ФОРМИРОВАНИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ ДИВИЗИИ

И. Дудченко, В. Павлов

Накануне

После сдачи экзаменов за ускоренный курс Академии имени М.В. Фрунзе нас, 11 выпускников из последней группы слушателей, направили 13 октября не на фронт, как мы ожидали, а в Московский Совет, где в то время располагался штаб обороны города. Среди прибывших в штаб, кроме авторов настоящей статьи, были майор Кузнецов (старший группы), капитан Довнар, старший политрук Жерихин, старшие лейтенанты Коновалов, Тарасюк, Токарев, Тютюнников, Чистяков, Чмиль.

Получив каждый свой участок на оборонительном рубеже, мы в течение трех дней проводили рекогносцировку местности в районе Кунцево, возвращаясь к ночи в Моссовет, где питались и отдыхали в помещении Красного зала. Моссовет в те дни напоминая растревоженный улей. По коридорам сновало множество людей, преимущественно в военной форме. К подъездам то и дело прибывали автомобили с вооруженными людьми и, не задерживаясь надолго, вновь отправлялись на выполнение очередного задания штаба. Словом, от прежней размеренной и неторопливой жизни столичного парламента не осталось и следа.

В ночь с 15 на 16 октября нас вызвал генерал-майор С.Ф. Фролов - начальник только что созданного оборонительного рубежа столицы. Руководителем нашей группы был назначен майор Е.И. Зелик (будущий начальник штаба нашей будущей дивизии), который приказал приступить с утра следующего дня к формированию из добровольцев для защиты Москвы двух воинских частей, получивших первоначальное название Первый и Второй полки Московских рабочих. Командирами этих частей были назначены майор А.Х. Кузнецов и капитан С.А. Довнар, а нас, всех из группы Зелика, определили на командные должности полкового и батальонного масштабов. Так мы, молодые выпускники военной академии, стали первыми командирами и начальниками частей, подразделений и специальных служб (штабов и др.) будущей 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии, в формировании и становлении которой нам довелось принять самое непосредственное участие, а затем и пройти в ее рядах определенный отрезок ее боевого пути.

Возвращаясь к той далекой поре, можно смело утверждать, что наша дивизия, которую мы теперь кратко и обоснованно называем "Московская коммунистическая" (единственная в Советской Армии), родилась в один из самых критических периодов Великой Отечественной войны, в разгар решающих сражений за Москву, за Отечество.

Нам хотелось бы в своих воспоминаниях кратко и правдиво рассказать о пережитых событиях из истории формирования и боевых действий дивизии на фоне конкретной внешней и внутренней обстановки, складывавшихся на различных этапах ее фронтовой и послевоенной жизни. События того времени описаны в военно-исторической и мемуарной литературе, и здесь мы лишь кратко изложим основные, известные нам сведения о наиболее крупных операциях фронтового масштаба нашей дивизии. Хочется отметить темпы становления дивизии в качестве фронтового соединения действующей армии. Ее бойцы и командиры часто, не успев надеть обмундирование и полностью вооружиться, прямо с пунктов формирования отправлялись на отведенные им боевые позиции в ближайшем Подмосковье, куда уже доносились раскаты разгоравшейся битвы.

Для выполнения широко разрекламированного "генерального" наступления на Москву гитлеровское командование разработало специальный план под условным названием "Тайфун", которым предписывалось мощным танковым группировкам уничтожить основные силы противостоящих Западного, Резервного и Брянского фронтов и, охватив одновременно Москву с северо-запада и юга, фронтальными ударами овладеть столицей нашей Родины. Иллюзорность надежды на успех генерального наступления подогревалась у гитлеровцев сложившимся к тому времени превосходством сил как по численности войск, так и по оснащенности боевой техникой над силами трех противостоящих им фронтов Красной Армии. Для достижения главной стратегической цели осенней кампании гитлеровцы развернули более чем миллионную армию, 1700 танков, свыше 14 тысяч орудий разного калибра, 950 самолетов. У наших трех названных выше фронтов было в то время всего около 800 тысяч бойцов, 780 танков и 545 самолетов (в основном устаревших конструкций). Вот при таком явном неравенстве сил и средств началось историческое сражение на подмосковных землях.

Первое наступление по плану "Тайфун" гитлеровцы начали 30 сентября 1941 г. против Брянского фронта, а 2 октября они атаковали войска Западного и Резервного фронтов. Несмотря на неравенство сил, наши войска оказывали врагу упорное сопротивление, но устоять против массированных атак его танковых группировок не смогли. 1-2 октября танки группы Гудериана мощным уларом на Севск прорвали Брянский фронт на всю глубину и 3 октября ворвались в Орел. Появление их в городе было столь внезапным, что по улицам его еще ходили трамваи.

Окрыленные первым успехом гитлеровцы попытались развить наступление на север в сторону Москвы. Захватив Мценск, они двинулись к Туле, намереваясь столь же внезапно овладеть нашим оружейным арсеналом и открыть прямую дорогу на Москву. Но подошедшие пехота и танки полковника Катукова почти на две недели задержали гитлеровцев и тем самым позволили превратить Тулу в неприступную крепость, овладеть которой врагу так и не удалось, несмотря на его отчаянные многочисленные попытки. В рядах защитников будущего города-героя самоотверженно сражались рабочие тульских заводов.

Однако на других участках Подмосковья гитлеровцам благодаря превосходству сил удалось прорвать наши оборонительные линии и замкнуть в районе Вязьмы кольцо окружения вокруг четырех армий Западного и Резервного фронтов, а южнее Брянска окружить две армии Брянского фронта. На дальних подступах к Москве в обороне столицы образовались бреши, которые в тот момент закрыть было нечем.

Правда, окруженные в районе Вязьмы советские войска продолжали героическое сопротивление врагу, сковав на некоторое время значительные силы немцев (28 дивизий), предназначавшиеся для захвата столицы.

Выигранное в результате этого самоотверженного сопротивления наших окруженных частей и соединений драгоценное время позволило несколько усилить можайскую линию обороны и привести ее в состояние повышенной боевой готовности. Из резерва Ставки на этот рубеж были направлены шесть стрелковых дивизий, шесть танковых бригад, более десяти противотанковых артиллерийских полков. Сюда перебрасывались войска с других фронтов и с Дальнего Востока.

В результате принятых мер на южном фланге и в центре московского направления обстановка временно несколько стабилизировалась. Наибольшая опасность для Москвы нарастала с северо-запада, где враг продолжал настойчиво приближаться к столице.

10 октября командование реорганизованным Западным фронтом возглавил генерал армии Г.К. Жуков, отозванный из Ленинграда в связи с чрезвычайно опасной обстановкой, сложившейся на подступах к Москве. С этого дня на плечи этого выдающегося полководца легла основная тяжесть организации надежной обороны Москвы и последующего затем контрнаступления, похоронившего навечно гитлеровский миф о молниеносной войне против социалистического отечества.

12 октября 1941 г. Государственный Комитет Обороны (ГКО) принял решение о строительстве третьей оборонительной линии - Московской зоны обороны, которая включала в себя не только ближние подступы к Москве, но и многие ее улицы, на которых воздвигались оснащенные боевой техникой оборонительные сооружения. Руководство строительством рубежей и отдельных огневых объектов, организация и управление войсками были возложены на командующего войсками Московского военного округа генерал-лейтенанта П.А. Артемьева и Военный Совет округа. Улицы города, особенно к северу от центра, перегораживались своеобразными баррикадами из стальных ежей и мешков с песком, оставались лишь узкие проходы для городского транспорта и пешеходов, из многочисленных амбразур в стенах и окнах домов выглядывали стволы пулеметов, противотанковых ружей и пушек. Но войск для создаваемой Московской зоны обороны явно недоставало и угроза захвата столицы врагом оставалась реальной.

13 октября противник перешел в решительное наступление, на всех главных направлениях разгорелись ожесточенные бои. И если на юге гитлеровцы продвигались с трудом, то на северо-западе им удалось глубоко вклиниться в нашу оборону и захватить г. Калинин. В результате на этом направлении создалось угрожающее положение. Врагу открывалась дорога на Москву. В этот критический момент срочно требовалось прикрыть ближайшие и особенно северо-западный подступы к столице. Однако свободных резервов у командования для такого прикрытия не было.

На помощь командованию, войскам Московской зоны обороны пришли рабочие батальоны столицы.

Штабы формирования рабочих батальонов.

В тревожные часы утра 13 октября 1941 г. собрался актив московских коммунистов. Они обсудили доклад своего руководителя А.С. Щербакова "О текущем моменте". Столица и вся страна подвергались смертельной угрозе. И актив принял твердое вдохновляющее решение: "Перед лицом возросшей опасности партийный актив считает необходимым мобилизовать всю московскую партийную организацию, всех коммунистов, комсомольцев и всех трудящихся Москвы на отпор немецко-фашистским захватчикам, на защиту Москвы, на организацию победы".

Далее в решении подчеркивалась необходимость сосредоточить усилия партийных организаций на важнейших очередных задачах укрепления обороны столицы, и в первую очередь на организации рот и батальонов в районах из коммунистов, комсомольцев и беспартийных для быстрейшего их обучения стрелковому, пулеметному, минометному и гранатометному делу, особенно для борьбы с танками, с тем, чтобы затем вливать их в действующие части.

