросить в них гранату. Но опять переборол себя. Подавил в себе искушение.

Вдруг вижу еще один немец к столу подходит. Пятый. И в руках у него бутылочка вина и стаканчики.

Налил он каждому по стаканчику. И тут они выпили.

Выпили по стаканчику и сидят, как болваны.

Сидите, думаю. Может быть, как-нибудь сами собой передохнете, без моего участия.

И, значит, опять не бросаю гранату. Хотя рука у меня прямо горит. Прямо сама вертит гранату.

Вот они сидят, как болваны. А один из них вдруг зевнул.

Ага, думаю, зевает. Спать хочет. Переутомился после своих подлых делов.

И чувствую, это переполнило чашу моего терпения. И тогда я взял три гранаты вместе и бросил в них.

Тут, конечно, все к чорту вверх полетело... И стол. И немцы с картами. И стаканчики.

И тут со всех своих траншей немцы открыли ураганный огонь.

Ползу назад и сам себя ругаю, зачем такой шум произвел.

Приполз к своим. Командир полка сердитый, скучный. Говорит мне:

- Мне твое индивидуальное геройство не требовалось в данном случае. Мне нужна была тихая операция.

Я говорю:

- Извиняюсь, товарищ подполковник. Не сдержался. Кинул в них.

Командир говорит:

- Всецело тебя понимаю, но нужно было сдержаться, перебороть себя. Теперь немцы будут бдительны. И это усложнит нашу наступательную операцию.

- Глубоко, говорю, извиняюсь, товарищ подполковник. Задача оказалась не по силам. Не поборол в себе искушения.

Командир полка говорит:

- Хотел представить тебя к награде. Но теперь вместо награды отдам выговор в приказе. В другой раз в точности выполняй приказания командира. И борись с искушениями, когда это требуется.

Е. Весенин ПЕРПЕНДИКУЛЯРНЫЙ СЛУЧАЙ

К раненому капитану Петрушенко в госпиталь пришла: гостья. В огромном, не по росту, халате девушка чувствовала себя явно неловко среди чужих людей и робко уселась на краешек стула.

Обитатели палаты, точно по команде, повернулись спиной к Петрушенко: кто стал читать, кто сделал вид, что засыпает. Девушка улыбнулась и, зардевшись, смущенно; прошептала:

- Так вот вы какой!..

- А вы-то вот какая!

И оба громко рассмеялись.

И они стали вполголоса беседовать, как старые добрые друзья, которые много времени не виделись.

Когда девушка ушла, в палате долго стояла тишина ... Первым заерзал на койке моряк-балтиец. Он не вытерпел и задал Петрушенко вопрос, который занимал одинаково всех:

- Это как понимать: просто знакомая или близкая родственница?

- А понимай, как хочешь! - ответил незлобиво Петрушенко, продолжая думать о чем-то своем.

- Ты, капитан, не сердись. Я тебя по-хорошему спрашиваю, потому что девушка симпатичная. Что, старая знакомая? - не унимался моряк.

- Да, старая ... Только что первый раз в глаза увидел.

- Шутить изволите ... Это как надо понимать?

- Опять-таки понимай, как хочешь, А я не шучу и говорю тебе совершенно серьезно: я знаком с ней вот уже два года, а встретились только теперь. Ясно?

- Ничего не ясно.

- Эх, ты, башка! По переписке познакомились. Понятно?

И Петрушенко рассказал простую и обычную для наших дней историю, как в начале войны он потерял свою семью и как в ответ на письмо по радио откликнулась совершенно незнакомая девушка - Зина Байкова. которая затем разыскала всю петрушенковскую родню.

- С тех пор мы с ней и держим контакт. А теперь получила от моей матери письмо, что я лежу в госпитале, и пришла.

- Тебе, браток, прямо скажу, повезло,- глубокомысленно заключил моряк.-- К тебе удача с попутным ветром залетела. По переписке познакомился - и в самую точку! Снайперское попадание! А вот один мой приятель на такой переписке чуть на мель не сел.

... Вот как оно было. Переслал я своим старикам по почте деньги. Короче, деньги куда-то запропали. Я туда-сюда. И следов не найдешь. Затерялись, точно иголка в море.

И взяла меня такая злость, что не передать. Написал я в Москву, в редакцию. В ответ получаю сразу два письма: одно - из Наркомсвязи, что деньги вручены по назначению; другое письмо - в голубом конверте. Почерк незнакомый. Смотрю на подпись «Киса».

Что за Киса? Откуда Киса? Читаю. Оказывается, попалась этой Кисе газета с моей жалобой, и она решила утешить меня в беде. Так и так, дорогой моряк, не принимайте потерю денег близко к сердцу. Не жалейте ста рублей, а заимейте сто друзей. Давайте познакомимся. Зовут меня Киса. Пришлите мне свое фото и напишите про себя. Ко всех подробностях, чтоб я могла представить вас, как наяву. В следующий раз вышлю вам свою карточку. Тут же, адрес: Харитоньевская, 7, трест Главдеталь, Клавдии Душкиной.

Читаю и удивляюсь. Звать Кисой, а писать Клавдии. Вот загадка! Если Киса - это то же самое, что Клавдия, почему же Клавдия - плохо, а Киса - хорошо? Подумал я и так решил про себя: «А какое мне дело? Киса - так Киса...»

На фронте всякой строчке рад, не вам говорить! Ответил, конечно. «Рожден в таком-то году. Звать Григорием Ивановичем. Блондин, даже белобрысый; глаза серые, обыкновенные».

Скоро пришел от Кисы новый голубой конверт. На этот раз она заговорила стихами: «Беру перо в руки. Пишу письмо от скуки. Письмо мое, лети. К милому скорее прилети!» Как вам нравится? Не успели познакомиться, как я стал уже милым! Читаю дальше. Двадцать с лишним лет зовут меня Григорием, Гришей, а тут на тебе вдруг, стал Жоржем. И пишет Киса Жоржу, то есть мне: то, что я блондин,- это добро. Блондины в ее вкусе. А какие девушки мне нравятся: блондинки или брюнетки? Работает Киса чертежницей-копировщицей (вот откуда, значит, голубые конверты - из старых чертежей). По вечерам аккуратно посещает клуб летчиков. «Должно быть, без отрыва от производства готовится в пилоты,- подумал я.- Это неплохо...».

Тут же, в конверте, нашел я и фотокарточку. Физия - шустрая, востроносая. Глаза явно подведены. Трудно только разобрать, кто здесь больше поработал: фотограф или сама Киса. На обороте карточки подпись: «Пусть эта слабая копия напоминает оригинал. Снималась в прошлом году. Теперь у меня шестимесячный перманент».

Прочел письмо, посмотрел на. карточку. Не Киса, а сплошной ребус. Киса, Жорж, перманент и... школа пилотажа? Женщина - не орех, сразу не раскусишь. Все может, быть!

Я человек вежливый. На письма отвечаю аккуратно. Во-первых, поставил вопрос ребром: никакой я не Жорж, а Григорий, Гриша, если угодно, А во-вторых, и без перманента лицо у нее подходящее. Такие девушки мне как раз нравятся. И, понятно, задаю вопрос, кем она собирается быть: штурманом, летчиком или, может быть, их там в клубе готовят на парашютистов?

Снова пришел голубой конверт. Киса стоит на своем. Я - Жорж, и никаких. Гриша, видите ли, - это не музыкально. Что касается клуба летчиков, то я ее не так понял.

В клуб она ходит исключительно на танцы. Вот тебе и парашютистка!

Читаю дальше, и глаза лезут на лоб от удивления. «С тех пор, как мы с тобой познакомились,- пишет Киса,- я все думаю о тебе. Ты (сразу на «ты», вот так сверхскоростные темпы!) овладел моим сердцем, ты опустил перпендикуляр любви, я не имею радиуса для описания окружности волнующих меня чувств». Вот загнула, так загнула! И тут же упрек: почему не пишу о своем звании, положении, сколько у меня просветов, сколько звезд на погонах.

Прочел и сплюнул. Эх, девка! Видать тебя насквозь. Не к тому берегу правишь. Хотел я тут же отдраить мою Кису за ее геометрию по всем морским правилам, но тут началась у нас заваруха: десант, то да се, меня тяжело ранило, отправили в тыл, в госпиталь. Думал уже, что отдам концы. Не до писем, не до Кисы было.

Но в госпитале я подружился с одним танкистом. Молоденький такой, но бывалый. Вся грудь в орденах.

Дела у нас шли на поправку. Нам разрешали совершать небольшие прогулки. Я забыл сказать, что госпиталь был в том самом городе, где жила Киса. Вспомнил я, понятно, про нее, и захотелось своими глазами посмотреть на этакое перпендикулярно-перманентное явление.

Выпросил себе увольнительную и спрашиваю у ординатора, как лучше добраться до Харитоньевской. Слышит это мой сосед по палате и говорит:

- Как кстати! И мне на Харитоньевскую по делу нужно. Пойдем вместе.

Ладно. Пошли вместе. Идем медленно, неторопливо. Болтаем о том, о сем.

- А вам куда на Харитоньевскую? - полюбопытствовал мой сосед.

- Дом номер семь.

- Вот совпадение! И мне как раз туда. В Главдеталь, что ли?

- Именно туда. Мне там одну Кису разыскать надо. Чуть-чуть роман не был. Да перпендикуляр помешал.

Говорю я так и улыбаюсь. Но только я это сказал, как приятель дернул меня за рукав и уставился на меня удивленно и зло:

- Это что значит? Кто дал право смеяться надо мной.

Я ничего не подозреваю и говорю:

- Никакой насмешки нет. У меня и доказательство налицо. Действительно существует Киса, и действительно она пыталась опустить перпендикуляр на мое сердце.

Я вынимаю из кармана письмо в голубом конверте и читаю дословно про перпендикуляр, про радиус и прочую чепуху.

Мой танкист меняется в лице.

- Это, - говорит, - нечестно: тащить из-под подушки чужие письма.

Тогда наступает моя очередь удивляться: - Как чужие?

И сую ему в глаза голубой конверт, где точно указана моя фамилия.

- Ничего не понимаю,- говорит танкист и не на шутку бледнеет.- Давайте присядем на лавочку. И внесем ясность.

Присели. Танкист вынимает из бумажника связку писем. В голубых конвертах. Злополучное письмо с перпендикуляром на месте: его никто и не собирался красть.

- Что за навождение?!

Сличаем письма. Нет, писались они не под копирку. Но писала их одна рука. Разница только ь том, что мне Киса писала, что ей нравятся блондины, а танкисту - что ей больше подходят брюнеты...

- Все мне теперь ясно, - сказал танкист. - Как же быть? Повернули обратно?

- Зачем обратно? Именно теперь-то и нужно итти к Кисе в гости.

Мой план действий был принят безоговорочно.

В трест вошли мы вместе. Но вызвав Кису и разговаривал с ней первым танкист. Я стоял в стороне, вроде как наблюдатель.

- Я - Душкина. Кто меня спрашивал?

- Приехал с фронта. Захотел повидать. Тем более переписывались.

Киса покраснела, как, спелая морковь:

- А как вас зовут?

- А вы догадайтесь.

- Костя?

Танкист мотнул головой.

- Вспомнила: вас зовут Жан, то есть Ваня.

- Нет, ошибаетесь. Ну, я вам подскажу. Вы мне писали, что я, мол, черненький и черненькие з вашем вкусе.

Киса неуклюже потопталась:

- А вы меня не интригуйте! Не то я уйду. Вы - Сергей?

- Опять не угадали. А вы не сердитесь. Ну, кому вы писали вот это письмо? - и вынимает голубой конверт. - О том, что я опустил перпендикуляр любви на плоскость вашего сердца? Вспомнили?

- Догадалась. Вас зовут Аполлон.

- Как, вы и Аполлону писали про перпендикуляр?!

- А вы не придирайтесь! Это вас не касается. Киса всерьез заволновалась.

Тут включился я. Как ни в чем не бывало, подхожу к Кисе и подчеркнуто громко спрашиваю:

- Мне Кису Душкину как повидать? А Киса места себе не находит:

- Я - Киса. А что такое?

- С фронта приехал, Григорий Волков, Припоминаете? Как говорится, «вы мне писали, не отпирайтесь».

И показываю письма в голубых конвертах.

- Ну, я - Жорж. Узнаете? Тот самый, что опустил перпендикуляр любви на плоскость вашего сердца.

И все это в присутствии танкиста. Танкист смотрит на меня, я - на танкиста. А Киса готова была провалиться сквозь землю. От позора, ее могло спасти только извержение вулкана или воздушная тревога, но ни того, ни другого не случилось.

А так как я разговаривал чересчур громко, то привлек внимание сотрудников треста. Тут и председатель месткома и секретарь комсомола появились. Ну и смеху было!

Вот вам и перпендикулярный случай. А ведь чем чорт не шутит: обернись вое по-другому - и Киса, выражаясь мягко, окрутила бы танкиста. И был бы он на мели.

... Палата внимательно слушала рассказ моряка. Когда он закончил, сосед слева спросил:

- И что же? С тех пор ты дал зарок ни с кем не переписываться?

- За кого вы меня принимаете?! Одна Киса на свете, что ли? Кисы, конечно, есть, но они единственные в своем роде. Зато сколько у нас хороших и милых девушек?! Их, поверьте, не счесть! Может быть, мою девушку и не будут звать Зиной, как у капитана Петрушенко, а, между нами говоря, Лизой, но это, право, дела не меняет.

Старший лейтенант В. Леонидов ОТВЕТСТВЕННОЕ ЗАДАНИЕ

- Спасибо, только курил, у меня вообще большой тяги к табачным изделиям не имеется. Так, вы спрашиваете, какой в моей жизни самый интересный случай произошел? Что ж, я расскажу.