Во исполнение этого решения в тот же день в горкоме и во всех 25 райкомах партии были созданы оперативные штабы по формированию добровольческих рот и батальонов. Сначала их называли рабочими, как и первые созданные из них полки (в батальонах относительное большинство составляли рабочие крупных предприятий), но вскоре они получили устойчивое название коммунистических по преобладанию в их составе коммунистов и комсомольцев. В некоторых батальонах (например, сформированных в Ленинском районе) их было до 85 процентов. Особенно высокая партийная прослойка наблюдалась в командирском корпусе добровольческих формирований, в котором должности младших и средних командиров занимали преимущественно добровольцы-москвичи. Так, в батальоне Фрунзенского района из 30 командиров 28 были коммунистами, в Ленинградском из 31 - 26, в Первомайском из 24 - 19, в Кировском из 26 - 25. Впрочем, и среди старших офицеров было много добровольцев, в прошлом участников гражданской войны. Например, командир и комиссар 3-го полка подполковник Пшеничный и полковой комиссар Богомолкин пришли в полк как добровольцы с хозяйственной работы.

Всего в батальоны вступили до 10 тысяч москвичей, из них 2/3 были коммунисты и комсомольцы. Снаряжали, вооружали и кормили добровольцев первое время райкомы партии за счет внутренних резервов каждого района, широко используя имевшееся в различных, преимущественно учебных и музейных, организациях трофейное оружие и отчасти обмундирование иностранных марок (ниже приведем соответствующие сведения). Страна напрягала последние силы в противоборстве с вооруженным до зубов врагом, и государственные арсеналы не имели к началу октября резервных ресурсов для обеспечения нового воинского соединения современной боевой техникой.

Как известно, в июле-сентябре Москва сформировала, обула, одела, вооружила и отправила на фронт 12 дивизий народного ополчения, и нашей дивизии в силу крайней нужды пришлось использовать трофейное оружие, для которого к тому же катастрофически недоставало боеприпасов. Например, для винтовок французского образца (а ими были вооружены два батальона 2-го полка) патронов имелось всего лишь 1/10 боекомплекта. Денежное содержание бойцы-добровольцы первое время получали на своих предприятиях по специальным справкам, выданным райкомами партии.

По единодушному признанию общественности того времени в рабочие (коммунистические) батальоны шел цвет московского рабочего класса и интеллигенции. Среди бойцов и командиров были сотни вчерашних ответственных работников государственных учреждений, ведущих ученых Академии наук и различных научно-исследовательских институтов, писателей, журналистов, деятелей культуры и искусства, в том числе артисты Большого и других театров, музыканты консерватории, передовики фабрик и заводов, проходчики Метростроя, учащиеся старших классов и студенты - геологи, горняки, металлурги, машиностроители, юристы.

В пункты формирования (находившиеся преимущественно в помещениях средних школ) приходили целые организации и одиночки-добровольцы. В полном составе в школу № 80 в Тестовском поселке Красной Пресни пришла партийная организация геологоразведочного института вместе с его комсомольским активом. Большие отряды добровольцев направила в батальоны Тимирязевская сельскохозяйственная академия, механико-машиностроительный институт имени Баумана и многие другие высшие учебные заведения столицы. Студенты наряду с рабочими и деятелями науки и культуры составляли одну из трех самых многочисленных социальных групп, из которых сформировалась наша дивизия.

...Шли отцы и сыновья, матери с дочерьми, шел стар и млад, юная поросль и убеленные сединами старые большевики.

Особо хотелось бы рассказать о некоторых представителях московской интеллигенции, добровольно вступивших в рабочие батальоны по защите Москвы. Яркой фигурой среди них был М.Н. Анцелович. Коммунист с 1905 г., он занимал пост народного комиссара лесного хозяйства, без колебания вступил добровольцем и, несмотря на возраст, неутомимо вел политико-воспитательную работу среди бойцов и командиров. Его часто видели на передовой, он личным примером вдохновлял бойцов на образцовое выполнение воинского долга.

Музыкант и композитор В.Н. Кнушевицкий вступил добровольцем в рабочий батальон и вскоре организовал и несколько лет бессменно руководил военным оркестром.

Среди политработников 3-го полка выделялись своим бесстрашием и самоотверженностью ученый А. Сидоров и один из руководителей Радиокомитета Г. Стуков. Они шли вместе с бойцами в наступления, воодушевляя их своим примером. В одном из боев парторг 3-го полка Стуков геройски погиб, а пропагандист полка А. Сидоров был тяжело ранен. В мирной жизни он стал крупным ученым, академиком, директором института географии Академии наук.

В первом бою на северо-западном фронте преподаватель Высшей партийной школы при ЦК ВКП(б), кандидат философских наук А.Ф. Жидкова, занимая должность инструктора политотдела дивизии, пошла в наступление вместе с бойцами. Она заменила погибшую пулеметчицу Дусю Бондаренко и сражалась с врагом до последнего дыхания.

Учитель истории Ц. Болдано пришел в батальон от Свердловского района вместе с женой и сыном. Он вырос в боях от рядового солдата до комиссара батальона и пропагандиста полка. Жена служила сандружинницей, а сын Вадим разведчиком. Выбыл из дивизии Ц. Болдано по ранению. Главный механик Главнефтегаза Наркомнефти Д.А. Сланский пришел добровольцем в батальон и служил командиром минометного отделения до момента тяжелого ранения. Видный биолог - профессор Г.С. Корзинкин пришел в батальон вместе с женой и сыном, успешно овладел техникой стрельбы из ручного пулемета и гранатомета и не раз отличился в боевых операциях.

Среди добровольцев Свердловского района было 40 процентов бойцов со средним и 18 процентов с высшим образованием, в Куйбышевском районе их было более 60 процентов, в батальоне Кировского района 18,5 процента бойцов составляли представители творческой интеллигенции. Многие сотни добровольцев из интеллигенции, отказавшихся от привилегии оставаться в тылу, вступили в ряды защитников Москвы и сложили свои головы на полях сражений.

Рабочие батальоны обретают армейский вид

К исходу 15 октября 1941 г. закончилось в основном формирование всех 25 рабочих (коммунистических) батальонов. В утренние часы 16 и 17 октября они начали движение в сторону Тимирязевской академии и Покровское-Стрешнево с боевой задачей прикрыть относительно оголенное и наиболее опасное направление вражеского наступления на Москву. И в эти дни уже стало очевидным боевое предназначение находящейся в условиях становления дивизии. Она уже рассматривалась в качестве самостоятельного фронтового соединения действующей армии, на которое в известной мере могло опереться в те критические дни командование Московской зоны обороны. В дальнейшем командование зоны неоднократно прибегало к использованию подразделений дивизии в боевых операциях местного значения и в разведке, не вводя ее полностью в боевые действия на подмосковных рубежах. По нашему мнению, это произошло по причине своевременного подхода из резерва новых соединений Красной Армии.

Приказом командующего Московской зоны обороны все оборонительные рубежи в соответствии с обстановкой, сложившейся к этому времени на фронтах московского направления, были объединены в три крупных боевых участка. Первый охватывал район Дмитровского, Ленинградского и Волоколамского шоссе, второй - магистраль Москва-Минск, Хорошевское шоссе, третий - Можайское, Наро-Фоминское и Мало-Ярославецкое шоссе. Одновременно приказом командующего МВО от 14 октября вокруг Москвы создавался особый оборонительный рубеж, включавший в себя целые кварталы столицы.

Полкам московских рабочих приказом командующего Московской зоны обороны предписывалось 17 октября к 10.00 занять оборонительный рубеж Москвы с задачей "не допустить прорыва противника на Москву". Участок, куда направлялись наши полки, находился в северо-западном, наиболее опасном секторе Московской зоны обороны, и выдвигавшиеся на этот рубеж батальоны становились фронтовыми подразделениями. 19 октября Государственный Комитет Обороны, непосредственно руководивший оборонительными сооружениями и боевыми действиями войск в Московской зоне обороны, ввел в Москве и ее пригородах осадное положение, призвал всех жителей столицы соблюдать порядок и спокойствие, оказывать Красной Армии, оборонявшей Москву, всяческое содействие.

24 октября завершилось организационное оформление двух первых полков. На другой день они обзавелись гербовыми печатями и были поставлены на все виды довольствия Красной Армии, Правда, они оставались оформленными не по армейскому, а по учебному штату как по количеству подразделений, так и по численности личного состава. Так, из 25 прибывших и район дислокации батальонов 14 вошли в 1-й полк и 11 - во 2-й. По мере совершенствования штатов в 1-м полку осталось 5 батальонов и во 2-м - 4. Три из оставшихся батальонов сформировали 3-й полк, а все другие перешли в соседние соединения. Одновременно три отдельных противотанковых артдивизиона (268-й, 276-й, 278-й), входивших в северо-западную группу (к тому времени расформированную), после переформирования составили легкий артполк и вместе с вновь созданными спецподразделениями разведчиков, саперов, связистов, медиков и другими тыловыми службами пошли в стрелковые полки. Спустя всего две недели со дня начала формирования рабочих батальонов по защите Москвы родилась наша дивизия. Это произошло 30 октября, на пороге длительного боевого пути Московской коммунистической дивизии.