Прежде, чем попасть на эту зенитную батарею, до моего тяжелого ранения, я служил в разведывательном взводе и был там у меня боевой друг Иван Гацула. Вызывает нас как-ю вечером к себе лейтенант и говорит:

- Товарищи бойцы, вам поручается: выполнить ответственное задание: пойти в деревню Н. и разведать данные о силах противника и его расположении. Предупреждаю, что дело сложное и опасное, требующее большой хитрости и мастерства.

Объяснил нам лейтенант подробно задачу и спрашивает- все ли ясно, и что мы имеем ему оказать. Я ответил- все, мол, будет в порядке, а Гацула посмотрел на командира и говорит:

- Поскольку, товарищ лейтенант, дело сложное и придется в тылу у немцев побывать, разрешите, чтобы старшина выдал нам по норме русской горькой для лучшего движения в пути.

Лейтенант улыбнулся и просьбу Гацулы уважил. Вышли мы, закусили, тронулись в дорогу и через час достигли деревни, где был расположен немецкий гарнизон. Пробрались мы задами к церкви, вышли на кладбище и стали обдумывать, что дальше делать. Вдруг видим: из-за большого креста показывается фигура. Хоть я в ходячих мертвецов и не верю, но на этот раз сердце у меня екнуло.

Взялся я за автомат и говорю Гацуле:

- Давай попробуем этого мертвого живьем взять. Подкрались мы незаметно к кресту и не успела фигура пошевельнуться, как Гацула для большей безопасности успел ей в рот тряпку засунуть. Рассмотрели мы это привидение и оказалось оно девушкой, да татой красивой, что мой Гацула даже ручку ее отпустил, за : которую держался так крепко, что у девицы слезы выступили. Поскольку перед нами был женский пол, решили мы тряпку изо рта вынуть и услышать ее голосок. Девушка как узнала, что мы - красноармейцы, страсть обрадовалась и охотно ответила нам на все вопросы. От нее мы узнали, что фрицев в деревне немного и сегодня, по случаю какого-то своего праздника, они пьянствуют, а она здесь прячется, чтобы они ее к себе не затащили.

Отошли мы с Гацулой в сторонку и договорились как в дальнейшем разворачивать ход событий. После этого я подошел к девице и говорю:

- Не найдется ли у вас дома для нас двоих женского платья, поскольку, согласно плана военных действий, оно нам крайне необходимо.

Хотя девушка, ее звали Катей, и боялась итти домой, как бы там на фрицев не нарваться, но Гацула ее уговорил. Пришли: мы к ней в дом, она быстро достала из сундука все необходимое - кофты, юбки, платочки цветистые и. даже где-то башмаки раздобыла, только они нам не по номеру пришлись.

Стал мой Гацула одеваться и на меня ехидно посматривает, дескать, разве можно с его фигурой полную женскую форму приобрести, потом не выдержал и шопотом, чтобы Катя не услышала, говорит мне:

- А как же с женскими особенностями быть, ведь так нас сразу раскусят.

Я долго мешкать не стал и сунул ему за пазуху пару гранат-лимонок. Посмотрел я после этого на Гацулу и стал меня хохот душить, уж больно складная из него девица получилась. Ну, думаю, перед такой ни один фриц не устоит. Договорились мы, что временно я его буду Галей звать, а он меня Шурой. Зажгла Катя коптилку, сама спряталась под пол, а мы с «Галей» стали беседовать и ждать гостей.

В час ночи, как и ожидалось, слышим стучатся в дверь. Пошел я, открыл засов и вижу на пороге стоят два фрица. Один маленький такой в эрзацваленках, в потертом полушубке, из-под шапки рыжий чуб виднеется, а второй высокий, худощавый, уже пожилой и с глазами, как у мороженого судака. Вот, думаю, кавалеры попались...

Немцы, как увидели, что нас в комнате только двое, сразу залепетали на своем языке: «Зер гут», «русский девка», и еще там какие-то слова. Маленький достал из кармана пару бутылок вина и поставил их на стол, а худощавый выложил закуску. Тут я должен один секрет рас сказать. Как мне было известно из боевого опыта, Гацула имел слабость к алкогольным напиткам и когда увидел фрицевские бутылочки, то у него глаза загорелись. Я поэтому поспешил его предупредить, что раз он сегодня из себя «Галю» представляет, то пусть уж не уронит девичьей чести и особенно на вино не налегает и даже пускай вид покажет, что он совсем непьющая красавица.

Ну, фрицы пригласили нас за стол и поскольку в комнате было темновато, то они нас своими подслеповатыми глазами хорошо разглядеть не могли, а голоса по возможности мы изменили. Конечно, нам их сразу можно было взять на мушку. Но пьяные фрицы всегда болтливы и за рюмкой мы от них могли узнать больше, чем на пятичасовом допросе. К тому же они по-русски кое-как разговаривать могли. В общем, решили мы своей роли пока держаться, а там видно будет.

Вот маленький налил нам в граненый стаканчик по марусин поясок, как у нас говорят, и предложил тост «за русский девица». Я подмигнул «Гале», чтобы он форму держал. Да разве до него дойдет? Взял он стакан и так это легко его осушил, что фрицы даже переглянулись и стали руки потирать. Я не выдержал и толкнул ногою Гацулу, а фрицы по второй наливают. И опять он перекидывает граммов 150 как ни в чем ни бывало. После этой нормы Гацула по-настоящему в роль вошел и даже кавалерам глазки стал строить. Начали мы осторожно у наших фрицев про дела их расспрашивать: долго ли они здесь в деревне пробудут, где живут их офицеры, кто командир, давно ли служат и т. д.

После третьей стопки у немцев совсем языки развязались, больно они слабы против русской водочки, она их враз сшибает. Короче, через час у нас была полная картина об окружающей обстановке. Не успели мы выпить по последней, как меньший немец обхватил «Галю» и начал его тащить за ширму. «Галя» начал для формы сопротивляться и даже немного покраснел, а немец стал разные нежности проявлять и лезть целоваться.. Тут уж «Галя» не стерпел и говорит мне:

- Не могу я дольше женскую роль исполнять, пора комедию кончать и домой смываться.

Да я и сам уже подумал, что дело затягивается. Ушел «Галя» с фрицем за ширму и как только тот начал свои ласки, «Галя» крепенько обнял его, положил на сундук и так прижал ему горлышко, что фриц по своему слабому здоровью не выдержал и задохся. Тогда «Галя» выходит к нам и начинает снимать с себя юбку. Второй фриц, как увидел этот маневр, даже побелел и сразу понял, что попался в ловушку. Гацула быстро снял с себя всю маскировку, поднял половицу и выпустил Катю из убежища, а я тем временем связал немцу руки и засунул ему в рот тряпку.

Попросили мы Катю, чтобы она нас проводила за околицу, а там мы уже начнем перебираться через линию фронта, но девушка заявила, что пойдет вместе с нами, этого дня она все время ждала и счастья своего из рук не выпустит. Гацула как услыхал эти ее слова, обрадовался и сказал, что он скорее погибнет смертью храбрых, но не оставит Катю в беде.

После этого тронулись мы в обратный путь и благодаря нашей знакомой, которая хорошо знала местность, скрытно пробрались в свою часть.

Доложили мы лейтенанту все как полагается, а когда он узнал, что ко всему мы еще с собой фрица привели и девушку выручили, тот тут же объявил нам от лица службы благодарность.

Но на этом случай не кончился. Катя наша пожила немного в части и уехала в тыл. Там она на заводе работает. Гацула от нее часто получает письма и все говорит, что лучшей пары быть для него не может.

А я с ним и не спорю...

Л. Суриков ВТОРИЧНАЯ ВСТРЕЧА

Надо вам сказать, что моему папаше здорово посчастливилось. Он в Красной Армии с первых дней ее существования против немцев сражался.

Помню, рассказывал нам отец один довольно поучительный случай из его боевой практики.

Было это дело под Псковом. Напали как-то на моего отца двое немцев. Ну, одного он первой пулей снял, а второй немец отстреливаться начал и ранил отца в правое плечо.

Эх, и разгневался же мой отец! Собрал все свои силы, догнал немца и прикладом с ног сбил.

Снял отец тогда винтовку с немца, взял документы из его сумки и присел, чтобы сделать себе перевязку.

В тот самый момент, когда отец бинт разматывал, немец потихоньку привстал, оглянулся и побежал во всю прыть.

С тех пор, хотя времени прошло много, но забыть этот случай папаша никак не мог.

Перед моим отъездом на войну отец снова всю эту историю вспомнил и, провожая меня, сказал:

- Если доведется тебе немцев в плен брать, то поинтересуйся, пожалуйста, не знают ли они, где сейчас Карл Гетцель находится. Это тот самый немец, что удрал от меня. Сам он роста небольшого, а на голове его от моего удара шрам быть должен.

И вот как-то недавно пошел я «языка» доставать.

Доползли мы до немецкого блиндажа, подстерегли, когда оттуда один немец по срочной надобности вышел, схватил я его и поволок в штаб.

Утром вызывает меня командир, улыбается, руку жмет.

- Спасибо, говорит, за «языка». Очень интересный тип оказался. Ему сорок пять лет от роду. Он с Красной Армией вторично встречается. Двадцать четыре года тому назад в Пскове воевал, а теперь попал в Заполярье. Фамилия его Петцель, а звать Карл.

Как услышал я фамилию этого немца, так чуть даже не закричал.

- Скажите, спрашиваю, товарищ командир, а нет ли у этого старого прохвоста шрама на голове? Если есть, то это собственноручная подпись моего папаши. Крупный такой почерк, размашистый.

- Есть шрам,- отвечает командир.- Шрам солидный. Я уж и то поинтересовался. Немец говорит, что это ему память о восемнадцатом годе один красноармеец оставил. Так что садитесь и пишите подробное письмо.

Письмо я, конечно, написал, а вскоре и ответ пришел. Писал отец коротко:

«Спасибо, сынок, что порадовал меня хорошей весточкой, только насчет фамилии небольшая ошибка произошла. Вспомнил я точно фамилию того немца. Фамилия его не Гетцель, а Петцель.

В общем это значения не имеет. Бей немчуру проклятую и фамилии не спрашивай. Все они одной участи достойны».

Николай Никитин ДЕДУШКА ПРИЕХАЛ

Пьеса в 1-м действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Дед.

Нюрка - уборщица.

Пахомка.

Общежитие. Койка. Нюрка подметает пол.

Дед (входит, с торбой за плечами, с костылем). Здравствуйте.

Нюрка. Привет. Давайте отойдем в сторонку, гражданин, видите, уборка.

Дед. Заводское общежитие тута?

Нюрка. Точно. Вам кого?

Дед. Да мне бы, милая, внука нашего, Пахомку...

Нюрка (перебивая). Пахомок у нас много. (Отставив щетку). Вам какого? Есть Пахомка Трясилов водопроводчик, который на прошлой неделе после обеда из столовой с третьего этажа на зонтике прыгнул, будто с парашютом. Есть Пахомка из пожохраны, который с бабушкой приехал. Есть Пахомка легковой шофер, который личного кота завел...

Дед. Да будет тебе, тарахта. Я спрашиваю про моего Пахомку, Хохрякова...

Нюрка. Хохрякова? Это конопатый, что ли?

Д е. д. Сама ты конопатая.

Нюрка. Ну тогда не знаю.

Дед. С Вожгал... Село Вожгалы.

Нюрка. Не слыхала.

Дед. Ты-то не слыхала, а нам известно. Весною его на завод взяли. Я в ту пору по наряду уехавши был, на лесозаготовки. Я - бригадир. Ну, сама понимаешь, в лесу, понятно, сообщениев нету. Вначале от него два письмишка было. Я ему отвечал с оказией, а потом ответу больше не было. Я послал еще одно, опять нету ответу. Я четвертое послал. Все равно, что в пропасть. Нет ответу. Вот я и напросился в город, проведать.

Нюрка. У нас такого нет. Да вы, может, совсем и не на тот завод попали.

Дед. Да что ты. Как это не на тот? Я знаю, один в Млынове завод. Конечно, ежели не считать кирпичного и лесопилки. Циркуль и прочее школьное обзаведение у вас работают?

Нюрка. Циркуль? Видать, что вы год не бывали в этих местах. У нас сейчас заводов не сочтешь. И все работают военное.

Дед. Неужто зря я пешком пер столько верст. Почти сотню... Спасибо еще знакомый мужичок подвез немного, с капустой ехал. Куда же мне теперь податься?

Нюрка. Вам бы к управделами следует зайти. Вы в управлении справлялись?

Дед. В конторе?

Нюрка, В кадрах!

Дед. В кадрах или в ядрах, я не знаю, я куда-то заходил. Квиток мне выдали... Конторщик сунул. (Протягивает ей бумажку).

Нюрка (берет у него бумажку, читает). Барак 35-й, койка 7, Пахом Иваныч Хохряков. Это у вас. Здесь барак 35-й. Вот, гражданин, вместо того, чтобы мне голову морочить, подали бы с самого начала документ, я бы по документу моментально все сообразила.

Дед. А ты чего ж не спрашивала?

Нюрка, А чего ж мне спрашивать? Вы пришли, не я! Вы и доложите! А то бормочете, будто явились в климаторий. Пойми вас.

Дед. Я те пойму... Куда садиться-то?

Н ю р к а (показывая на койку). Вот - 7.

Дед. Важно... Мне так и конторщик сказывал: «Иди, говорит, в общежитие и подожди внука-то». (Разувается). Эх, ноженьки намял. Намучился. Тебе как звать-то?

Нюрка. Нюркой ... Вы что портянки-то на отопление развесили? Фортку ведь придется отпирать. Ишь, духу напустили.

Дед. Какой у старца дух? От костей, что ли? Ты, видать, совсем девчонка, ничего не понимаешь. Годов-то сколько будет?

Нюрка. Рождения 1929-го.

Дед. Шишнадцать. Порядочно. А Пахомке моему четырнадцать.

Нюрка, Еще не женился?