Первым командиром дивизии назначили полковника Н.П. Анисимова, участника гражданской войны, кавалера ордена Красного Знамени, военным комиссаром - полкового комиссара А.П. Лазарева.

К середине ноября, т.е. к началу второго наступления немецко-фашистских войск на Москву, полки дивизии занимали соответственно позиции: 1-й полк - от платформы Лианозово до Химкинского водохранилища, построение в один эшелон, задача - надежно прикрыть Ленинградское шоссе; 2-й полк, построенный в два эшелона, прикрывал Волоколамское шоссе; 3-й полк двумя батальонами прикрывал особо опасный участок Ленинградского направления на рубеже Черная Грязь - станция Сходня, третий батальон находился в резерве командира дивизии. Штаб дивизии расположился в школе в Чапаевском переулке, вблизи станции метро "Сокол".

Крещение огнем

15-18 ноября 1941 г. две мощные ударные группировки гитлеровцев перешли в наступление, стремясь обойти Москву с севера через Клин и Солнечногорск и с юга через Тулу и Каширу. Наиболее мощная группировка была создана на севере, куда враг бросил почти все свои подвижные соединения. Немецко-фашистские войска северной группы армий "Центр" нанесли удар огромной силы против 16-й армии, оборонявшейся впереди нашей дивизии. Здесь, на северо-западных подступах к Москве начались самые ожесточенные и кровопролитные бои. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом, стремясь любой ценой быстро прорваться к столице своими танковыми клиньями.

Воины 16-й армии, 316-й стрелковой дивизии генерала Панфилова, полк Кремлевских курсантов, конный корпус генерала Доватора ценой своих жизней сдерживали бешеный натиск гитлеровских головорезов. Но силы были неравными.

23 ноября танки противника ворвались на окраину города Клина, к вечеру этого же дня наши части оставили город Солнечногорск, пытаясь короткими контратаками не допустить дальнейшего продвижения частей противника вдоль Ленинградского шоссе. Создалось катастрофическое положение: до следующего рубежа войск почти не было.

В этот сложный момент по согласованию с командованием 16-й армии наша дивизия получила задание на проведение разведки боем в направлении Солнечногорска для установления силы и состава противника в этом районе. Предварительно вперед была выслана войсковая разведка от разведроты 1 -го полка Московских рабочих. Ее проводил в ночь на 24 ноября взвод пешей разведки под командованием А. Мартьянова. На рассвете незаметно для немцев разведчики вошли в город Солнечногорск, в центре на площади стояли танки, часовой заметил их и выстрелил, но боец И. Смирнов заколол его штыком. Собрав сведения о количестве и расположении танков и пехоты противника, разведчики с боем отошли и прибыли в расположение своей группы. В ходе разведки смертью храбрых погибли бойцы С. Слуцкий и И. Игнатов, получил ранение командир взвода. 25 ноября усиленная группа в составе двух стрелковых батальонов 1-го и 2-го полков, поддержанная двумя артдивизионами под командой капитана Л.Ф. Зряхова, начала продвижение в направлении Солнечногорска. При подходе к железной дороге она была обнаружена и обстреляна из танков. Развернувшись, группа наших воинов завязала огневой бой, в котором особо отличилась 2-я батарея лейтенанта В.И. Винцкевича; подбив два танка и уничтожив автомашину с пехотой, она дала возможность группе капитана Зряхова, его передовым подразделениям временно овладеть окраиной города, выявить силу и состав гитлеровцев и с честью выйти из боя. Батарейцы потеряли 9 человек, в том числе своего командира, батальоны потеряли более 30 человек. Выполнив задачу, группа вернулась в исходное положение. После освобождения города Солнечногорска все погибшие в этом бою были перезахоронены в братскую могилу, что в центре города, их фамилии высечены на памятнике.

На Волоколамском направлении в боевых действиях участвовала пулеметная рота 2-го стрелкового батальона 2-го полка под командой старшего лейтенанта В.Н. Горелова. Она была направлена в распоряжение командира 78-й стрелковой дивизии полковника Белобородова, вела упорные бои в районе Павловской слободы, прикрывая левый фланг дивизии. 2 декабря разведгруппа под командой ПНШ по разведке 2-го полка Московских рабочих лейтенанта А.С. Веселова (бригадира проходчиков Метростроя) во взаимодействии с танкистами 1-й Гвардейской танковой бригады и малочисленной ротой 18-й стрелковой дивизии выбили противника из населенных пунктов Горетовка, Бранцево, совхоз "Общественник". В этом бою были захвачены 3 танка, 85 автомашин с боеприпасами и 25 мотоциклов. В ночь на 5 декабря в бою под станцией Гучково (ныне Дедовск) лейтенант Веселов был тяжело ранен. За доблесть и мужество, проявленные в боях под Москвой, он первым из командного состава нашей дивизии был награжден орденом Красного Знамени. В начале декабря части дивизии продолжали занимать прежние рубежи. По прибытию сибиряков, одетых в полушубки, и по многочисленным артпозициям, устанавливаемым вокруг наших боевых порядков, мы видели, что готовится контрнаступление. Но когда? И вот на рассвете 6 декабря беспрерывный гул сотен орудий возвестил о начале этого решительного контрнаступления наших войск. Наши разведгруппы, выдвинутые вперед, продвигались до рубежа Клин-Волоколамск и докладывали о тысячах замерзших трупов и сотнях брошенных автомашин. После овладения нашими войсками городом Волоколамском 20 декабря был получен приказ о выдвижении передового отряда дивизии силой до батальона на рубеж западного берега р. Истра для смены частей 8-й Гвардейской стрелковой дивизии. 22 декабря 2-й стрелковый батальон 2-го полка Московских рабочих (командир батальона капитан В.И. Верстак) занял указанный рубеж протяжением около 15 км от города Дедовска до устья р. Истра (Петрово Дальнее). Остальные части занимали прежние районы. Наши войска продолжали наступление, но угроза для Москвы полностью не была еще снята.

В конце декабря было получено предварительное распоряжение о переименовании нашего соединения в 130-ю стрелковую дивизию, а полков - соответственно в 371-й сп, 528-й сп и 664-й сп. Днем рождения 130-й стрелковой дивизии считается 20 января 1942 года. К этому времени мы получили расписание и начали работу по перевооружению. Постепенно в течение всего января поступали новая отечественная военная техника, имущество и конский состав. Свое трофейное оружие мы сдали. Добровольческий период заканчивался, и дивизия становилась регулярным соединением Красной Армии. Весь январь и первую декаду февраля мы провели в напряженной круглосуточной работе. Сделать предстояло много, и весь десятитысячный коллектив трудился не жалея сил. К этому времени Москва слегка вздохнула, супостат был отогнан от столицы. Весь сверхштатный состав, а также специалистов, нужных городу, и медицинских работников демобилизовали. Почти до самой отправки продолжалось освоение нового вооружения, его подгонка и пристрелка. Накоротке проводились и тактические занятия в масштабе отделения, взвода.

По решению Ставки Верховного Главнокомандования в начале февраля 130-я сд была передана Северо-Западному фронту для усиления войск, продолжавших вести напряженные бои по окружению и ликвидации части войск 16-й немецкой армии в районе Демянска. 11-16 февраля 1942 года части дивизии были погружены в эшелоны на Савеловском вокзале и отправлены через Кимры, Сонково, Бологое на Северо-Западный фронт. Так закончился Московский период становления нашей дивизии, испытавшей крещение огнем в Подмосковье. Впереди ожидали нас ожесточенные бои за освобождение Новгородско-Псковской земли и районов Прибалтики.

Состав и вооружение рабочих батальонов

По завершении формирования коммунистических рабочих батальонов и присоединения к ним некоторых специальных подразделений (артдивизионы, составившие самостоятельный полк, и другие) общее число бойцов и командиров будущего соединения достигало 9753 человек. Среди них более 6700 коммунистов и комсомольцев, что предопределило название дивизии как коммунистической. По социальному составу три основные ее части - стрелковые полки при общей численности 8200 человек насчитывали 4654 рабочих, 3077 служащих и студентов, 462 колхозников, что также отразилось в первоначальном названии батальонов и полков как "рабочих". В дивизии было создано 16 первичных и 61 низовых партийных организаций, 15 первичных и 61 низовых комсомольских организаций.

Батальоны при формировании получили оружие, преимущественно старое и иностранных образцов, чаще всего трофейное. Из общего количества винтовок 5569 в батальонах на 24 октября 1941 года было: польских - 2312 (41,5%), французских - 1483 (26,6%), канадских - 201 (3,6%), немецких - 152 (2,7%), английских - 42 (0,7%) и, наконец, русских - 1249 (22,4%). В частях и подразделениях дивизии насчитывалось всего 479 станковых и ручных пулеметов, 40 автоматов (ППД и ППШ) и лишь 44 орудия различных калибров. В дни формирования дивизия пополнилась "танковой ротой", составленной из нескольких подбитых машин, восстановленных рабочими Сокольнического района.