Дед. Тоже сгородишь! Нет, он у меня не такой. Не без головы парнишка. Правда, какая еще в них самостоятельность. Дети еще, проказы на уме... В кулаке еще держать их следует.

Нюрка. Как же, удержишь!

Дед. Вот именно! И некому... Ведь вот, почему я и беспокоюсь: сын мой Иван, его отец, погибши геройской смертью на фронте. Мать, то есть Дарья, сноха моя, определившись санитаркою в поезд ... Толковая. Из ленинградских она ... Уехала! И остался у меня внучок единственный. Бабки нет. Схоронил до войны еще. Кто же, спрашивается, наблюдет за ним?

Нюрка. Не обойдутся без тебя?

Дед. Вот именно не обойдутся. Кто научит жизни? Ты, что ли?

Нюрка. Что я им, учительша? Мало мне без них заботы.

Дед. Какая тебе забота!.. Ишь кудель-то наплела.

Нюрка. Это не кудель, это - локончики... А что, нельзя? Не культурно, что ли?

Дед. Да культурно, культурно... Эх, главное, полгода почти от парнишки нет вестей.

.Нюрка. Набузил чего-нибудь! Ясно!

Дед. Да я и сам так подумываю. Не спроста. Ребята ведь тут, конечно, всякие есть! Главное, я друзей боюсь... Ну, ничего. Я пришел, я его теперь, конечно, выучу. Уж будь спокойна. Я злобу накопил. Пускай только явится. Деду не писать! Я ему голову намылю, да продеру с толченым кирпичем ... Да так выутюжу, век будет помнить.

Нюрка. Брось грозиться. (Оглядывается). Ну, все будто... Спи лучше, дед. Все равно не скоро Пахомку своего увидишь.

Дед. Да ты в уме? Мне еще в исполком надо. Я по артельным делам пришедши. Не из-за внука только ... Мне ждать неинтересно.

Нюрка. А нам интересны твои дела? Подумаешь... У нас сегодня военный самолет прилетел. С комиссией! Понял? У нас штурмовка! В график входим. У нас люди дерутся за знамя обороны! Мы, будто, фронт.

Дед. А что же вы работаете-то?

Нюрка. Что? Так тебе и скажи ... Внутренность самолетную! Я ведь все знаю! Я ведь не здесь убираю, а по цехам! А сегодня только Катюшка моя заболела, в полуклинику пошла, а меня сюда в барак перекинули ... Ну, я-то скоро обмоткой заниматься буду, в обмоточном цеху. Я на радиотехнику перехожу. Мне так и в комитете сказали: «Ладно, Нюрка, мы из тебя человека сделаем!»

Дед. Да ну ... И мой Пахомка тоже, стало быть, на технике?

Нюрка. Ну, это как кто! Но человеку у нас и работа! Тут у нас всякой работы много. Тут у нас тысячи народу на черной работе. Пахомка твой, наверно, канавы копает.

Дед. Это почему же, канавы? Хуже он тебя, что ли?

Нюрка. А потому, если бы у него была какая работа почище, уж написал бы ... Уж непременно похвалился бы.

Дед (про себя). Пожалуй. (Встает с койки). А ты не болтай. Тоже почище. Ты, видно, привыкла похваляться-то! А мой Пахомка ...

Нюрка. Твой Пахомка! А что он, твой Пахомка? Ничего. Где он? Чем занят? Неизвестно. Да, может, он из штрафу не вылезает. Да, может, его только и терпят по нужде, народ-то больно нужен. Может, он ворота отворяет! Я, вот, проходила вечернее образование без отрыву. Я мамке писала. А он? Видно ему и похвалиться нечем. Вот и молчит. И ты молчал бы...

Дед. Сама молчи. Надоела ты мне.

Нюрка. Я право имею здесь разговаривать. А вы каркаете. Отрываете народ от производства... (Снова схватывается за щетку). Я ведь вас предупреждала, гражданин: Зачем портянки на отопление повесили?

Дед. А куда их вешать? Тебе на нос, что ли?

Нюрка. Ах, вот вы так! (Сбрасывает портянки щеткой). Я здесь отвечаю за культуру и чистоту.

Дед. Не смей.

Нюрка (выметает портянки). Это зараза!

Дед. Не трожъ, говорю!

Нюрка. Это грязь!

Дед. Да я тебя!.. Где кой костыль?

Те же и П а х о м к а.

Пахомка (вбегая). Дед? Дедушка? Хо-хо... Вот здорово! (К Нюрке). Послушай, пинжака моего не видела? Где мой пинжак?

Нюрка. Не знаю.

Пахомка. Понимаешь, неудобно мне в тельняшке. Там, в цеху народ всякий посторонний собравшись. Комиссия явилась, с генералом гвардии. Мне Тихон Семенович шепнул: «Неприлично, говорит, Пахомка, тельняшка у тебя... Сбегай быстренько за пинжаком».

Дед (строго). Пахомка! Сначала, когда к деду входют, всегда с ним здоровкаются, с ним говорят, да толком, не как-нибудь... А потом уж арабские сказки рассказывают.

Пахомка. Дедушка, да мне некогда,. Честное слово. Дедушка, я на одну минутку забежал за пинжаком. Там ждут. Потому что у меня тельняшка сам видишь какая ... От машины ведь ... А тут генерал гвардии ... А мне наш инструктор Тихон Семеныч говорит ...

Дед. Тоже затарахтел ... Вроде ее! (Еще болев сурово). Валенки подай мне. Да не там они, а в головах. Растяпа!

Пахомка (подает валенки). Вот, дедушка... Я, дедушка, я сейчас...

Дед. Портянки дай!

Пахомка. Вот, дедушка... Я, дедушка, должен бежать, потому что...

Дед. Постой! Стыдился бы ... Столько времени не писать деду... Хорошо, что я сейчас голодный. Сперва мы позавтракаем, а потом уж я с тобой поговорю. Дай торбу. Хлеб у меня там и сало. Где кипяток у вас?

Пахомка. На кухне в баке.

Дед. Сбегай!

Пахомка. Я, дедушка... (К Нюрке). Где чайник? (Мечется по комнате, находит чайник под койкой).

Нюрка. Это твой пинжак? (Бросает его Пахомке).

Пахомка (бросает ей чайник, ловит свой пиджак). А ты возьми дедушке кипятку.

Нюрка (поймав чайник). Ну вот еще, нанималась...

Дед (глядя на них обоих). Ох ти! В цирк я попал, что ли?

Пахомка. Дедушка, я сейчас ... Я в один момент .., (Убегает).

Те же без Пахомки.

Нюрка. Кипятку-то брать? Бак скоро закипит ... Ну, я схожу, покуда вы тут опомнитесь. (Уходит).

Дед один.

Дед (трет лоб). Не нравится мне все это ... Это называется: увидевшись с внучком, с единственным? Мелькнул, исчез, будто привидение. И опять его ищи, свищи. Снова, что ли, на полгода?.. Бегают, суетятся ... Цирк! Сущий цирк! Нет, это мне не ндравится. Совесть у них нечистая, по-моему. Оттого и бегают. Это мы знаем, это не зря! Который человек с чистой совестью, тот бегать не станет. Зачем ему? Он сидит спокойно... Иль на дело идет тоже спокойно. А свое отработал, спокойно домой приходит. А коли к нему дед прибыл, он сам встречает его! Не знает усадить куда... Чайку ему подносит. Да все это умильно, по-людскому, с обходительностью, а не так: хо-хо, пинжак, Чайник!.. Тьфу, дожили. Нет!.. Жил я, жил. Работал я, работал всю жизнь... И жил неплохо! Не каюсь. Коли не война бы, грех желать лучшего! А вот сейчас, под старость хотелось бы мне каплю иметь успокоения сердцу, посмотреть хотелось бы, как внук мой жизнь достигает? А что я вижу? Чем он может меня порадовать? Не так я с дедом разговаривал. Конечно, что с них требовать... Мальчишка он, видать не пропащий. Да строжить их надо. А ведь у начальников руки до всего не доходят. Вот и получается!.. А как хочется старому дереву погордиться, полюбоваться своими ветками! Какие на, них выросли листочки ... И вот, нет ничего. Нечем. Шмыгнул туда, сюда - и сбег!.. Момент! Момент... Какой момент?

Дед и Пахомка.

Пахомка (вбегает). Фу, запыхался! Дедушка, я только на момент …

Дед. Опять момент!

Пахомка. Понимаешь, если бы не сейчас, так я бы только через несколько часов пришел, а я ... А мне уж очень хочется ... Понимаешь, мне сейчас категорически необходимо в цеху быть, а я не стерпел. Ну, думаю, была не была, на секунду хоть стрекача задам. К дедке, чтобы дедка узнал ...

Дед. Да ты што? С работы удирать?

Пахомка. Да цех рядом!

Дед. Ну, так что, что рядом! Дело, што ли, бросать работу! Да чего это начальники-то ваши смотрют? Распустили вас!

Пахомка. Дедушка, ты...

Дед. Вот я! Я дедушка! Нет, Пахомка, ты у меня не смей! Ты меня до белого каления доведешь! Что ты косишь глазами, будто лошадь. Вижу я твою работу. Одно беганье. Не так мы работали.

Пахомка. Что не так? Вечно вы про себя любите говорить …

Дед. Я про себя!

Пахомка. Поработали бы с мое? Я здесь, слава богу...

Дед. Вот и Нюрка тоже. Не хвастай ... Нечем еще, нечем! Мне сколько годов? Восемьдесят! А я работаю, не хвастаюсь. Война с Гитлером сучьим не шутка. Нынче только преступник не работает. А как я? Я - бри-га-дир! А ты понимаешь такое слово: бри-га-дир! Да не где-нибудь! В лесу! Это не тебе чета, не тебе! Меня начальники вызывают. «Садись, говорят, Сидор Иванович, на стул! Пожалуйста. ... Скажи, пожалуйста, Сидор Иванович, как ты увязываешь план?» «Увязываю, говорю». Вот кто такое твой дед... План увязываю! Так что ты со мной рядом: нуль! Так вот и скажи прямо: я - нуль! И нечего краснеть. Не мигай, я тебе говорю... (В сторону). Чего это он обиделся? ... Ну, обойдется. Пускай почувствует: дедушка приехал, не кто-нибудь... (Пахомке). Не мигай, говорю. Вот мы были солдатами. Как мы стояли пред начальством? Как я пред дедом стоял! И ничего, люди вышли. А как ты сейчас перед мной стоишь? Я те порядку научу! Разбаловали вас ... Руки по швам! Чего ты их к грудям пришпилил? Опусти ... Что это? (Отступает в изумлении). Что это у тебя?

Пахомка (будто неохотно). Да медаль.

Дед. Медаль? (Снова подходит к Пахомке). Не понимаю. … (Щупает медаль). Действительно ... на ленточке? Твоя?

Пахомка. Да, моя.

Дед. Не может быть... Чего ж ты не писал? Да когда же это награждали?

Пахомка. А вот сейчас в цеху... Там и наградили нас слесарей.

Дед. Кто награждал-то? Говори ты толком! То бегают, то слова от их никак не выжмешь! Кто награждал?

Пахомка. Да генерал.

Дед. Он и нацеплял?

Пахомка. Он.

Дед. Господи ... Пахомка! (Поперхнулся). Пахом Иванович, спасибо вам, утешили!

Те же и Нюрка.

Нюрка (входит с чайником).

Дед (не замечая ее, низко кланяется Пахомке). Спасибо нам, Пахом Иваныч Хохряков, от всего нашего роду.

Нюрка. Это еще что за новости. (Увидев на Пахомке медаль). С награждением?

Дед. А как же? Ну-ка, смотри! Ну-ка, ну-ка, кто будет почище? Кто ворота отворяет? … Не мы, не мы, не мы ... Не Хохряковы!

Александр Валевский РАЗВЕДЧИК Драматическая миниатюра

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Григорий - разведчик-партизан,

Елена.

Действие происходит в дни Великой отечественной войны в советском городе, оккупированном немцами.

На сцене темно. Несколько секунд луч потайного фонаря ощупывает предметы, потом свет гаснет.

Елена входит в комнату, напевая песенку, поворачивает выключатель настольной лампы, хочет взять со стола книжку и вдруг замечает человека, который стоит, прижавшись к стене, в руках у него револьвер. Елена так испугана и поражена, что даже не в силах крикнуть.

Елена. Кто?..

Григорий. Тс... Пожалуйста тише, гражданка. Я рад, что встретил своего, советского человека - это намного облегчит мое дело, но если вы рассеете мое убеждение и крикнете - я убью вас!

Елена. Но...

Григорий. Помолчите, девушка. Спрашивать буду я... Не бойтесь - я не убийца, не вор и не грабитель, в этом вы сейчас убедитесь. Отвечайте, только поскорей, покороче и тихо: это дом Райсовета, а?

Елена. Да...

Григорий. А сейчас здесь помещается немецкий комендант города полковник Гревер?

Елена (молчит).

Григорий. Да, вы извините меня за то, что я угрожаю вам оружием, но право, во-первых, я не знаю вас и у меня нет другого выхода получить от вас нужные сведения, раз вы упрямитесь. Так это дом коменданта? Я угадал?

Елена. Допустим...

Григорий. Мне не нравится ваш ответ. Что вы здесь делаете? Кто вы? Елена.

Машинистка...

Григорий. Машинистка немецкого коменданта?

Елена. Да.

Григорий. Запросто продались? За деньги или по убеждению?

Елена, Это не ваше дело!..

Григорий. Не совсем так. Сядьте к столу. Нет, с этой стороны. Там, как видите, электрический звонок, а у вас, наверно, вошло уже в привычку по каждому поводу звать дежурного, или ординарца. В данном случае они могут нам только помешать.

Елена. Кто вы такой и что вы от меня хотите?

Григорий. Я скажу, но имейте терпенье. Комендант дома?

Елена (молчит).