Т. Бурова ОТ СТАНКОВ - В ОКОПЫ

Первых добровольцев рабочие завода имени М.В. Хруничева отправили на фронт в первые дни войны. Уже в июле 1941 года пришлось отпустить в армию слесаря М. Давыдова, сварщика А. Боголепова, токаря П. Коровушкина, депутата Верховного Совета РСФСР слесаря Д. Гриншпуна. В те дни на фронт ушли более 100 добровольцев. Они были зачислены в 21-ю стрелковую дивизию народного ополчения и истребительный батальон Киевского района. И это происходило в условиях недостатка в рабочих, специалистах, многие из которых уходили на фронт по повесткам военкомата. Оставшийся коллектив мужественно напрягал свои силы для пополнения фронта боевыми самолетами.

В октябре, когда положение на фронтах резко ухудшилось и началось формирование рабочих батальонов по защите Москвы, в них вступили более 300 работников завода - орденоносцы-стахановцы Борис Раков, Александра Калекина, модельщик И. Тарасов, токари Н. Поляков, Г. Миронов, инженеры Е. Иберштейн, В. Белов, В. Решетников, парторги Г. Толстошеев и С. Уполовников, комендант завода, участник гражданской войны В. Козюлин. Среди добровольцев, уходивших на защиту Москвы, было много молодых рабочих: Кузин, М. Седов, А. Столяров, Г. Шабурин, Д. Винокуров, И. Громов, В. Дрожинов, Н. Прохоров, Б. Ермолаев, И. Рябчук. В нашей памяти сохранились имена девушек, добровольно вступивших в рабочие батальоны Киевского района. Это Т. Мамаева, Т. Степанова и многие другие.

В наши дни на средства работников завода воздвигнут памятник рабочим завода, погибшим в годы войны. На памятнике высечены 504 фамилии заводчан, отдавших свои жизни за свободу и независимость Родины.

Погибли в боях Т. Степанова, Н. Щепочкин, И. Репин, В. Мещерин, Н. Прохоров, Е. Иберштейн и другие заводчане.

Многие заводские девушки пошли учиться на курсы медицинских сестер. Среди них была и отважная Таня Мамаева.

В первые дни войны ушли в действующую армию отец и брат Тани, которому только исполнилось 18 лет. С фронта они вернулись оба ранеными. В октябре 1941 года стала добровольцем нашей дивизии и Таня Мамаева, оставив дома маму с тремя сестренками. Первое боевое крещение Таня получила в боях под Москвой в районе Нахабино. Но главные испытания были впереди, на Северо-Западном фронте.

...Фашистская артиллерия вела по нашим позициям ожесточенный огонь, падали сраженные бойцы, и в этом смертоносном урагане мелькала девичья фигурка. Она появлялась там, где нужна была помощь. Это была сандружинница Таня Мамаева.

Пулеметная рота, где Таня была сандружинницей, участвовала в ожесточенных боях с немецко-фашистскими войсками Демянской группировки. Почти два месяца находясь в боевой обстановке, Таня поражала всех своим мужеством. Восьмидесяти бойцам спасла она жизнь, действуя смело, невзирая на свист пуль и разрывы снарядов. Но однажды в одно мгновение вражеская пуля настигла ее, когда она вытаскивала из-под огня тяжело раненного бойца. Это случилось под деревней Ожееды в марте 1942 года. Таня была смертельно ранена и умирала среди своих друзей. Около нее находилась и я - ее товарищ по пионерской работе. Вместе мы работали на одном предприятии, вместе учились на курсах медсестер. Последние слова Тани Мамаевой были: "Как жаль умирать, не дождавшись победы! Я так верю в нее!".

Таня погибла очень молодой. Ее юная жизнь оборвалась, когда ей исполнилось только 20 лет.

Подвиг комсомолки Тани Мамаевой высоко оценен: она одной из первых двух девушек нашей дивизии награждена орденом Красного Знамени.

М. Максимов ГЕОЛОГИ

Всего нас, воспитанников МГРИ, вступивших в Краснопресненский батальон по защите Москвы, было 148 человек, в том числе 30 девушек. Они составляли по счету восьмой и самый многочисленный отряд студентов и преподавателей института, добровольно взявшихся за оружие и ушедших на священную войну за честь, свободу и независимость Отчизны.

О вероломном нападении фашистской Германии на нашу страну и о начавшейся войне я узнал лишь через два дня, находясь на производственной практике в отдаленном районе Центрального Казахстана. Радио у нас не было, газеты поступали раз в неделю и реже. По занимаемой должности - начальник золоторазведочного отряда - меня заочно забронировали от мобилизации и приказали "сидеть и не рыпаться". Однако в конце сентября, когда кончался срок практики, меня все же отпустили в Москву.

К 1 октября разными способами и путями в Московский геологоразведочный институт имени С. Орджоникидзе с полевой и преддипломной практик вернулось около 300 студентов. Небольшая часть из них затем эвакуировалась с институтом в Семипалатинск, некоторые девушки уехали к родным. Большинство же осталось в Москве, включившись в активную оборонную и производственную работу. На теперешних окраинах Москвы, например в Крылатском, строились оборонительные сооружения. В таких работах участвовали две строительные роты, составленные из студентов, вернувшихся из Крыма с учебной практики, преподавателей и сотрудников МГРИ - всего около 200 человек. Ротами командовали студентки А. Пущеровская и Н. Житкова, обе они были награждены медалями "За трудовую доблесть", а роты удостоены Красных Знамен ЦК ВЛКСМ.

14 октября, как известно, началось формирование коммунистических батальонов для защиты Москвы. Утром в тот день на общем собрании студентов и сотрудников МГРИ в 20-й аудитории было принято единодушное решение: всем способным воевать записаться в Краснопресненский батальон (комсомольская организация института еще 25 июня на своем собрании объявила себя мобилизованной).

Запись производили секретарь партбюро И.Я. Пантелеев и секретарь комитета ВЛКСМ В.М. Григорьев. Оба они потратили немало сил, чтобы отговорить от записи в батальон явных "белобилетников" и некоторую часть девушек.

Утром 16 октября 148 студентов-геологов, аспирантов и преподавателей, или по численности полная рота, с песней "Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!" двинулась по улице Герцена в школу №89 к месту формирования батальона. Так начался боевой путь 6-й роты геологов 3-го полка Московских рабочих 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии. Рота почти нацело состояла из коммунистов и комсомольцев.

Кто же они, эти добровольцы-геологи "16-го октября"? Основной костяк составляли студенты-дипломники, готовившиеся после производственной практики к защите дипломных проектов. Большой группе из них, кому было разрешено досрочно защитить проекты, пришлось делать это в солдатской форме - В. Григорьеву, Л. Болгову, Л. Баёву, Г. Черемных, С. Тищенко и др. Меньшая часть роты приходилась на долю студентов первого и всего несколько человек второго и третьего курсов (многие из средних курсов уже ушли к тому времени на фронт). Вместе со студентами в батальон пришли несколько преподавателей - Е.В. Шанцер, П.В. Калинин, Ф.В. Котлов, А.А. Трофимов. Несмотря на перевод большей части состава добровольцев МГРИ в другие подразделения, с первого дня и до конца наша рота сохранила устойчивое название в дивизии - "6-я рота геологов".

Из первого ее состава отпочковались разведчики и автоматчики Л. Болгов, Л. Баев, М. Максимов, В. Григорьев и др., пулеметчики В. Лаптева, Н. Житкова, истребители танков и партизаны Е. Шанцер, Н. Чуднов, С. Семенова, Е. Михалина и др., артиллеристы Н. Шармин, Г. Есипов, С. Ясинский и др., двое были взяты в инженерную службу - Ф. Котлов, А. Трофимов. П.В. Калинин, командовавший стрелковым отделением в роте, был откомандирован (как кандидат наук) из дивизии на преподавательскую работу в институт (вместе с А. Трофимовым и с получившим ранение при отражении танковой атаки Е. Шанцером). Вернувшийся в родные стены Калинин принял на себя главную заботу но осуществлению живой связи между институтом и фронтовиками.

Вскоре после формирования мы принимали в Тимирязевской сельскохозяйственной академии военную присягу, а затем вышли на назначенный нам рубеж - на самый северо-запад Московской зоны обороны, который проходил по берегу канала имени Москвы.

Дзот, в котором находился мой "Максим" (я тогда был первым номером пулеметного расчета), был сооружен у самого полотна Савеловской железной дороги против моста через канал. Другой дзот пульвзвода 6-й роты находился против автомобильного моста Дмитровского шоссе через канал. Стрелковые взводы 6-й роты располагались между этими мостами и по их сторонам, контролируя участок крепко замерзшего канала и проверяя грузы автомашин и документы лиц, пересекавших канал.

Советские передовые соединения не пустили фашистов дальше Красной Поляны по Дмитровскому направлению, а находится эта Красная Поляна всего в 10 км от моста, близ которого был мой дзот.

Находясь во второй линии обороны и будучи до этого "рядовыми-необученными", в октябре-декабре бойцы всех подразделений дивизии усиленно осваивали военное дело. Нам, геологам, это давалось легко, так как на первых двух курсах мы проходили военное дело (по 150-часовой программе) с практическими занятиями - строевой подготовкой, стрельбой, которые проводились в Крыму параллельно с практикой по геологическому картированию. Кроме того, после первого курса у нас была практика по геодезии, т.е. и по картированию, и по топографии. Изучали мы и геоморфологию, включавшую, в частности, законы развития микрорельефа местности. А те из студентов, которые находились в Москве, к середине октября успели пройти часть курса подготовки по программе всеобуча. В те дни "Правда" публиковала сообщения о делах бойцов коммунистических батальонов. В статье "В добровольческих отрядах москвичей" сообщалось: "В одно из подразделений влилась группа студентов. Они отличались своей выправкой, хорошо усваивают военные знания". Это касалось и нас, бывших студентов-геологов, что, конечно, поднимало наш боевой дух.

В открытке от 25 января 1942 г. я писал матери: "Наконец у меня появились кое-какие перемены. Во-первых, я перешел в роту автоматчиков. Получил автомат самой новейшей конструкции, скоро получу лыжи ... В роту собраны лучшие стрелки и лыжники полка. Наших студентов здесь человек двадцать. Кроме того, ходят слухи, что скоро будем двигаться поближе к фронту. В связи с этим настроение у всех приподнятое. Сейчас изучаем материальную часть и боевые свойства автомата".

При переброске на Северо-Западный фронт наш 3-й полк из-за бомбежек несколько отстал от двух других и поэтому по прибытии должен был после длительного перехода вступить с ходу в бой. У меня сохранилась вырезка из "Комсомольской правды" от 17 ноября 1942 г. с заметкой "Речь Аллы Агеевой" (на 1-м антифашистском конгрессе молодежи). Она говорила: "Товарищи! Я командовала взводом студентов-автоматчиков и должна сказать, что самый суровый экзамен советский студент выдержал с честью. Взвод состоял из студентов Московского геологоразведочного института. Когда наша часть впервые отправилась на передовые позиции, студенты совершили двухдневный марш и вскоре получили задание проникнуть в тыл противника и перехватить две дороги. По ним должны были отступать выбитые из населенного пункта немцы. Первое свое задание студенты выполнили отлично. Немецкий гарнизон не смог уйти. Он весь был уничтожен". Благодаря этой заметке о боевом подвиге геологов-автоматчиков узнала вся страна.

После переформирования и перевода части наших добровольцев в другие подразделения в 6-й роте осталось лишь 47 геологов. Она пополнилась рабочими предприятий Красной Пресни, студентами ГИТИСа, Юридического института, МГУ. Однако никто из новых товарищей не обижался, если по традиции и для краткости их именовали геологами.

С. Иофин ГОРНЯКИ И МЕТАЛЛУРГИ

Ленинский район столицы по нраву считался студенческим. На его территории располагался ряд высших учебных заведений. Естественно, что значительную часть рабочего коммунистического батальона этого района составили студенты-добровольцы.

Из Института цветных металлов и золота в батальон вступили Иван Карпов, Юрий Макушкин, Владимир Морозов, Дмитрий Соломинский, автор этих строк, а также девушки-студентки Людмила Голованова, Евгения Корнеева, Валерия Милентьева, Зоя Петропавлова; из Горного института - Валентин Кузьмин, Лев Лабухин, Владимир Свирченко; из Института стали - Юрий Горный; из Нефтяного института - Александр Мкртчян и многие другие.

Все эти товарищи (за исключением девушек и В. Морозова) были зачислены в пулеметный взвод, где под руководством бывалого командира В. Давыдова изучали станковый пулемет "Максим". Однако вскоре этот взвод был расформирован. Большая часть его личного состава была направлена в саперный взвод, командиром которого назначили инженера М.П. Заглядимова, другая часть - в огнеметный взвод, командиром которого стал В. Давыдов, а его помощником - Д. Соломинский.

Наш отдельный саперный взвод 1-го полка располагался в деревне Ховрино. Его бойцы настойчиво осваивали минно-подрывное дело и фортификационное искусство, сразу же реализуя полученные знания на практике: строили оборонительные сооружения, командные и наблюдательные пункты, минировали танкопроходимые места, устанавливали фугасы на дорогах Подмосковья.

По приказу командования был подготовлен к взрыву железобетонный мост-путепровод через Октябрьскую железную дорогу между станциями Ховрино и Левобережная. От этого моста до деревни Ховрино шел противотанковый ров протяженностью три километра, а с противоположной стороны находилось минное поле. Вместе со мной в землянке, куда была проведена электровзрывная сеть, попеременно находились В. Свирченко и В. Кузьмин. Мы постоянно проверяли целостность этой сети и в случае прорыва немецких танков должны были взорвать мост. К счастью, благодаря начавшемуся в ночь на 6 декабря 1941 года успешному наступлению наших войск под Москвой необходимость в этом отпала, и я получил приказ разминировать мост (он сохранился до сих пор, хотя рядом построен новый путепровод).

Самоотверженно вели себя студенты-воины и на Северо-Западном фронте, куда была передислоцирована дивизия в феврале 1942 года. Здесь в первом ожесточенном бою, длившемся с 21 по 23 февраля, за освобождение деревни Павлово пало много бойцов и командиров. Ощутимые потери понес и наш взвод.

После боя саперам было поручено похоронить погибших. Пока мы долбили мерзлую землю немецкая авиация дважды бомбила и обстреливала нас. Так, на окраине Павлово появилась первая братская могила воинов дивизии - посланцев Москвы.

В последующих боях студенты также мужественно сражались с оккупантами. Припоминается такой случай. При наступлении на деревню Островня бойцы, сосредоточившиеся в русле замерзшей речки Щебериха, не могли подняться в атаку из-за сильнейшего автоматно-пулеметного и минометного огня противника. Вдруг совершенно неожиданно прозвучала команда, наверно, единственная в своем роде за всю войну: "Студенты, вперед!". Мгновенно переглянувшись, как будто прощаясь друг с другом, мы в едином порыве выскочили на крутой берег.

Еще до наступления зимы немцы превратили занятые ими деревни в сильно укрепленные оборонительные пункты. Саперы ночами, часто под осветительными ракетами и обстрелом, прорывали в глубоком снегу траншеи к обороне противника, делали проходы в его минных полях, взрывали ледяные оборонительные валы, а утром вместе со стрелковыми подразделениями ходили в наступление.

После очередного боя бойцы стрелковых батальонов отдыхали, а саперы получали приказ строить наблюдательный или командный пункт. Это было тяжелой работой, так как болотистая почва не позволяла делать глубоких землянок и вынуждала ставить над ними сруб с мощным перекрытием в два-три наката.

Обычно саперы не успевали соорудить землянки для себя, и, если выдавалась свободная ночь, спать приходилось в лесу в сильный мороз на снегу, поворачиваясь к костру то одним, то другим боком.

Стойко переносили бойцы нашего взвода огромные физические нагрузки и нервное напряжение. Среди них даже бытовала шутливая поговорка: "У отца было три сына - два умных, а третий - сапер".

Вместе с бойцами мужественно переносили все тяготы боевой жизни наши храбрые девушки - сандружинницы Татьяна Долгашева и Анна Орлова. Перевязывая раненых на поле боя и вытаскивая их в безопасное место, они спасли жизнь многим бойцам. Наших девушек мы называли ласково "чижиками" и относились к ним с большим уважением за их самоотверженный, опасный и благородный труд.

Каждая пядь освобожденной земли давалась дорогой ценой. Из 48 человек первого состава саперного взвода лишь один прошел в составе нашей дивизии весь се славный боевой путь. Это гвардии капитан Лев Дмитриевич Лабухин, бывший студент Московского горного института, начавший ратную службу в октябре 1941 года рядовым сапером и окончивший ее в 1946 году полковым инженером 161-го ордена Александра Невского Гвардейского стрелкового полка.

В тяжелых боях за Родину пали смертью героев студенты-добровольцы: Ю.С. Горный, И.В. Карпов, Ю.И. Макушкин, Д.Б. Соломинский, В.В. Свирченко, Людмила Голованова. Остальные, которых жестокая война пометила пулями, осколками мин, снарядов и бомб, но оставила живыми, хранят светлую память о своих боевых товарищах.

Е. Дьяченко МЕХАНИКИ-МАШИНОСТРОИТЕЛИ

Каждый год 9 мая собираются бывшие разведчики 3-й Московской коммунистической дивизии, чтобы отметить вместе День Победы, во имя которой отдавали все, что могли. Чтобы почтить память своих боевых друзей, погибших в сражениях или не доживших до этого дня в послевоенные годы, и чтобы просто посмотреть друг на друга.

Немного нас осталось. И если сделать ныне перекличку, то после большинства называемых фамилий пришлось бы отвечать: "Пал смертью храбрых ...". Поседели за прошедшие годы ветераны войны, по-разному сложилась их послевоенная жизнь. Но вот встретятся и с гордостью, с особой теплотой убеждаются, что не постарели они душой, что друг для друга остались они такими же, как в том памятном октябре 1941 года.