Григорий. Не задерживайте меня... Я тороплюсь.., Ну?

Елена. Его нет дома.

Григорий. Куда он уехал?

Елена. Не знаю!

Григорий. Кто в доме?

Елена. Никого.

Григорий. А денщик, или как он там у них называется?

Елена. Да.

Григорий. И прислуга? А больше никого?

Елена. Никого.

Григорий. Они все уже спят, или еще нет? Я видел узкую полоску света в верхнем окне.

Елена. Это в моей комнате.

Григорий. Благодарю вас. Значит, вы одна бодрствуете во всем доме? А караул?

Елена. Какой караул?

Григорий. Ну, известно, какой - солдатский. Где караул?

Елена. Я не обязана вам отвечать...

Григорий. Если вы себя считаете советским человеком, то это ваш долг, а если.

Елена. Кто вы такой? Что вы мне приказываете? Я вас не боюсь.

Григорий. Какая горячая! Тише! Если вы кого-нибудь разбудите, знайте - я стреляю без промаха! Где караул?

Елена. Что вы меня допрашиваете. Кто вы такой? И кто вам дал право угрожать мне и издеваться?!

Григорий. Только не пытайтесь плакать... Вы меня не разжалобите. Я уже понимаю, что вы из себя представляете, а к таким людям, как вы, у меня нет никаких чувств, кроме презрения. Я вас последний раз спрашиваю - где караул?

Елена (вздрогнула). В сторожке...

Григорий. Где это?

Елена. В конце двора, рядом с баней.

Григорий. Договорились. Это звонок в караульное помещение?

Елена (молчит).

Григорий. А мы с вами находимся в кабинете полковника. Точно?

Елена. Да.

Григорий. Где лежат деловые бумаги? Может быть, вы знаете, где можно найти ключи от шкафа и письменного стола?

Елена. Я ничего вам больше не скажу, или стреляйте, или убирайтесь к чорту - иначе я начну кричать и вас все равно поймают. Что вам здесь нужно?

Григорий. А вам не ясно?

Елена. Нет.

Григорий. Почему это вы так недогадливы? Хорошо, я скажу, чтобы все было между нами ясно. Я - разведчик партизанского отряда. Понятно? Выполняю приказ своего командира: проникнуть в город, занятый немцами, разведать все, достать сведения. Я думаю, вы понимаете о чем я говорю. (Осматривает письменный стол).

Елена (презрительно). Хорош разведчик - одет, как нищий-поводырь, как бродяга!

Григорий (невольно улыбается). Что же, по-вашему, сюда со шпорами, да с красной звездой приходить. Чтоб сцапали. Умная вы какая! (Роется в верхнем ящике стола).

Елена. Что вы роетесь - там ни черта нет!

Григорий. А где есть?

Елена (молчит).

Григорий. Слушайте, вам не удастся оттянуть время, а если кто-нибудь сюда войдет - я буду стрелять до последнего патрона и первую пулю получите вы. Скажете вы мне, или нет?

Елена. Убери револьвер... Под цветочным горшком в железном ящике.

Григорий. Ну вот и хорошо! Не дрожи, пожалуйста

Елена. Я не дрожу.

Григорий. Придется все это взять. (Рассматривает бумаги).

Елена. А ты верно разведчик-партизан?

Григорий. Видишь, кажется, собственными глаза Не во сне снится.

Елена. Я пойду с тобой.

Григорий. Этого вопроса я еще не решил.

Елена. Да, да... Я совсем с тобой уйду.

Григорий. Что значит совсем?

Елена. Совсем... К партизанам уйду. Не могу я здесь больше жить... (Плачет).

Григорий. Т-с... Без истерик! В чем дело? Что еще?

Елена. Довели меня, замучили совсем эти мерзавцы.

Григорий. Не ври и не притворяйся, - я не маленький!

Елена. Не веришь... Думаешь обмануть тебя хочу. Не бойся! Все спят, а я не буду кричать и не выдам тебя. Очень мне нужно! Я сама хотела бежать отсюда. Я ненавижу их всех, ненавижу!

Григорий. Вот так? Чудесное превращение. Черная магия! Пять минут тому назад ты была совсем другой...

Елена. Откуда я знала, что ты партизан! Немцы подсылают к нам всяких провокаторов, шпиков, чтобы проверить нас. Я думала, что ты...

Григорий. А теперь?

Елена. Теперь вижу, что свой, наш, советский (Плачет).

Григорий. Распознала, значит... Каким образом? На лбу не написано.

Елена (сквозь слезы). Не знаю... словами не скажешь, не объяснишь...

Григорий. Сердцем, значит, почувствовала?

Елена. Сердцем, дорогой мой товарищ.

Григорий. Врешь ты все... подстраиваешься. Зачем у немцев служишь?

Елена. Случилось так... Мы жили в этом городе. Когда война началась, мать была больна. Немцы уже к городу подходили... Десант за городом сбросили. Отец ушел в партизаны. Куда мне с. больной бежать?.. Потом мать умерла. Что было делать, скажи? Я правду тебе говорю: сегодня ночью бежать задумала. Слушай, возьми меня с собой, спаси меня, век тебе благодарна буду. Я тебе все расскажу! Я много знаю...

Григорий. Ладно... Потом поговорим. Сейчас давай ключи от стола.

Елена. Пожалуйста, пожалуйста... (Передает).

Григорий. Численность гарнизона, какие есть оборонительные сооружения, количество батарей - запиши-ка мне все на бумажке, пока я тут роюсь.

Елена. Все в ящиках найдешь, точнее.

Григорий. Это само собой, а ты пиши. Да не дрожи ты. Холодно тебе, что ли?

Елена. Не знаю.

Григорий (роется в ящиках). Как это ты, советская девушка, решилась прислуживать нашим заклятым врагам? Смалодушничала? Отец в партизанах, а ты... Эх!

Елена. Подожди, не оскорбляй. Я нарочно поступила к ним, вкралась в доверие... Я хотела все узнать, похитить планы и бежать... найти отца.

Григорий. Немцы знают об отце?

Елена. Конечно, нет, иначе бы …

Григорий. Это точно!

Елена. Но могут узнать. Ждать больше невозможно ...

Григорий. Значит, ты бежать хотела?

Елена. Так что же мне - зря погибать?

Григорий. Вот только странно - почему тебя никто до сих пор не выдал. Ведь кое-кто знает, что твой отец... А?

Елена. Это до поры до времени!..

Григорий. А где твой отец?

Елена. Командует партизанским отрядом ... Здесь близко ... Его тут называют «товарищ П.», но я-то знаю, что это мой отец ...

Григорий. Как фамилия?

Елена. Панферов...

Григорий. Да брось, ты! Панферов? Ведь это же командир всего сводного партизанского отряда.

Елена. Правда? (Обрадованно), А ты его знаешь?

Григорий. Еще бы не знать... Сколько раз видал. Ох, и командир же, я тебе доложу. Вот, уж командир! А человек какой... (С удивлением смотрит на нее). Да вы и впрямь, гражданка, кажется, на него похожи. Вот так встреча! Не ожидал! Ну, что ж, надо вас отсюда вызволить поскорей.

Елена. Возьмешь?

Григорий. Ясно возьму. Что же я, - дочь своего командира оставлю погибать здесь, среди этой фашистской сволочи! Собирайся!

Елена (нерешительно). Я в одном халате … У меня там наверху вещи.

Григорий (подозрительно смотрит на нее).

Елена. Понимаю... Вы не доверяете мне?

Григорий. Доверять буду тогда, когда приведу вас к командиру. Не обижайтесь! Наденьте, милая девушка, мой бушлат, не замерзнете. Как вас звать-то?

Елена. Леля... А тебя?

Григорий. Григорием зовут.

Елена. Значит, будем знакомы! Продукты брать с собой? Тут в шкафу есть... В дорогу.

Григорий. Постой-ка, я посмотрю, что за продукты (раскрывает шкаф). Бери - пригодятся в дороге. Только живей.

Елена (достает из шкафа продукты, засовывает в карманы бушлата, заворачивает в бумагу).

Пользуясь тем, что Елена стоит к нему спиной и не видит его, Григорий достает из кармана револьвер и, быстро осмотрев его, сует в другой карман поближе. Затем, наклонившись около стола и как бы поднимая с пола бумаги, разряжает пистолет и опускает его в карман.

Елена (закончив обследование шкафа и достав все необходимое, передает Григорию бутерброд). На, ешь, наверно, проголодался?

Григорий (берет бутерброд). Спасибо. Я ужинал...

Елена. Открывай нижний ящик стола. Внизу, под доской, есть резиновый мешок, в нем секретные документы.

Григорий. Вот, вот... Молодчина!

Елена. Уж я-то знаю... Сама хотела сегодня вытащить.

Григорий. А я-то думал, что ты с ними... Скажи на милость, история какая! Чуть не просчитался.

Елена. На еще бутерброд...

Григорий. Некогда, дорогая!.. Потом... (Возится около стола с бумагами, пистолет мешает ему, и он, как бы машинально кладет его па стол, затем переходит по другую сторону стола и нагибается, чтобы открыть нижний ящик скола).

Елена (следит за ним, потом стремительным движением овладевает пистолетом).

Григорий (делая вид, что не заметил этого движения, достает мешок). Вот этот самый, да? А ну, посмотрим, что там...

Елена. Руки вверх!

Григорий (с деланым беспокойством). Осторожно ... Пистолет без предохранителя и автоматический, спуск дьявольски легкий...

Елена. Спасибо за предупреждение. Григорий. Я и говорю - осторожно, не шути, невзначай выстрелит - прибегут -- пропало все!

Елена. Не беспокойся, зря стрелять я не стану. Мне приятно завладеть тобой без помощников. Порадуется господин полковник, когда я сдам ему такого зверя. Ну! Что я тебе сказала? - Руки вверх! Не вертись - стрелять буду. Ты мне поверил, а я тебе нарочно наврала. Поймать тебя захотела! Простофиля! Никакого Панферова я не знаю. Слышала, что есть какой-то партизан, которого скоро поймают и повесят. Вот сейчас я тебя караулу сдам, так ты все расскажешь, где этот твой Панферов находится. Ну, что ты на меня глаза-то вылупил?

Григорий. Я ищу слово, в которое мог бы сложить все свое презрение к тебе! Подлая тварь!

Елена. Поговори еще!

Григорий. Ну, что ж, стреляй, продажная твоя душа---враг советского народа! И от кого это родятся такие, как ты, выродки рода человеческого? Смотрю на тебя и хочется мне плюнуть в твою подлую рожу. Что же, радуйся. В награду за твои подвиги, тебя, наверное, сделают заведующей первоклассным борделем для господ офицеров.

Елена. Думаешь, меня трогает все это? Нисколько!.. Ну, шагай к двери. Да рук не опускай и не вздумай бежать, а то залеплю тебе пулю в затылок.

Григорий (развалясь в кресле, смеется). Залеплю! Да там и патронов-то нет. Куриная твоя голова!.. Ты посмотри сначала. Вот они ... (Показывает на ладони заряженную обойму).

Елена (рассматривает пистолет), Григорий делает движение к ней, она нажимает спуск - пистолет не выстрелил. Прежде чем она успевает крикнуть, Григорий затыкает ей рот подвернувшимся под руку чулком, плотно запихивает его в рот; опрокинув ее в кресло, - вяжет руки за спиной. Вытирает пот со лба.

Григорий. Так ... Неплохо я проверил твою грязную душу. На то и разведчик! (Быстро заряжает пистолет. Запихивает тщательно в карманы и за пазуху все документы. Останавливается перед Еленой). На прощанье я все ж должен признаться, что хотя ты и не очень хитрая, а дрянь большая! И змея! Да-да - змея ядовитая! А змею долг каждого человека --уничтожить! Чтобы не жалила! И воспользуюсь этим правом... (Ударяет ее кинжалом; оглядывается). Кажется, сделал все, что от меня требовали совесть и приказ моего командира! (Скрывается за окном).

Г. Матвеев ВОЗМОЖНЫЙ СЛУЧАЙ

Торопливые шаги по асфальту. Это капитан Морозов Алексей Васильевич идет по улице Ленинграда, Он сильно волнуется. Да и как, не волноваться? Скоро три года как он не был дома и все время находился на разных фронтах? Два года, как потерял связь с женой, и даже не знает - жива ли Маруся. Маруся - так зовут его жену. Он все ускоряет шаги. Вот, наконец, и дом. Подъезд. Лестниц; Его квартира. Тут, под обшивкой двери он в начале июля 1941 года оставил по привычке свой ключ от квартиры. Алексей Васильевич пошарил и, представьте... ключ оказался на месте. Он вошел, зажег свет в прихожей...

- Маруся!.. Это я!... Не пугайся...

В комнатах стоят знакомые вещи. Кровать, стол, шкаф.., но в квартире никого нет.

- Жива!.. тут! Она жива, все цело... Даже новые вещи появились... И телефон? ... Наверное, не действует. Но где же Маруся? На работе?

Алексей Васильевич прошелся по комнате. И вдруг... И вдруг увидел на столе карточку. Фотокарточку под стеклом. Лейтенант. Незнакомое лицо. На карточке надпись: «Марусе, в память первой встречи». Подпись не разборчива.

- Фу! Далее в жар бросило. «В память первой встречи»?.. Кто это может быть?.. А, впрочем, почему бы Марусе и не получить карточки от знакомого лейтенанта?.. Может быть, она его раненого в госпитале выходила… Может быть, они вместе на оборону работали... Да мало ли что может быть во время войны!..

Капитан задумался, сел на диван и уставился на портрет…

- Кто же это?.. А вдруг это новый муж?.. Фу, какая чепуха в голову лезет... Нет, лучше не думать...

Капитан распаковал чемодан, сходил, на кухню умылся, вернулся назад. Снова посмотрел на портрет.

- «В память первой встречи»... Хм! «Первой»… Значит, встреча была не одна...

Алексей Васильевич опять заволновался.

- Вот она, человеческая натура! - попытался он себя успокоить. - Ничего неизвестно. Пустяк... фотокарточка... и уж готово! Глупости, мелочь, и чорт знает, что в голову лезет... Положим, два с половиной года - не мелочь!..

Зазвонил телефон.

- Слушаю!..

- Алло! - слышится женский голос. - Это Николай Петрович? Позовите Марусю...

- Нет, это не Николай Петрович! Маруси дома нет. Кто это говорит?

- Бросьте, Николай Петрович... не шутите. Изменили голос, так и думаете, что я не узнала.., Нет, верно, позовите Марусю, она мне очень-очень нужна?

- Какие шутки? Никакого Николая Петровича тут нет. - Да серьезно же! Мне некогда. Позовите Марусю! - Маруси нет.

- Нет?.. Интересно! Где же она застряла? Уже час, как ушла... Только вы не ревнуйте!.. Я знаю, какой вы ревнивый!.. Скоро придет ваша Маруся! Только пускай она сразу мне позвонит. Слышите, Николай Петрович?

Алексей Васильевич застыл с трубкой в руках.

Та-ак!.. Кажется, незачем было и приезжать... Вот оно - счастье человеческое! Что же мне теперь делать? Как поступают в таких случаях? Уйти?.. Отступить без боя?.. Ну, нет!.. Мы еще поговорим. Интересно, что она мне скажет?

Звонок в прихожей. Алексей Васильевич открыл дверь и увидел молодого лейтенанта. Сразу узнай его. Недаром он так внимательно разглядывал фотокарточку.

- Николай Петрович?

- Точно так! Николай Петрович! А как зовут вас, товарищ капитан?

- Обо мне потом!... Проходите в комнату!. Алексей Васильевич запер дверь, ключ Спрятал в карман. Оба прошли в комнату.

- Ну-с! Очень рад, что вы пришли! Садитесь, товарищ лейтенант!

- Позвольте спросить, товарищ капитан?

- А именно?

- Кто вы такой и как сюда попали?

- Знаете что, молодой человек... Не наивничайте! Не будем играть в прятки! Садитесь... Оставим ранги в стороне и поговорим, как мужчина с мужчиной.

- Пожалуйста.

- Давно вы знаете Марусю?

- Давно.

- Точнее!

- Год с лишним!

- Так! Значит, ждала тоже год с лишним! Как это считать? Много?

- Кого она ждала, товарищ капитан?

- Меня ждала! А дождалась вас!

- Меня? ... Ничего не понимаю.

- Ишь вы какой! Молодой, но из ранних! И что она нашла в вас такого?

- Это уж дело вкуса, товарищ капитан... Сердце женщины - загадка.

- Да, загадка! А, может быть, и не загадка... Просто так … от сытой жизни.

- Товарищ капитан, кто вы такой?

- Я - Алексей Васильевич. Надеюсь, вы слышали это имя?

- Алексей Васильевич? ... Да... Однажды мне Маруся говорила что-то о вас.

- Что-то? Это мне нравится. Она ему говорила что-то и не покраснел... бровью не моргнул. Что-то!.. А что она все-таки она говорила?

- Не помню право!

- Не помнит! Память отшибло!..

- Товарищ капитан, я все-таки прошу вас ответить на мой вопрос. Кто вы такой?

- Я - муж Маруси?

- Муж? Вы муж Маруси?

- Да, Законный муж, зарегистрированный!..

- Муж? ... У нее есть муж? .. Что же это такое? Это ужасно...

Лейтенант побледнел, закрыл лицо руками. Капитан молча поглядел на его застывшую фигуру.

- Н-да,.. - заговорил он, наконец.- Я вижу, вас это потрясло?..

- Я в себя не могу притти. Я так верил ей... Я ее очень люблю, товарищ капитан... Она для меня все...

- Слушайте... что вы говорите? Ведь я же муж... Или вы забыли об этом? Ведь я Марусю тоже люблю, и не меньше вашего!

- Теперь мне все равно! Что же такое происходит? ... Кому же теперь верить? .. Вот они - женщины!..

- Вы еще молоды, лейтенант, жизни не знаете... положим, и я немного ее знаю... Н-да.!.. Что же мы теперь будем делать?

- Не знаю! Я ничего не знаю!.. Как она могла так лгать? ... Вы ей писали?

- Писал, но ответа не получал. Положим, тут виновата не она. Я по разным фронтам ездил, и письма ко мне не приходили...

- Нет... вы только подумайте, какая безответственность! .. Ни одной женщине я не поверю после этого! Ни одной! А я, товарищ капитан, не виноват! Я ничего не знал!.. Я уйду с вашей дороги... Такая она мне не нужна.

- Она мне тоже теперь не нужна! Можете оставаться. Я хочу только посмотреть на нее в последний раз.

- Нет, уж я не останусь! Я искал девушку чистую, настоящую...

Он метнулся к двери, но в дверях столкнулся с Марусей. Живая, радостная, она вошла в комнату, но, увидав насупленные лица двух мужчин, удивленная, остановилась.

- Что случилось, Коля?--обратилась она к лейтенанту.

- Нам с вами больше не о чем разговаривать! Я не ожидал от вас этого!

Не взглянув на нее, лейтенант пошел. Маруся бросилась было, за ним, но тот выскочил на площадку лестницы и с силой захлопнул дверь. Маруся вернулась назад.

- Что тут произошло, товарищ капитан?

- Кто вы такая?

- Я - хозяйка этой комнаты.

- Вы - Маруся? - Да. Я-- Маруся!

- Позвольте, но здесь жила другая Маруся. Она умерла? Или что с ней? Говорите скорей...

- Она на Урале. Эвакуирована с заводом. Но вы все-таки объясните мне, что все это значит?

- Да ничего! Чепуха получилась!.. Как говорится, нарубил дров!..

- Кто вы такой?

- Я - хозяин этой квартиры.

- Алексей Васильевич Морозов?

- Он самый!

- Очень приятно, познакомиться. Я сюда переехала потому, что немцы в мою комнату снаряд залепили... Вещи ваши под расписку взяла. Как видите, сохранила ... А с вашей женой мы переписываемся, и она просила меня, если от вас будут письма - переслать вам вот это ее письмо...

- Но ведь я писал недавно?

- Ваше письмо я ей отправила, но вы опять свой адрес не указали.

- Да, да! Все понятно теперь! Спасибо вам большое, Маруся. Виноват... Мария... как вас по батюшке не знаю...

- Как и вашу жену.

- Ивановна? Да что вы говорите... Ведь это же удивительно!

- А что с Колей, Алексей Васильевич? Какая муха его укусила?

- Да, знаете... преглупая история вышла. Он вам очень верил... и вдруг, как бы сказать... не то, чтобы измена, но Вы его вроде как обманули!..

--Я? Обманула Колю?

- Вы-то его не обманули, но он так решил. Должен сказать, что виноват тут я!

- А вы в чём виноваты?

- Я оказал ему, что моя жена Марий Ивановна, то есть, вы.

- Вы так и сказали, что я?

- Собственно, вас персонально я не называл. Ведь я.; же вас не знал. Но вы тоже оказались Марией Ивановной....

- В Ленинграде Марии Ивановны на каждом шагу, их могут быть тысячи.

- Так-то оно так, но обстоятельства сложились... словом, произошла ошибка!

- Нет... никакой ошибки, Алексей Васильевич! Если любят серьезно, если чувство большое - то разве поступают так, как Николай? Нет, я бы ни за что не поверила, пока не убедилась сама.

- Это верно! Я тоже решил от самой жены услышать правду!

В прихожей прозвучал звонок... Маруся открыла дверь. Вернулся лейтенант. Мельком взглянув на девушку, он решительно прошел в комнату и сердито стал собирать свои вещи. Капитан и Маруся молча наблюдали за ним. На лице Алексея Васильевича играла улыбка. Маруся тоже улыбалась, но улыбка эта была горькая.

- Что вы делаете, молодой человек? - спросил капитан.

- Я не хочу вам больше мешать. Где двое, там третий лишний.

- Не порите горячку!

- А, бросьте, товарищ капитан...

- Что такое? Не нужно забываться! Я нахожусь в своей квартире и мне некуда больше итти. А весь наш разговор считайте недействительным, произошла ошибка. Я говорил о своей жене Марии Ивановне Морозовой... Кстати, вы не Морозова, надеюсь?

- Нет, нет.,. она не Морозова.

Лейтенант растерянно поглядел на капитана, потом на Марусю и вдруг, сообразив все, бросился к ней.

- Маруся! Что я слышу?.. Значит, все по-старому.,. ничего не изменилось?

Но Маруся остановила его спокойным жестом.

-- Нет, Коля... Кое-что изменилось! И даже очень многое!..

Михаил Козаков СОЛОВЕЙ ПОЕТ

Пьеса в 1-м действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Малинова-- учительница городской школы.

Лиза - ее воспитанница.

Капустин - чистильщик сапог.

Неизвестный.

Весна. Небольшой русский город, оккупированный гитлеровцами. Аллея городского сквера у выхода из него на площадь, на которой находится двухэтажный дом немецкой комендатуры. Со сцены, сквозь зелень деревьев, виден второй этаж дома. Сейчас мягкий и светлый предвечерний час, в природе - умиротворенность. Со стороны площади доносится звук скрипки: кто-то играет хорошо и проникновенно.

На садовой скамье - Лиза, 17-18-летняя девушка. Напротив нее, наискосок --Капустин, пожилой человек, чистильщик сапог. Он сидит на низком складном стуле, нетерпеливо покуривает, время от времени оглядываясь по сторонам.

Лиза. И так каждый день. Скоро уже два месяца так. О тех пор как подожгли тюрьму.

Капустин. Когда-нибудь видала его - парнишку?

Лиза. А кто же у нас не знает Саню Малинова? Мальчика весь город знает. Его в Москву собирались отправить на ученье. К знаменитым скрипачам. Да вот, видите, судьба! (После короткой паузы). Товарищ Капустин!

Капустин. Что? (С усмешкой). Одно слово лишнее. Забудь!

Лиза. Капустин...

Капустин. То-то же! (С той же усмешкой). «Капуцин» - немец в участке называет. Ему так легче. Ты что хотела, девушка?

Лиза. Страшно мне и за нее и за Саню.

Капустин. А за других девятнадцать не страшно?

Лиза. Очень. Но когда боишься за многих - тут страх уже как-будто и не действует, другое вот... другое перебивает его. А когда страшно за одного кого-нибудь - тут у меня и есть настоящий страх. Ребенок еще, десять лет ему... (После паузы). А у наших все готово?

Капустин (уклончиво). Когда надо будет - скажут. (Прислушиваясь к музыке). Соловей среди зверей.

Лиза. Мученье какое для матери! Чуть что - и...

Капустин. Вчера коменданту Цюрлиху сапоги начищал. Сволочь розоватая... «Музык слюшаешь?» - спрашивает. - «Олюшай, старик. Большой музыкант в маленький тело. Я велел ему играть, я ошень люблю музык, она мне напоминайт...» (Презрительно)… Слыхала?

Лиза. Садист проклятый!

Капустин. «Ошень жаль, если придется повесить. Цы-цы-цы» - причмокивает... (Другим тоном). Я к площади пойду: мне нельзя без дела. (О себе иронически). Чистильщик!

Скрипка умолкла.

Малинова. Сюда идет. Ну, до скорого! (Собирается уходить, забирает с собой стул и ящичек).

Лиза. Капустин... Вы мне ничего не ответили. У наших все готово?

Капустин хочет что-то ответить, но уходит молчаливо.

Лиза (одна). Нехорошо так думать. Тяжело так, стыдно, но, может быть, выждать бы... пожалеть?

На аллее появляется Малинова.

Малинова. Я знаю: ты тоже слушала моего мальчика. Он говорит на том языке, на котором может слушать его весь мир. Музыка - это язык человечества.

Лиза. Но они - не люди, они злодейское подобие людей! Музыка! Анна Степановна... я так хорошо помню ваши беседы об этом в школе. О литературе, музыке, театре. (Горестно). А теперь что?

Пауза.

Малинова. Я знаю: мне не верили наши. Это понятно.

Лиза (смущенно). Нет, что вы, Анна Степановна.

Малинова. Люди остерегались. Я подходила - и все умолкали.

Лиза. Жалели.

Малинова. И остерегались, Лиза. Не все, конечно. Те, которые могли что-нибудь знать о партизанах... Комендант Цюрлих сказал мне: «Вы - Мать. Охраняйте сами жизнь вашего ребенка. Он - заложник. Мы берем его на два месяца. Если русские что-нибудь сделают в городе, повесим всех двадцать заложников».

Лиза. Он хотел вас сделать доносчицей.

Малинова. Он не требовал этого открыто, но он этого ждал... рассчитывал. Не знаю, можно ли больше их ненавидеть, чем я! Он превратил меня в заложницу, Лиза, у самой себя.

Лиза. Превратил?

Малинова. Хотел превратить - пойми меня правильно, Лиза. (Чуть оживившись). Через три дня кончится это чудовищное истязание, я увижу своего мальчика. Сегодня воскресенье, а в четверг утром истекает срок два месяца.

Лиза. В четверг?

Малинова. Да, в четверг. (Настороженно). Почему ты переспросила? Почему? Ты что-то знаешь?

Лиза (подавив свое волнение). Нет, Анна Степановна... Ничего не знаю!

Малинова. Ты говоришь неправду. Мне так кажется. Скажи. Умоляю.

Лиза. Боже, как вы изнервничались, настрадались.

Малинова. У меня нет жизни, у меня - мысли. Только мысли! Ты понимаешь? Посмотри на меня. У меня боль стала мыслью. Вся моя боль!

Лиза. Вы прикованы к этому месту, я вижу.