...По решению Государственного Комитета Обороны Краснознаменный механико-машиностроительный институт им. Н.Э. Баумана готовился к переезду в г. Ижевск. Около ста студентов, преподавателей и сотрудников института подали заявления с просьбой зачислить их в ряды вооруженных защитников столицы.

Почти все студенты-бауманцы попросились в разведку. Они были неплохими спортсменами, умели стрелять, ходить на лыжах, рвались в бой, и их просьба была удовлетворена. Так, Петр Кириллов, Яков Коляко, Павел Лукашенко, Борис Прасолов, Евгений Дьяченко, Юрий Виленский, Леонид Кофман, Александр Зимин, Борис Митин, Александр Корнилин, Геннадий Калишев, Борис Власов, Геннадий Коссе, Вячеслав Меркулов, Лев Гитлиц, Игорь Нетесов, Сергей Гуськов, Аким Чуклов, Борис Слуцкий, Игорь Азаров, Иван Момотов, Александр Тягунов, Яков Самбур, Олег Петров, Евгений Елькин и другие студенты почти со всех факультетов института составили 3-й взвод 151-й отдельной разведроты, а несколько человек стали бойцами моторизованной роты разведбатальона. Уже на Северо-Западном фронте к ним присоединилась Тася Назарова, ставшая потом парторгом роты.

Тяжелые бои с сильным и хитрым врагом, рейды в тыл противника, операции по захвату "языков" пригасили радости боевых удач и горечь утрат. Не всегда и не все возвращались с боевых заданий. Не сразу обрели они необходимый боевой опыт и воинское умение. Но никогда бауманцы не падали духом, не страшились трудностей, не теряли уверенности в нашей победе.

Вспоминают ветераны сильного и смелого Ивана Момотова. Много раз он со своей группой переправлял через линию фронта в тыл к врагам наших партизан и отряды бойцов. Сопровождал по глубоким снегам и агентурных разведчиков. Не раз вступал в бой. Во время очередного рейда в тыл врага в завязавшихся тяжелых боях Иван Момотов погиб. Однажды в начале марта отделению, которым я командовал, поставили задачу разведать передний край немцев в лесном массиве в районе южнее деревни Молвотицы, куда предполагалось выдвижение наших войск. Четверо разведчиков к полудню вышли в назначенный район. С опушки леса, метрах в семистах за открытым полем, был виден сплошной снежно-ледяной вал. Весь день с различных точек мы вели наблюдение. Под ярким солнцем блестели крутости вала, кое-где проглядывались амбразуры, вынесенные впереди вала пулеметные гнезда... Судя по тому, как спокойно бродили по валу одиночные фигуры в маскхалатах, немцы чувствовали себя в безопасности.

Почти километровый участок обороны немцев был вынесен на карту. Формально задание было выполнено. Но что скрывается за валом? Каковы здесь огневые возможности немцев? Нельзя ли что-нибудь еще предпринять?.. Разведчики решили попытаться взять "языка" или, в крайнем случае, "пошуметь", заставить немцев раскрыться. С наступлением темноты трое разведчиков (один остался на опушке леса с картой) двинулись вперед, сначала на лыжах, а затем ползком по глубокому снегу, подбираясь к замеченному засветло пулеметному гнезду. План был весьма рискованным - попытаться захватить врасплох немецкого наблюдателя-пулеметчика; а если он нас раньше обнаружит?! Так и случилось.

Подобрались мы к пулеметному гнезду незамеченными, так как немец ушел греться к костру, отблеск которого был теперь заметен за валом, метрах в двадцати. Отстегнув лыжи, я сполз в окоп, Борис Прасолов с товарищем остались на краю окопа сверху. На бруствере стоял снаряженный пулемет, аккуратно лежали гранаты с длинными деревянными рукоятками, тулуп... Вот-вот должен был появиться и сам "хозяин". Он показался в начале хода, идущего к окопу, но что-то насторожило его! Немец метнулся назад, закричал, тут же с шипением взлетели вверх осветительные ракеты, и немцы с перепугу открыли огонь. Били они, судя по трассам пуль и разрывам мин, наугад, по заранее пристрелянным местам...

Надо было, используя этот переполох, немедленно уходить. Прихватив бинокль и пулемет (потом пришлось его бросить), разведчики поползли обратно, глубоко зарываясь в снег и останавливаясь при вспышках ракет. Только выдержка да, пожалуй, случайность спасли нас. Мы невредимыми выбрались из-под огня, хотя одежда во многих местах была продырявлена пулями и осколками. Зато на карте теперь была обозначена и огневая система этого участка обороны немцев!

В апреле 1942 г. разведчики провели сложную операцию по захвату "языка". После нескольких дней тщательного наблюдения был выбран подходящий объект, разработан план операции, в которую включили 12 человек. Группу захвата возглавил Павел Лукашенко. В нее вошли Меркулов, Макаров, Крючков. В группу обеспечения - Гуськов, Шипович и Кириллов. Калишев возглавил группу поддержки. Путь был выбран через разлившуюся речку там, где немцы не ждали. Шли по грудь в ледяной воде, цепляясь за редкие кусты и погружаясь по горло, когда вспыхивали осветительные ракеты. Так двигались метров триста, а потом ползли, подбираясь к немецкому блиндажу. Удалось без лишнего шума спять часового, и группа захвата ворвалась в блиндаж. Через несколько минут, прихватив "языка", важные документы и два пулемета, разведчики стали отходить. Фашисты спохватились, открыли ураганный огонь, но помешать уже не могли. При отходе был убит Слава Меркулов, Макарову пуля пробила челюсть, в обе руки был ранен Лукашенко. Такой ценой достался этот столь необходимый командованию "язык".

С честью выполняли свой патриотический и воинский долг все бауманцы. До последнего патрона отражал контратаку фашистов Борис Власов, не покидая своей позиции под огнем нескольких вражеских пулеметов. В жестоком бою под Павлово смертью храбрых пал пулеметчик Игорь Окороков.

И. Подорожанский ЮРИСТЫ И АРТИСТЫ

... Роту построили в лощинке за шоссе. Все было черно вокруг. И небо. И сожженный танк на обочине. И даже село, утонувшее в черноте, называлось Черная Грязь. Только белел обвод креста на башне сожженного танка. Да где-то далеко, там, где тяжело ворочались жернова боя, тревожно дрожало на небе беспокойное пятно - отблеск пожара.

Но свет откуда-то все же шел, хотя даже звезды спрятались в эту октябрьскую непогодь. Свет был. Иначе мы бы не видели друг друга. И "старика" - батальонного комиссара Болдано, стоявшего рядом с командиром роты.

Ротному было трудно с нами студентами, не понимающими дисциплины. Ротный повоевал уже. Успел в госпитале склеить разодранный бок. И попал к нам - студентам-добровольцам, наивно полагавшим, что "ать-два-три!" годится только для мирного употребления.

- Инженеры! - кричал он нам. - Художники! Армия вам не институт. Здесь думать чадо! Ногу тянете, как Лепешинская. Разве так ползут? Вот как ползут! - И полз впереди, лихо повиливая тощам своим туловищем.

- Разве так колют? Вот как колют! - И лихо вонзал штык в дырявый, туго набитый соломой тюфяк. И потом зеленел от нестерпимой боли в боку, стискивал прокуренные желтые зубы и цедил, глотая воздух: - Вот... так... надо!.. Пижоны!..

Но сейчас комроты не учил, а значит и не ругал нас. Тень его отошла от тени комиссара и поплыла вдоль длинной черной стенки роты.

- Равнять, равняйсь, ребята, - негромко говорил он. - Усков, осади маленько. Куда выпятился...

Усков, парень, как и я, из юридического, пугливо отпрянул, наступил на ногу Вальке Григорьеву из геологоразведочного. Тот аж зубами заскрипел: - нe видишь что ли?

- Не вижу, - виновато сказан Усков. - Прости.

Он не врал. Он и днем-то неважно видел, очкарик Усков.

- Разговорчики в строю! - чуть повысил голос ротный и прошел дальше. Потом рысцой протопал к Болдано:

- Товарищ комиссар, рота по вашему приказанию построена!

"Старик" ничего не ответил. Стало тихо. Так тихо, как бывает только в минуты большого ожидания. Стало так тихо, что мы услышали хриплое дыхание "старика", шорох своих шинелей и прерывистый неумолчный гул далекого боя. Мы ждали чего-то, что заполнит настоящим смыслом нашу жизнь, походившую до этого часа на игру в солдатики. Мы не знали, чего ждем, но замерли, потому что нечто стало порядком, вошло в нас.

- Товарищи студенты... - Теперь во тьме жил только голос Болдано. Негромкий голос, давно знакомый нашим ребятам по семинарам диамата. Ну, говори, "старик", зачем вызвал нас в эту октябрьскую слякоть из обжитых изб? Ты даже не называешь нас бойцами, значит, мы действительно станем ими сейчас. Мы ждем этого, "старик"! Не играть пришли мы в рабочий батальон. Нам ненависть горло сжала. Мы разные, но мы одинаковые. Есть среди нас храбрецы. Есть, наверно, и трусы. Но ни те, ни другие не знают еще, кто они - храбрецы или трусы. Дай нам всем узнать, "старик". Потому что больше ждать нельзя. Вот он, Фриц, а вот она - наша Москва. Не видно? Все нам видно, "старик", в эту черную темень. Ну, говори же!

- Обстановка на фронте усложнилась, - выдавливает из себя Болдано. - Противник бросил на Москву множество танков...

Что ты говоришь, "старик"? Какой "противник"? Гитлеровская мразь, фашистская чума, орда убийц - разве это противник? Не называй их так благородно, "старик".

Мы были малышами, когда они душили Испанию. Мы не успели туда. Теперь-то мы успеем! Так скажи, "старик", что нам делать? И не называй чуму противником! Бой идет на ближних подступах к Москве...

Знаем, видим, "старик". Для кого "ближние подступы", а для нас институтские общежития, безбилетные рейсы в электричках, первые поцелуи взасос на лавочках около чужих дач. В прокуренных комнатенках на этих "ближних подступах'' мы еще так недавно спорили, когда наши разобьют гитлеровцев: до ноября или только к Новому году. И кто говорил, что к Новому году, слыл паникером и оппортунистом.

Теперь мы это и есть наши. И ближние подступы тоже наши. Ох, какие наши. ЧТО? Что ты сказал, "старик"?

... Эти танки надо остановить! голос Болдано крепнет, словно нагревается на невидимом во тьме горне. - И это должны сделать мы!

По строю бежит шорох. Ждали такого, а вот шорох бежит. Видно, ждали и не ждали.

- Нашему батальону поручено прикрыть... И Болдано называет какие-то горушки, какую-то деревню и отметку, номер, или как там. 36,5. Температура у отметки нормальная, шепчет кто-то сбоку. Не острить наши не могут.

- От вашей роты нужно семь добровольцев истребителей танков. Кто изъявляет желание ?

Ветер что ли подул? Морозный какой ветер.

- Да, должен предупредить, что это сугубо добровольно, - глухо говорит Болдано и вдруг вскрикивает: И без мальчишества! потом снова глухо: Пусть каждый заглянет в себя. Ведь тот, кто вызовется, уже сегодня может ... встретиться с танками и будет обязан, обязан (поднимается, жалится голос) сжечь его! Кто не чувствует в себе сил для такого дела, пусть честно ответит себе и не обманывает ни себя, ни нас. Никто это не истолкует как трусость. Дел еще всем хватит, ребята.

"Зачем ты так,"старик"?" с тоскливой болью думает Усков. Ему кажется, что это о нем говорит комиссар...

"Пойду! Пойду!" твердит про себя Валька Григорьев, чувствуя, что холодеет затылок. - Тогда никто не узнает, что мне стало жутко.

Рота думает. Рота ждет. А на небе рядом со старым, побуревшим расплывается повое красное пятно. Беда идет по "ближним подступам". Не тяни, комиссар, ну!

- Командуйте,- почти шепчет Болдано. Встрепенулась тень ротного. Замерла.

- Есть! чужим голосом сказал он, кашлянул. Значит, так... Кто хочет пойти на танки - три шага вперед!

Мгновение! Какое ты длинное, мгновение! Можно вспомнить маму и томик Батюшкова, оставленный в избе, можно сто раз мысленно произнести скользкое "останусь" к дерзкое "иду".

- Р-раз! Дернулась темная стена, чавкнули, скрипнули сто сорок пар ботинок.

- Два! И еще на шаг подвинулась стена роты.

- Tри! Рота шагнула и замерла единой черной лентой. На три шага ближе к ротному, к комиссару Болдано, к белеющему кресту на башне сожженного танка.

- О-ох! - не то простонал, не то вздохнул ротный. Ох, пижоны мои! Как же я рассчитывать буду?

- Я так и знал, - сказал Болдано, и даже во тьме мы увидели, как сияют узкие щелочки его глаз.

Но семерых все же отобрали. Семерых отобрали, и они ушли молча в черную тьму. По асфальту процокали их каблуки и смолкли ... Кто-то крикнул вслед: Пи пуха, ни пера! И кто-то совсем тихо сказал: - Счастливые! А ты жди...

О Мите Лондоне

А это - воспоминание о бывшем студенте ГИТИСа Мите Лондоне и его жутко короткой жизни. В нем все предельно просто. 15 октября вступил добровольцем в Краснопресненский рабочий батальон. 17 октября получил (вместе со мной) чешский 15 зарядный пулемет "Шкода". Где-то в конце октября участвовал в разведке в ... Москве. На окраине, разумеется. Под населенным пунктом Черная Грязь. Там средь бела дня впервые услышали мы крик войны: навстречу взводу из соседней деревни бежала по пашне женщина, отчаянно крича, спотыкаясь, падая. Когда она добежала до перелеска, где мы (и Митя, естественно) замаскировались, нам удалось узнать от обезумевшей этой женщины, что она ткачиха с "Красной розы", что после смены возвращалась домой в село, где у нее трое детей. От автобусной остановки надо было ей идти до дому километра два. Уже почти подошла к околице, когда ее окликнул немец и выстрелил. Не в нее, а так... Оказалось, что, пока она отрабатывала свою смену, немцы уже заняли село. И она метнулась назад, от детей своих, но к своей Москве ... Мобилизуйте воображение и тогда вы поймете, что творилось с Митей и его друзьями. Ведь все это было почти в Москве!

Митя отлично рисовал. Точнее, он был карикатуристом-любителем. Когда нашу роту (и весь батальон) направили в окопы под Хлебниково (близ Хлебниковского моста через канал им. Москвы), там оказался штабель фанеры. Огромные такие листы. У Мити родилась идея делать огромные карикатуры углем и выставлять их за окопами, около мачты высокого напряжения. Так, чтобы и нашим, и немцам было видно. И немцам... Я писал стихи к этим "окопным окнам сатиры". Рисунки и тексты не всегда отличались изысканностью и деликатностью. Ведь цель была одна: рассмешить, ободрить своих, оскорбить, взбесить гитлеровцев. Были "Окна" и для внутреннего употребления. Кто-то в политотделе (или даже в ГлавПУРе) узнал про эти злые, а иногда и скабрезно-злые "агитки". Кто-то организовал выставку в Москве. Нас с Митей вызвали туда. А затем... А затем... прикомандировали к газете 3-й Московской коммунистической дивизии "На защите Москвы". С целевым заданием: подготовить новогоднюю страницу. Мы ее назвали "Бал в фашистском вертепе".

Все было и огромном лбище страшно сутулого, почти горбатого, жесткого, маленького и чертовски нежного и больного Мити. Между прочим, когда уже первые бои остались за спиной, Митя часами ставил какой-то горьковский рассказ, который учила "для души" тоже студентка ГИТИСа Зиба Ганиева - в ту пору снайпер ... И были часы дурачества. И часы веселой возни. И часы тихих, очень тихих разговоров. У костра в лесу, в немецких землянках, со стен которых еще улыбались немецкие дивы... И были - сутки за сутками - поиски фактов, героев, подвигов для газеты, которая уже стала называться "Вперед на Запад!" И была дикая, бешеная Митькина радость, когда наши отбили (увы, ненадолго) Ростов, его родной Ростов. А еще была тоска и какой-то стыд: в нашей шестой роте ребята брали деревни, гибли, а мы вроде бы спрятались от главного. Вот это и убило Митю.

Отлично чувствуя, что за смутность у нас на уме, наш редактор (писатель Петров-Соколовский) категорически запретил нам с Митей "на 1000 шагов приближаться к 3-му батальону, а тем более к 6-й роте". Это были наш студенческий батальон и наша студенческая рота. С нас была даже взята своеобразная клятва: мы "божились", прикасаясь к старому бухарскому ордену нашего редактора, что в свою роту пойдем только на переформирование. Но, не очень веря даже такой клятве, редактор и наш секретарь, бывший зав. отделом пути и строительства в "Гудке" Володя Караковский, давали нам "командировки" только в "чужие" полки и батальоны.

Не помогло. Митя встретил на командном пункте дивизии ребят из нашей "шестой непромокаемой", пошел их "проводить", заночевал с ними, а утром пошел в атаку ... За давностью лет я не рискну назвать деревню, у которой он погиб. Самое страшное в том, что в тот день была сильная пурга. Убитых сразу занесло снегом, а лежали они на нейтралке, близ занятой еще немцами деревни. Через день или два я сам с одним хорошим разведчиком немало поползал ночью по сугробам в полосе атаки роты, но ни Митю, ни кого-либо из павших в том неудачном бою ребят не нашли. Их похоронили уже тогда, когда стаяли снега.

Во время войны некролог в дивизионной газете был редкостью. Но о Мите мы написали траурные строки. Я писал эту скорбную заметку. И она была опубликована в одном из мартовских номеров газеты "Вперед на Запад!" 130-й стрелковой дивизии Северо-Западного фронта. Дело в том, что Митя мог принять командование ротой, мог заменить пулеметчика. Но он мог и лечь под танк или на амбразуру дзота. Мог независимо от того, совершил ли он это или нет. Потому что Митя один из тех людей, перед которыми не вставали гамлетовские дилеммы, когда речь шла о Родине, о жертве во имя ее. А это, уж поверьте, куда больше, чем любая конкретность. Это состояние, настрой души, мысли, чувства. Боюсь я икон, поэтому так и пишу. Просто ужасно хочется, чтобы каким-то образом сегодняшние гитисовцы ощутили Митю-сверстника, Митю-хохмача, Митю-запевалу (это правда - он был запевалой, потому что знал все студенческие песни тех лет и умел петь их озорно, очень "по-правде"). А еще Митю, своего коллегу, который мог стать отличным режиссером (в этом убежден), но "не состоялся", потому что Родине понадобился солдат Митя, а еще больше Мите понадобилось стать солдатом Родины. Ведь он, насколько мне известно, был "белобилетником", не подлежал призыву из-за искривления позвоночника.