Малинова. Здесь мой Саня. Здесь все они, заложники. В подвале комендатуры. Но, когда Цюрлих хочет музыки, он требует Саню к себе наверх. И я караулю эти моменты. (С неожиданной улыбкой.) Саня - хитрый.

Лиза. Хитрый?

Малинова. Мальчик, мой дорогой. Он каждый раз старается играть наши с ним любимые вещи, он чередует их... с особым смыслом, Лиза, - только мне и понятно это. Мы живем с ним оба воспоминаниями и мечтаем, чтобы они стали нашим будущим.

Лиза. - Да, чтобы прошлое стало будущим. Сейчас, мне кажется, вы немного как будто успокоились, а раньше...

Малинова (с горькой усмешкой). Успокоилась.,.

Лиза. Нет, нет... конечно, я понимаю: разве можно успокоиться? Но вы метались по всему городу, вы подбегали к каждому, заглядывали в глаза, молчаливо как-то так спрашивали... глазами спрашивали.

Малинова. Да, прислушивалась. Прислушивалась, Лиза, к каждому шороху людской молвы.

Лиза. Не таится ли опасность в нем для Сани, да?

Малинова. Меня осуждают люди за то?

Лиза. Нет, все понимали.

Малинова. И все делали вид, что никакой опасности, нет, что никто нигде ничего не затевает. Мне не доверяли.

Лиза. Зачем вы так? Вас все в городе любят. (Волнуясь). Вы еще не знаете, как! И вас и Саню.

Малинова (серьезно). Ты говоришь правду?

Лиза. Только правду, Анна Степановна! Ведь вы самая любимая, уважаемая учительница в городе... Может быть, потому... (Замялась).

Малинова. Что потому?

Лиза. Может быть, потому они... они взяли вашего сына. Как бы это сказать?... Воздействие на советское население!

Малинова (тихо, ласково). Ты думаешь, девочка моя? У тебя слезы на глазах. Не надо. Нужно копить в душе не слезы, а мщение. И столько, столько его накопить, чтобы месть могла быть щедрой. Чтобы она была втрое сильней их преступлений. (Указывает рукой на здание немецкой комендатуры).

Лиза. Да! (Короткая пауза). Ковыляет сюда чистильщик сапог... и еще кто-то.

Малинова. Кто этот старик-чистильщик? Это новый, незнакомый человек в нашем городке, - я всех тут знаю.

Лиза. Не знаю. Вероятно, из беженцев, А что?

Малинова. На-днях я тут сидела, как всегда. Молчала. И он сидел молча. Саня играл... (Неожиданно тревожно). Почему его не слышно? Должно быть еще «Прелюд» и «Баркаролла». Всегда так в последние дни. Что; случилось?

Лиза. Вы хотели о чистильщике. Ну и что же?

Малинова (думая о своем). Когда что-нибудь малейшее не так, как в предыдущий день, я теряю покой. (С горечью). Покой... Как будто у меня есть покой? Это что-то другое, Лиза. Я привыкаю, вероятно, к размерам, к. степени своего горя, и я боюсь, смертельно боюсь...

Лиза. Чего?

Малинова. Малейшего отклонения от своего... вот от этого … этого привычного состояния. Иногда я ловлю себя на такой странной мысли - пусть будет так, как есть. Мой покойный отец, когда-то, при царе, отбывал каторгу в Сибири. Ночью они все там спали в палатках, среди болот. К отцу под солдатское одеяло заползал, бывало, большой уж. Сворачивался калачиком и отогревался у него на груди. Представляешь себе? Ужей было уйма, и змей, но отец так привык к этому, что ему всегда казалось, что один и тот же ночной знакомый уж заползает к нему на грудь, и отец потому уже не беспокоился. Хотя могла быть и змея? ... Так и со мной Лиза. (Короткая пауза.) Говорят, что партизаны в двадцати километрах. Уничтожили немецкие склады амуниции. Это правда, Лиза?

Лиза. Откуда я могу знать, Анна Степановна?

Малинова (глядя ей в лицо.) На твоем месте я бы все знала.

Лиза. Каким образом?

Малинова. Я была бы с ними! Здесь или там - все равно.

Пауза.

Лиза. Вы хотели что-то об этом старике, чистильщике....

Малинова. Ах, да!.. Он молчал, а потом ...

Снова звук скрипки.

Мальчик ты мой! Слышишь? Я должна быть поближе к. нему. (Быстро уходит).

Лиза (одна). В четверг... Наши готовились к четвергу или пятнице, - разве Капустин скажет тебе точно! «Твое дело держать только связь, девушка», - одно только и твердит. (Прислушиваясь к музыке). Как плачет его скрипка...

Появляется Капустин

Капустин (ухмыляясь.) Довольна будешь, девушка.

Лиза. Что, что такое, Капустин?

Капустин. Не страшись теперь. Не переживай. Посоветуй потом упрятать мальчугана куда-нибудь подальше отсюда. Понятно?

Лиза. Непонятно.

Капустин (ворчливостью маскируя свои чувства) Непонятно, непонятно. Я и сам рад. Или думаешь - только ты? Сейчас сапоги начищал, которые двадцать километров по пыли к городу прошли. Теперь понятно?

Лиза. А-а!..

Капустин. Пойдешь туда, куда всегда ходишь, и передашь: твое это дело, держи связь. Знай свое. Сапоги говорят: давайте знак, когда приходить нам лучше.

Истреблять комендатуру. Пойди, доложи кому след. И возвращайся сюда. Меня тут не будет: свои дела есть. Придут сюда сапоги эти. Понятно? Я сказал сапогам: лучше в пятницу.

Лиза (обрадованно). Да, да, Капустин, лучше в пятницу! На базар партизаны придут? Понятно. Базар и в среду бывает. Но лучше, Капустин, в пятницу... Лучше, лучше!

Капустин. Иди, докладывай. У нас тут, в городе готово все и на среду, конечно. Но на пятницу - верней будет. Шнурки возьми. На.

Лиза. Шнурки? Зачем?

Скрипка умолкает.

Капустин. В руках будешь держать. И сапоги будут их держать. Тоже такие коричневые. Понятно? Он скажет: «Соловей поет». Понятно?

Лиз а. Ага.

Капустин. Условленная примета. Ну, встретитесь здесь. Ты сапогам и передашь все городские инструкции. Сапоги, помни, крестьянские, заплатанные.

Лиза. Лишь бы душа целая. (Уходит по аллее).

Капустин. Ишь ты! (Хочет уходить, но в это время появляется Малинова).

Малинова. Одну минуту, старик. Гуталин есть?

Капустин. Своя коробка, для работы. Больше нет. Вам почистить?

Малинова. Нет, не мне. Надо будет сыну почистить. Сыну моему. Ну, я его к вам приведу,- вы ему почистите. Я его одену во все чистое, голубую рубашку выглажу, к парикмахеру сведу.

Капустин (хмуро). Из города уведите его. Слышите?

Малинова. Вы мне это второй раз говорите. Почему? Помните: однажды музыку Сани слушали и это самое сказали?

Капустин (ворчливо). Почему, почему ... Бежать вам надо будет с: ребенком.

Малинова (горестно). Куда? Иго, всюду змеиное иго, старик. Мне бы только передохнуть немного от горя, а там видно будет. Так и не засну я, наверное, до четверга ... Господи, в четверг он уже будет со мной!.. А мне страшно, два месяца по-особенному страшно... вверх на деревья голову не подымаю. Не могу, не в силах...

Капустин. Чего так,?

Малинова (тихо). Все кажется: на этом, на том ли? И срубить хочется в ярости. В щепы срубить! Или - припасть, обнять каждую ветку по листику перецеловать... Вот закрою глаза, и такое сумасшедше-страшное привидится такое! (В изнеможении опускается на скамью).

Капустин (глухо). Вот они что с вами сделали... Растоптали человека. Ну... скоро конец.

Малинова. Да, скоро конец... Спасибо вам за участие, добрый вы человек. Погодите. Гуталину нет, значит... А шнурки? Новенькие шнурки я ему вдену в башмаки. Дайте мне. (Расплачивается). Каждый день я ношу ему еду. Мне возвращают миску и ложку, и дома я целую эти предметы: ведь над ними дышал только что, к ним прикасался только что мой любимый, дорогой мой ребенок. Мы одни с ним.

Капустин. Муж где?

Малинова. Муж? Там. Где собирается сила, русская сила, чтобы освободить всех нас. Где точно теперь - не знаю ... ничего не знаю, где Василий.

Капустин. Давно?

Малинова. Что давно?

Капустин. Разлучились?

Малинова. Перед самым приходом немцев; больше трех месяцев уже. (После короткой паузы). Он свою жизнь дешево не отдаст - в том я уверена! (Неожиданно подозрительно.) Почему вы меня расспрашиваете? Зачем?

Капустин. Подумал я, что-то мне в голову пришло...

Малинова. Что? Что пришло?

Капустин. Вы не пугайтесь. Не бойтесь вы меня (Мягко). Ну, не надо. Не будете?

Малинова. Простите вы меня... Тот, кого укусила змея, боится потом и простой валяющейся веревки.

Капустин (тихо, взволнованно). Если что-уберегите сына ... Чтоб никогда он не прощал, никогда. И чтоб дети его никогда не прощали все то, что мы узнали от этого врага ... что сам ваш мальчик узнал ... Расскажите ему, как один русский отец, простой и тихий человек смотрел на смерть двоих своих девочек. Как лежали он связанные рядышком на опоганенной Гитлером русской крестьянской земле... и много парней и девушек лежало там рядышком с этими девочками. Это десятками молодых жизней палачи вымостили дорогу для своего танков. «Где партизаны?» - надрывался фашист. Молчали все: родители молчали, дети на земле молчали. Понятно ?

И тогда загудел танк... Да закройте, закройте глаза, чтобы не видеть... И хрустнула наша земля... Земля в крови. Забуду им? Та минута принесла мне старость. Но пусть старость моя обманет врага, поможет друзьям... Так я сказал Василию.

Малинова. Кому?

Капустин. Вашему Василию: партизану, что стоял в толпе. Видел я, как сунул он руку в карман, за гранатой. Видал, как ослепила ему ярость глаза, ум, сердце,- и схватил я его за руку: «Подожди, возьмем за все больше злых жизней,- сказал я ему. В залог той святой мести отдаю тут две своих молодых души...» (Пауза). Если что - уберегите сына своего, Анна Степановна... (Уходит по аллее).

Малинова. Старик! Родной... Одну минуту!

Капустин (оборачиваясь). Не мешайте нам чувством своим. (Уходит).

Малинова (одна). Что он сказал? Что сказал? (Короткая пауза). Я знаю, что сказал сам отец. Знаю... Пусть кровь детей, сказал он, спасет нас от малодушия и усталости, отнимет боль наших ран, даст силу возмездию. Пусть.

Звук скрипки.

Саша, мальчик мой. (Слушает). Мальчик... ты выбрал шаловливую... веселую. Ты тоже думаешь о встрече... о своей исстрадавшейся матери. (Слушает музыку).

Радио (с заметным немецким акцентом). Слушайте, население, извещение городской комендатуры германской армии. Слушайте, население, извещение городской комендатуры германской армии.

Малинова. Боже!

Радио. Параграф первый. Население не выполнило приказ сдать назначенное количество молочных продуктов, а также яйца и домашнюю птицу. Приказываю населению сдать это через одни сутки, внести за промедление дополнительную норму штрафом двадцать процентов. Параграф второй. В связи с наступившим летним временем и долгим солнечным освещением разрешается населению пребывать вне своих домов на 45 минут больше установленного времени, после чего каждый неподчиняющийся может быть застрелен патрульным германской комендатуры.

Малинова. Щедрость какая, сволочи!

Скрипка неожиданно умолкла.

Что случилось? Саня оборвал...

Радио. Параграф третий и последний извещения от этого числа. Население ведет себя покорно, без препятствий в городе новому порядку. Комендатура объясняет это прояснением в мозгах населения и правильным выбором комендатурой заложников, взятых без трех дней два месяца назад. Для укрепления такого состояния в городе, комендатура объявляет населению о продлении срока для заложников еще на два месяца.

Малинова. Саня … Санечка!

Радио. Цюрлих, комендант города. (Умолкает).

Малинова, Он узнал, узнал, что лишили надежды... Санечка!

Из глубины аллеи медленно приближается Неизвестный в заплатанных, но начищенных сапогах. В руке у него коричневые шнурки. Он подходит к скамье Малиновой, садится рядом, на кончик скамьи, искоса поглядывая на молчащую женщину, в чьих руках, такие же, как у него, шнурки. Вновь звуки скрипки: грустные теперь, тревожные, сбивающиеся.

Неизвестный. Соловей поет.

Малинова. Да, соловей поет ... Раненый, слышите? Это волк Цюрлих приказал петь сейчас соловью...

Неизвестный. Убьем волка. Что сказали наши: когда бить? В пятницу или в среду? Говори скорей: мне ведь не тут ночевать - двадцать километров итти. На, возьми шнурки! Знак какой дают.

Малинова (догадавшись вдруг). В среду! В среду, сказали! Так и скажи.

Неизвестный. Так и скажу. А то старик Капустин сомневался, что в среду. Из-за мальчика одного, из-за женщины... Щадил! Может быть, говорит, в пятницу?

Малинова (преображаясь). Нет, не надо, друзья! Не щадите. Теперь --не щадите! Силой отвечать будем на силу. Минутой на минуту ... чтобы возмездие наше не опоздало! Да, подымайтесь, всюду подымайтесь. Это говорю я, мать! Ответим ненавистью на злодеяния ... Сын мой, мой мальчик дорогой, соловей мой, воин!.. Мы отобьем тебя, пленник, у зверя. А если суждено - мы вместе пойдем на смерть во имя нашей жизни! В России соловьи пою теперь об отомщеньи!..

Занавес.

Ефрейтор Ив. Тимохин НАИЛУЧШИЙ ПОРТСИГАР

(Рассказ)

У наших зенитчиков, между прочим, имеются редкостные портсигары. Их сделал с высоким искусством орудийный мастер нашего дивизиона сержант П. И. Сундуков. Если ребята собьют германский самолет, то из остатков немецкой машины П. И. Сундуков изготовляет своим друзьям на память редкостные портсигарчики. По крышке он изображает мелкий узорный бордюрчик; летит голубка с душевным письмом в клюве, посередке крышки - рамочка для портрета жены или невесты. У нашего старшины тов. Степчука под портретом его симпатии даже мелким бисером пущен сердечный стишок:

Не вздыхай моя Маруся,

Скоро я к тебе вернуся.

Только у командира первого расчета сержанта Николы Гринченко не было портсигара. Табак он держал в полинялом голубеньком кисете. Ехидные ребята говорили, что Никола Гринченко не хочет иметь портсигара с пустой крышкой, без фотографии. Самолюбие ему не позволяет смотреть на чистую крышку.

Суровая и пылкая натура у Николы. Если посмотреть на этого сержанта, кажется, сработан он из кремня и железа. А по сути своей Никола - душевный, мечтательный парень.

Текущей весной мы держали путь на Н-скую станцию. Командир тов. Ерофеев убыл в часть на партийный актив и команду над нашей схемой (зенитно-пулеметным взводом, расположенным на платформе) поручил своему лучшему сержанту - Николаю Гринченко. Едем мы мирно. Наводчик Синюхин письмо пишет в Сибирь, кто в шашки играет, а кто ремонтирует брюки. Вдруг из-за облако; появляется «Ю-88» и собирается пикировать на эшелон. В полсекунды ребята встали по местам. Гринченко моментально определяет дистанцию. Гремит команда; каких-нибудь три коротких очереди - и «Юнкерс» задымил, загорелся и кувырнулся за леском. Машинист на радостях остановил паровоз и закричал

- Ура, зенитчики!

Пассажиры выражали свои радостные чувства посредством бурных аплодисментов.

А тем временем из-за облаков появляется парашют, все кричат:

- Фриц приземляется, гадина берлинская! Какая-то старушка подошла к зенитчикам, начала крестить всю схему и приговаривать:

- Бейте его, паразита, спаси вас господь, помоги вам святая троеручица!

По прошествии короткого времени в район событий помчались легковые машины с начальством.

На другой день, когда эшелон закончил свой рейс, на схему прибыл счастливый, сияющий лейтенант Ерофеев с полковником и двумя майорами. Полковник объявил благодарность зенитчикам, один из майоров вызвал Николая Гринченко и сказал ему:

- Молодец, командир расчета! Можете дырочку провертеть для ордена на новой гимнастерке, А сейчас вам надо выехать в район падения самолета, подбитого вами. Там вас ждут фотографы из газеты. Они вас снимут вместе с храбрым ефрейтором, который поймал немецкого парашютиста. Это недалеко, всего четыре километра. Вон за тем леском березовым.

И сел Никола с майором в машину и уехал...

С той поры прошло три месяца. За это время лейтенант и бойцы стали замечать, что с Николой Гринченко что-происходит. Он стал задумчивым. Раньше он писем не и сал и не получал, а теперь довольно часто стал получать письма и отвечать на них аккуратно. Когда наша схема останавливалась на станции, где весной был сбит самолет, лейтенант отпускал Гринченко погулять. И уходил командир расчета сперва медленно, потом все шибче и шибче в березовый лесок.

- Там радисты стоят, там ефрейтор служит, который тогда поймал летчика немецкого, - так отвечал лейтенант на все расспросы товарищей.

В прошлое воскресенье к нам на схему прибыл П. И. Сундуков. Он отозвал Гринченко в сторону и передал ему что-то сверкающее. Это был портсигар - тонкая работа, ювелирное произведение. А главное - в крышку был впаян портрет Анюты Ерастовой, того храброго ефрейтора, который поймал немецкого летчика.

Александр Прокофьев НАШИ КЛЕЩИ-НЕМЕЦКИХ XЛЕЩЕ

Мы их били, мы их бьем,

В клещи фрицев так берем,

Так берем на всем пути,

Жмем с такою силой,

Что им некуда итти,

Кроме как в могилу.

У народа радость плещет,

Мчится всех других скорей:

- Наши клещи их похлеще,

Ваши клещи похитрей! -

Наши клещи не разжать

Сотням тысяч фрицев,

Никуда им не сбежать,

Никуда не скрыться!

Раз попали фрицы в клещи.

Сколько фрицы ни крути;

Не уйти им от затрещин,

Мы их пулями захлещем,

Им спасенья не найти!

Не разжать такие клещи,

Головы не унести,

Наши клещи - ваших хлеще,

В них зажатых - не спасти!

Под ударами не гнутся

Их враги не избегут,

И они когда сомкнутся,

То дивизиям капут!

И победой нашей славной

Озаряя всю страну,

Мы придумали недавно

Поговорочку одну:

Наши клещи - немецких хлеще!

Владимир Лифшиц НЕБЕСНАЯ ПОДРУГА

Шутка

В просторной солнечной палате,

В. носках и в байковом халате

Лежал задумчивый брюнет

И не глядел на белый свет.

То был сержант Василий Кочин -

Любимец нашего полка.

Под Нарвой раненый слегка,

Не раной был он озабочен.

Недуг томил его иной,

Из тех, что нас томят весной.

На заживающую ногу

Уже ступал он понемногу

И был почти совсем здоров

По заключенью докторов.

Но оживлялся наш Василий

И без тоски глядел на нас

Лишь в тот благословенный час,

Когда обед нам приносили.

Еще в полку был знаменит

Его гвардейский аппетит.

Зато покушав, он опять

В тоске валился на кровать.

А то, бывало, брал гитару

И про царицу пел Тамару,

И грустный васин тенорок

Костыль и то б растрогать мог!.,

За окнами торжествовала

И солнцем брызгалась весна,

А Вася день и ночь без сна

Лежал, уйдя под одеяло,

По вечерам делясь бедой

С палатной нянечкой седой.

Совсем как пушкинская Таня

Он восклицал: - Ах, няня, няня!..

Хоть выписка моя близка,

На сердце - горе и тоска...

Маруся ждет, я в том уверен,

Но угораздило в бою

Мне книжку потерять свою,

А в книжке адрес. Он утерян!

И мне, перед уходом в часть,

К моей Марусе не попасть...

В своих привязанностях прочен

Был мой приятель Вася Кочин.

Он горевал и день и ночь,

Но я не мог ему помочь.

Однажды, перед самым маем,

Мы с Васей койки покидаем

И у раскрытого окна

Глядим, как шествует весна.

Тому назад две-три недели

Мы жили с Васей в блиндаже.

Теперь на пятом этаже

Мы с ним сидим! А на панели ,

Снует народ. И постовой,

Как гриб, стоит на мостовой.

Еще обед не разносили

И безутешный мой Василий,

В лирический впадая транс,

Импровизирует романс:

«Когда б ты увидеть меня захотела,

Когда бы ты жаждала встречи со мной,

Ты прямо б в окошко сюда залетела,

Как ласточка ранней весной!

Когда б ты любила меня хоть немножко,

И если бы не был удел мой жесток,

Ко мне б ты, Маруся, впорхнула в окошко,

Как ветром гонимый листок!»...

Так, на мотив довольно старый

Он пел, склоняясь над гитарой.

Любил тоскующий сержант

Являть вокальный свой талант...

Еще вибрировал в палате

Басовых струн печальный звук,

Еще не замер он, как вдруг

Василий отступил к кровати,

Свой -инструмент прижал к груди

И прошептал: - Гляди! Гляди!..

В окошке, как картина в раме,

Вдруг появились перед нами

Сперва - платок, затем - глаза,

Потом - чудесная коса!.

Я описать вам не беруся,

Как глупо выглядел певец...

Но вот, опомнясь, наконец,

Он завопил: - Она! Маруся!..

И не колеблясь, как на дот,

Бесстрашно ринулся вперед...

Меж двух канатов, на дощечке,

Спокойно, будто на крылечке,

Держа в руке большую кисть,

Она сидела, взмывши ввысь...

Теперь-то я, конечно, знаю

Про обязательство девчат:

Они решили к Первомаю

Больничный выкрасить фасад.

Но, признаюсь, что в тот момент

И я застыл, как монумент.

Вы, верно, ждете, что свиданье

Я вам описывать начну?

Мол, Вася подбежал к окну,

И белокурое созданье

В окне зарделось, как заря,

Припав на грудь богатыря?

Напрасно! Не лишен я такта

И этого не будет. Так-то!..

Одно хочу я вам поведать:

Он не спешил к столу обедать

И в первый раз за много лет

Успел простыть его обед...

В своих рассказах Вася Кочин,

Когда мы с ним вернулись в часть,

Я не скажу, чтоб не был точен,

Но больше рассуждал про власть

Любви и чистого искусства,

Что только подлинное чувство,

Законам физики на зло,

Марусю в небо вознесло…

Я склонен верить в большей мере,

Что счастье, если суждено,

Не ищет ни звонка, ни двери,

А прямо ломится в окно!

Боец Иван Муха ФОН-СУК И ЕГО ДЕТИ

Фон-Сук и все его сыны:

Курт, Ганс, Карлушка, Фриц

И Вилли,

Объевшись как-то белены,

В Россию двинуться решили.

Бандиту Курту возле Мги

Прикладом вправили мозги.

Ганс был излечен на Двине

В «водолечебнице» - на дне!

Карлушка - под Опочкою

Свинцовою примочкою»

Под Нарвою нарвался Фриц

На наш «четырехгранный шприц».

Во внутрь железа дали Билли

И он под Тарту лег в могиле.

А сам фон-Сук - пруссак проклятый

Прошел леченье на-дому:

Припарку сделали гранатой

В Восточной Пруссии ему!

Александр Прокофьев ГАНС СОПЛИВЫЙ

Вышибая злые души

Из фашистского зверья,

Заработала «катюша»,

Расторопная моя!

Бей, «катюша», их в охоту,

Крой их, расторопная,

Ты за пять минут работы

Сколько их прихлопнула!

Все сметая к чорту, руша,

Истребляя подлый сброд,

За «катюшею» «андрюша»

Выступает в свой черед.

Бей и рви фашистов в клочья

Днями и неделями,

Бей, «андрюша», смело, точно»

Бей, Андрей Андреевич!

Вей за край родной и вольный,

Чтобы шлИ друзья вперед...

Чу! Затявкал шестиствольный.

Огрызаясь, миномет.

И, следя за злым разрывом,

Мин, летящих под откос:

- Наплевался «Ганс сопливый»!

Кто-то метко произнес.

И пошло гулять в народе,

Так, что всяк теперь поймет:

«Ганс сопливый» в переводе -

Шестиствольный миномет.

Вл. Владимиров ФРИЦ И РАК

Басня

На запад драпая, фриц тощий, колченогий

Увидел рака на дороге...

- Бежишь? - спросил фашиста рак.

А фриц в ответ ему: - Дурак!

Я не бегу, не отступаю,

А эластично фронт свой выпрямляю, -

Мой план тактический таков!..

- Ты, - фрицу рак сказал, - мне не втирай очков!

Бери пример с меня: я за слова не прячусь

И врак нахально не порю,

А если в жизни раком пячусь, То честно так и говорю!

Тут русский наш снаряд бабахнул где-то, зычно,

И немец смылся... эластично.

Мораль сей басни в том, что рак

Был вовсе не такой дурак.

Вл. Владимиров БУРЬЯН И ГЕНЕРАЛ ГУДЕРЬЯН

Басня

Когда остатка банды Гудерьяна

От войск советских улепетывали рьяно,

Поджав хвосты под свой разбитый зад,

Один фашистский недобитый гад,

От грязи вшивый, с голодухи хилый

Взвыл на бегу:

- Ферфлюхтер Гудерьян!

Чтоб ты подох,- и над твоей могилой

Пускай отныне вырастет бурьян!..

Слова немецкого болвана

Услышал стебелек бурьяна

И так ответил:

- Я хоть и бурьян, -

Растеньице неважненькое, каюсь, -

Но над таким дерьмом, как Гудерьян,

Расти совсем не собираюсь!

Что ж! Иногда и сорная трава

Умеет говорить правдивые слова!

Боец Иван Муха СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЕК

День был солнечный, пригожий,

Полный света и тепла.

Но для фрица с кислой рожей

Местность страшною была.

Фриц глядел в тревоге тяжкой:

Через луг, покрытый кашкой,

Через луг, где васильки

Разговор ведут с ромашкой, -

На него бегут стрелки -

Огневой подобны лаве...

От кустов, в которых пруд

Словно зеркало в оправе, -

Автоматчики ползут.

По дорогам - к тихой роще

И к озерной синеве

Танки шли огромной мощи -

Знаменитые «КВ».

День был ясный. И казалось

Небу не было границ.

Но с овчинку небо сжалось

Как увидел ИЛы фриц.

Удирала немцев банда

Посеревшая, в пыли.

Рядом слышалась команда:

- По фашистам!.. Залпом!.. Пли!,

У бойцов сияли лица.

- Взять поселок! - был приказ...

День ужасный был для фрица.

День был солнечный для нас!

Боец Иван Муха ИСТОРИЯ ОДНОЙ ФИРМЫ

В Берлин однажды письмецо

Пришло к Амалии фон-Крюгге

Писало важное лицо

Своей увесистой супруге:

«Скорей поздравь меня, прошу.

Я из Прибалтики пишу.

Наш райхминистр сам Розенберг

Со мной беседовал в четверг

И я назначен, мой кумир,

Главою фирмы «Сало-Жир»,

Готовься прибыль получать!

Хайль Гитлер!» (Подпись и печать).

Затем еще пакет пришел:

«Амальхен, нынче утром рано

Свалился письменный мой стол

Под тяжестью огромной плана.

Был мною план составлен тот

На сорок восемь лет вперед.

Мне для разделки туш свиных

Дают пять тысяч крепостных,

Дают поместье на Двине,

Дают под Псковом землю мне,

Поеду местность изучать.

Хайль Гитлер!» (Подпись и печать).

Затем пришел еще пакет.

Рука знакомая писала :

«Беда, Амальхен!

Мне, мой свет,

Не до жиров и не до сала.

В свинцовых тучах горизонт,

Узнал, что рядом прорван фронт.

И я теперь не пью, не ем,

И по ночам не сплю совсем.

А как засну, ты знаешь, вдруг

Веревка снится мне и крюк.

И все сильней день ото дня

Трясутся руки у меня.

Письмо приходится кончать.

Хайль Гитлер!» (Подпись и печать).

Не знаю точного числа,

Но в дом к Амалии фон-Крюгге

На днях доставлена была

Бумага о ее супруге:

«Ваш муж вернулся чуть живой,

Лег на берлинской мостовой

И голосил, что фирме-крах,

Вздыхал он «ох», вздыхал он «ах»!.

И от расстройства помер он

И в крематории сожжен.

Явитесь пепел получать.

Хайль Гитлер!». (Подпись и печать).

Алла Зусман ВЕСЕЛЫЙ РАЗГОВОР

УЧАСТВУЮТ:

12 девушек

Дед Влас

1-я Девушка. Вышла утром на крыльцо,

Вдруг несут мне письмецо,

На крыльце застыла я -

Письмецо от милого...

«Здравствуй, родная моя,

Модница плясунья,

Ненаглядная моя

Дорогая Груня.

Шлю привет горячий свой

С огневых позиций.

Был на-днях жестокий бой,

Ну, и дали фрицам!

Штурмом взяли вражий дот,

Танков пять подбили...

Мы продвинулись вперед,

Немцы отступили.

На привале, и в строю,

И во время боя

Всюду карточку твою

Я ношу с собою.

Полюбуюсь, погляжу,

И обратно положу.

Горевать ты не должна -

Возвращусь к вам я,

Но, коль жизнь моя нужна,

То ее отдам я

За тебя, за весь наш край,

За страну родную...

Будь здорова, не скучай»

2-я Девушка. Дальше что?

«Целую …

В это время собрались девушки... Она продолжает

1-я Девушка. Вижу, вижу, право, я

Очень вам досадно,

Что горжусь по праву я

Моим ненаглядным!

Д е в у ш к и. Говори, да осторожно,-

Нам гордиться тоже можно (Начинают по очереди

1-я Девушка. На деревне все узнали,

Что за парень мой Семен:

Он почетною медалью

За отвагу награжден!

2-я Девушка.

Ах, не спорьте - лучше Пети

Нет наводчика на свете,

Он прямой наводкой бьет,

Пушку «Катенькой» зовет!

3-я Девушка. Бросьте хвастать!

Ваня мой Вот герой, так уж герой!

Он, пробравшись в вражий тыл,

Десять немцев уложил,

И, хоть был по виду слаб,

«Языка» доставил в штаб!

И Ванюшу Родина

Наградила орденом!

- А?.

4-я Девушка. Бросьте, девушки, браниться,

Ясно всем без спора -

Разве может кто сравниться

С боевым сапером?

5-я Девушка. Вовсе наш не кончен спор -

Ну, подумаешь - сапер!

Вот Володька милый мой,

Храбрый снайпер боевой.

Лучший он стрелок в отряде,

Работает чисто:

Гляньте - уничтожил за день

Семьдесят фашистов?

- Что?!

6-я Девушка. Чтобы был боец здоровым,

Очень нужен в роте повар,

Павлуша, мой дружок, -

Самый лучший в роте кок!

Всем известен он сноровкой,

Коль в атаку полк идет,

И шумовкой и винтовкой

Милый мой фашистов бьет!

- Во!

7-я Девушка. Ты не хвастайся, подружка,

Да не дергай плечиком -

Стал на фронте мой Андрюшка

Боевым разведчиком!

- А?!

Все. Ну, и подумаешь!

8-я Девушка. Мой - лихой гранатометчик!

9-я Девушка. Мой - Герой Союза - летчик!

10-я Девушка. Мой - наводчик.

11-я Девушка. Мой - танкист.

12-я Девушка. Мой - герой артиллерист!

Все. Мой ... мой … мой ... мой ...

Общий галдеж. Обращаются к деду Власу

Девушки. Дедка Влас, а дедка Влас,

Ты, наверно, слышал нас?-

Помоги нам, дедка Влас,

Рассуди нас, дедка Влас!

Дед Влас. Тише, тише, не шумите,

Не галдите, погодите!

Вот вопрос - ни дать, ни взять

Тут не знаешь, как начать.

Тот хорош, а этот лучше -

Ну и ну,- не легкий случай!

Что тут делать, как тут быть?

Как загадку разрешить?

Больно вы, девчата, пылки!

Дайте, почешу в затылке -

Может, что на ум придет?

Не шумите, тише!.. Вот!

Просто вам скажу и ясно,

С этим будут все согласны,

Впредь не спорьте, девки, зря

Лучше всех, конечно, я!

Девушки зашумели.

Ну, об этом мы не спорим! А теперь заглянем в корень.

Обращается к девушкам по очереди

Твой - лихой гранатометчик?

- Хорошо!

Твой -- Герой Союза - летчик?

- Хорошо!

Милый, значит, твой танкист?

- Хорошо!

Твой - герой-артиллерист?

- Хорошо!

Тише! Загалдели снова?

Твой Павлушка, значит, повар?

Лучше всех стреляет твой?

- Хорошо!

Твой разведчик боевой?

- Хорошо! Дело ясно.

Девушки. Ну, и что ж?

Дед Влас. Всяк, по-своему хорош.

Я скажу вам от души - Все ребята хороши!

Все армейцы молодые, Все герои удалые,

И за Родину свою

Все сражаются в бою!

А для нашей для страны

Всех родов бойцы нужны:

И разведчик, и танкист,

И лихой кавалерист,

Все фашистов крепко бьют,

Гадам спуску не дают.

Все герои - молодцы

Красной Армии бойцы!

Я скажу вам от души:

Все ребята хороши!

Девушки. Аи, да Влас! Ну и Влас! Самый умный ты у нас!

Спорить незачем напрасно:

Все с тобою мы согласны,

Дружно скажем от души:

Все ребята хороши!

Владимир Лифшиц ИСТОРИЯ С ГЕОГРАФИЕЙ

Мне на Волге приглянулась

Медицинская сестра,

А вторично улыбнулась

Лишь у синего Днепра.

По-над Бугом: - До свиданья!

- Прошептала у костра

И назначила свиданье

Возле быстрого Днестра.

Я обшарил, я облазил

Каждый камень и причал,-

Той девчонки сероглазой

У Днестра не повстречал...

Знать, коварство в сердце ейном!

Вот кокетка!... Но клянусь,

Что уж где-нибудь за Рейном -

Как поймаю, так женюсь!

Боец Иван Муха ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ

Когда-то громко гоготал

Спесивый немец с толстым брюхом.

Своих противников мечтал

Он разгромить единым духом.

Но, обращая немцев в драп,

Загрохотали наши пушки,

И дух воинственный ослаб

У криворотого Карлушки.

Бежал Карлушка, громко воя.

Упал убитый. И протух.

И от него -

Над полем боя -

Остался лишь арийский дух,

Л. Прозоровский НА ОЧЕРЕДНОМ ТУРЕ

Десять мрачных изваяний

восседали за столом.

Министерское собранье

шло обычным чередом.

Гитлер, скучный и печальный

в воротник упрятал нос.

На повестке дня тотальный

в пятый раз стоял вопрос.

И промолвил фюрер хмуро:

«Хоть прошли четыре тура,-

к сожаленью, все труды,

ни туды и ни сюды.

А сегодня снова быстро

надо армии помочь...

Ну-с, кого пошлем, министры?

Подбирайте, мне не в мочь».

Сразу стало шумно в зале,

как на пляже у реки.

Все министры развязали

моментально языки.

Кто-то пискнул: «Стариков!»

Кто-то рявкнул: «Сопляков!»

Кто-то крикнул: «Мародеров,

Саботажников и воров!»

«Предлагаю,- крикнул кто-то,-

взять для пробы - идиота!..»

Только это он сказал,-

Гитлер вдруг покинул зал.

В ту же ночь у речки быстрой,

в стороне от всех дорог,

злополучного министра

расстреляли за намек.

Егор Наводчиков ПОДРУЖКА ТРЕХЛИНЕЙНАЯ

Винтовочка боевая - наша тройка лихая: пуля, штык и приклад. Не оружие, а клад! Спереди остра, сзади крепка, а посредине метка да прытка. Пулей сбивает, штыком протыкает, прикладом даст - фашист, как пласт: лежит, не дышит, не видит, не слышит и глаза под лоб, - одним словом - гроб. После винтовочной тройной закуски, протянул ноги, выражаясь по-русски!

Говорят, спросил как-то солдата солдат: - Что лучше - штык, пуля или приклад? Второй ответил на это ловко:- Лучше всего, - говорит, - винтовка с пулей, прикладом и штыком, вся целиком! А что важнее - то или другое, --смотря в какое время боя! Словом, для выколачивания из фашистов души - все три хороши! А применение зависит от твоего умения!

В этом умении и есть вся соль! Винтовку люби, изучай и холь! Боец без умения - круглый ноль! А умелый воин - хозяин боя, и не только знает -в какой миг применить пулю, приклад или штык, но и так сноровисто действует ими, что гадам фашистским не смыться живыми.

Боец! Если ты хорошо знаком с пулей, прикладом, штыком, и стрелять, и бить, и колоть умеешь - тогда любого врага одолеешь! Рука не задрожит - враг не убежит! Если в руках у тебя винтовка, а к ней - подготовка, ум и сноровка, ты всех врагов победишь вокруг!

Помни: винтовка - твой лучший друг!

Егор Наводчиков АРТИЛЛЕРИЯ КАРМАННАЯ

Всегда и везде на поле брани фашистскую смерть ношу я в кармане. В любой бой беру я ее с собой. Меня она не тревожит, а врага мигом уложит. Если же метки рука и глаз, то и не одного, а несколько враз!

Понятно для каждого бывалого солдата: фашистская смерть - это граната, наша спутница и помощница славная, штыка и пули подружка равноправная, младшая сестра артснарядов, истребительница фашистских гадов.

Какой бой ни затронь - везде хорош гранатный огонь, всюду он впору, когда громишь вражью свору.

... Атака близка. Разгорается бой. Сейчас предстоит удар штыковой. Кто подавляет фашистского ката? - Граната!

... В контратаку бросился враг. Укройся и жди. Назад ни на шаг! Что стеною огня сметет супостата? - Граната!

... Штурмуя противника с флангов и в лоб, ты ворвался во вражий окоп. Чем очистить его от своры проклятой? - Гранатой!

... Фашистский ДЗОТ осажден вокруг. Как истребить засевших гадюк? Что поможет группе захвата? - Граната!

... Пункт населенный атакой взят. Но гады по хатам в укрытьях сидят. Что выкурит быстро фашистов из хаты? - Гранаты!

... Вражеский танк на тебя ползет. Кто ему брюхо насквозь прогрызет? Она же - спутница нашего брата - граната!

В пехоте у нас, - скажу без высокомерия, - каждый сам себе артиллерия: боец - батарея, карман - артсклад, рука - орудие, граната - снаряд!

Боец! В учебе упорной и неустанной овладевай артиллерией карманной! Она приносит в нашей борьбе смерть врагу и победу тебе!

ПОДРУЖКА

Текст Вл. Невского Музыка А. Генелес

Я других таких не знаю,

Не найдешь средь бела дня,

Расхорошая, родная

Есть подружка у меня.

Эх, подружка - не вертушка,

Молчалива и скромна,

И красива, как игрушка,

И до гроба мне верна.

Каждый скажет в нашем взводе,

Покидала ли меня

Хоть в землянке, хоть в походе,

Хоть на линии огня.

Нам с подружкою не скучно,

Мы почти что земляки

Сам самарский, а подружка -

Позабыл с какой реки.

Только помню город Тула,

Тульским пряникам родня

К нам из Тулы завернула,

Загостилась у меня.

Пусть подружка - не болтушка,

Не танцует, не поет,

Но зато моя подружка,

Точно муху, немца бьет.

Слова лишнего не скажет,

А когда приспеет час,

Слово скажет - не промажет,

Пригвоздит - не в бровь, а в глаз.

Хороша у ней сноровка!

Эх, подружка у стрелка, -

Наша русская винтовка

Немца бьет наверняка.

ПЕСНЯ ПОЧТАЛЬОНА

(Для квартета мужских голосов)

Текст Б. Гинцбург Музыка А. Голланд

Почтальон быть должен смелым,

Чтоб суметь везде пройти,

Чтоб пробраться под обстрелом,

Где другого нет пути.

Надо ловкость акробата,

Чтобы он везде пролез,

И доставил адресатам

Письма с меткой пэ-пэ-эс!

Припев:

Что же в этом странного,

Что дойдет оно, -

Нежное, желанное,

Жданное письмо.

Незаметен почтальонов

Повседневный скромный труд.

Поцелуев миллионы

За год в сумке принесут.

Принесут мильон приветов

Тех, кто всех дороже нам,

И несут, назад ответы

Женам, сестрам, матерям.

Припев:

Что же в этом странного,

Что дойдет оно, -

Нежное, желанное,

Жданное письмо.

И в огне чтоб не горели,

Не тонули б и в воде -

Письма чтоб дошли до цели -

Почтальон пройдет везде.

Он пройдет в горах, лощинах,

Через реки, через лес, -

Не пропал чтоб ни единый

Из конвертов пэ-пэ-эс.

Припев:

Что же в этом странного,

Что дойдет оно, -

Нежное, желанное,

Жданное письмо.