А еще он плохо заматывал обмотки, и ремень всегда сползал у него с живота дугой. А еще он был таким товарищем, что и сегодня, сделав что-то не так, покривив душой, вдруг ощутишь холод на сердце: "Митька бы не простил. Митька бы..."

Д. Покаржевский АВИАЦИОННИКИ

За несколько дней до начала войны я окончил десятый класс 211-й школы Москвы, где был секретарем комитета комсомола. Получив отказ как призывник (18 лет) пойти добровольцем на фронт, я в июле поступил на завод №32 разнорабочим.

В сентябре 1941 г. после того, как меня приняли на вечерний факультет Московского авиационного института, я был переведен из рабочих заготовительного цеха в технологи. Это давало возможность работать в дневной смене, а вечером ездить на занятия в институт.

В начале октября жизнь в Москве стала очень напряженной, участились воздушные тревоги, заметно усиливалась оборона города, началась подготовка к эвакуации учреждений и промышленности. 12 октября утром началась эвакуация завода. Станки снимали с фундаментов в цехах и тут же отправляли на погрузку. Я уезжать из Москвы с заводом отказался и, узнав о начале формирования по районам рабочих батальонов для защиты Москвы, пошел в райком партии. Там меня записали в рабочий батальон Октябрьского района и предложили завтра, 14 октября, явиться с вещами в школу №211 - в мою родную школу.

Пришел домой, сообщил родителям, что записался добровольцем и завтра ухожу в армию. Мама начала меня упрекать, почему я никого не предупредил. Но я и сам до этого толком ничего не знал. О моем стремлении идти на фронт мама знала с первых дней войны, а вот вступление в рабочий батальон и для меня самого было внезапным.

14-го я явился в школу. Собралось нас около ста человек. На следующий день значительно больше. Нас распределили по взводам и выделили комнаты для ночлега. Привезли оружие: старые, но исправные немецкие винтовки и ручные пулеметы, патроны к ним и гранаты РГД. Потом оказалось, что нам очень повезло - другим батальонам достались длинные, как оглобли, французские винтовки. Нам же выдали трофеи Польской кампании 1939 г. - немецкое оружие чешского производства.

Нужно было оружие изучить и освоить. Я взялся разбирать винтовки и пулемет. Винтовки напоминали наши трехлинейки, знакомые почти всем, и лишь некоторым пришлось показывать, как разбирается затвор. А вот ручной пулемет "Шкода" заставил потрудиться. Я просидел с ним почти всю ночь, разобрал полностью и собрал.

На следующий день утром я уже рассказал тем, кому дали пулеметы, как с ними обращаться. А в середине дня мы направились на стрельбище, что рядом с Лихоборами. Начали стрелять, и тут объявили воздушную тревогу. Нас собрали около какого-то забора, стоим, ждем окончания тревоги. Небо затянуто низкими серыми облаками, где-то слышатся шумы самолетов (и наших, и завывающие немецких), стрельба зенитных пушек. Вдруг со стороны Ховрино из облаков вываливается "Хейнкель-111" и летит в нашу сторону (на город) на высоте метров триста. Мы встали вдоль забора, положили на него винтовки, пулеметы и начали стрелять. Самолет как-то вздрогнул, медленно развернулся почти над нами, один мотор его задымил, и он начал удаляться вдоль Савеловской железной дороги, оставляя шлейф черного дыма. Мы приписали себе честь повреждения самолета. Назавтра нам сказали, что самолет упал где-то в районе станции Хлебниково, но в то, что мы его сбили, нам не поверили, хотя больше некому было, ведь самолет летел низко, а рядом никаких зенитных средств не было.

Батальон продолжал формироваться: к нам прибывали все новые люди, появились командиры рот и взводов (до этого командиры временно были назначены из числа добровольцев, пришедших первыми). Нам всем выдали справки, что мы являемся бойцами рабочего батальона Октябрьского района. Привезли несколько станковых пулеметов "Максим", которые мы тоже освоили за несколько дней (позже все станковые пулеметы были сосредоточены в пулеметном взводе).

В торжественной обстановке все бойцы батальона приняли присягу (позже, в декабре, мы еще раз принимали присягу).

25 октября нас построили на Песчаной улице перед школой с вещами, и мы отправились маршем по Волоколамскому шоссе, где заняли один из корпусов пищевого института - здесь формировались подразделения 3-го полка будущей Коммунистической дивизии. Начались интенсивные занятия: мы ходили в лес у Покровско-Стрешнево, рыли окопы около канала им. Москвы, у самого слияния его с Москвой-рекой, бросали на прибрежные камни бутылки с зажигательной жидкостью и бросили одну противотанковую гранату для представления о ее действии. Несколько раз ходили на стрельбище на Октябрьское поле. Кроме стрельбы из винтовки и своего ручного пулемета, я стрелял еще из пулемета Дегтярева и из "Максима". Получалось хорошо. Сказалось, что и в школе, и во Всеобуче мы много стреляли из боевого оружия.

6 ноября рано утром, когда батальоны Октябрьского и Ленинградского районов объединили в один 3-й батальон 3-го полка, нас собрали с вещами, выдали сухой паек и в пешем строю отправили по Волоколамскому шоссе до деревни Воронки - это около усадьбы и санатория "Архангельское". Там еще задолго до нас отрыли и оборудовали в поле, недалеко от деревни, огромный блиндаж, который мы заняли.

Нашему батальону была поставлена задача: занять оборонительную линию во втором эшелоне на случай высадки воздушного десанта, для чего большое ровное поле за деревней было очень удобным. Примерно 18 ноября нас сменила кадровая воинская часть, и мы вернулись в Москву в помещение пищевого института.

Через несколько дней после возвращения из Воронков батальон перевели на новое место - в Химкинский рабочий поселок Северного речного порта. Мы вырыли в поле около поселка землянки, оборудовали их для жилья - в каждой землянке по отделению. В бывшем клубе поселка - караульное помещение, в одном из больших бараков - штаб. Батальон нес круглосуточный караул, охраняя большое минное поле, которое занимало пустырь справа от Ленинградского шоссе, начиная от дороги на Левобережную (теперешнюю Беломорскую улицу) до деревни Химки, которой сейчас нет. Рядом с дорогой от водохранилища до леса был вырыт глубокий противотанковый ров. Особо тщательно мы охраняли фугасы, заложенные под Ленинградским шоссе, а также склады Химкинского порта: дровяной, угольный и соляной.

Много занимались военной и физической подготовкой, особенно интенсивно после 10 декабря, когда немцев отогнали от Москвы. Нас перевели из землянок в бараки, прислали нам новых строевых командиров рот и взводов, заменили оружие на отечественные винтовки и пулеметы, одели в армейскую форму и обули в валенки.

Большинство из нас были довольно хилого сложения. Ходили в длительные походы на лыжах по лесу в Левобережной, по крутым скатам водохранилища и по карьерам Никольского кирпичного завода. Молодой и очень энергичный командир взвода - лейтенант, уже побывавший в боях на Халкин-Голе, старался привить нам навыки преодоления трудностей. Он уже знал, что ждет нас на фронте. Несколько раз он проводил с нами учебные бои в глубоком снегу на карьерах, продолжались они по несколько часов. Хотя было тяжело, все время на пределе наших сил, никто не роптал и не просил пощады. В декабре-январе наш взвод стал очень дружной семьей, работящей и веселой.

За два-три дня до отправки на Северо-Западный фронт нашему полку в Ховрино устроили смотр и дали добрую оценку его боеготовности.

Н. Анисимов Рождение гвардии

В начале февраля 1942 г. приказом Ставки Верховного Главнокомандующего наша дивизия была выведена из состава войск Московской зоны обороны и направлена на Северо-Западный фронт. Ей присвоили новое наименование - 130-я стрелковая дивизия. Были переименованы и ее полки.

Разгружались эшелоны на станциях Черный Дор и Горовастица. Оттуда части походным порядком двинулись дальше на запад. Миновали скованный льдом Селигер. От этого озера до места назначения было около ста километров. Марш предстоял нелегкий. Редко кому из добровольцев-москвичей довелось раньше преодолевать такое расстояние в пешем строю, с полной армейской выкладкой. Погода была отличной: легкий морозец, солнце и безоблачное небо. Чтобы избежать нападения с воздуха, приходилось рассредоточиваться, соблюдать маскировку. На открытой местности это было сложным делом - снег в полях лежал глубокий, достигая местами полутора метров.

Но люди крепились, не сетовали на трудности, упорно шли вперед. Два наших стрелковых полка, а с ними артиллерийский дивизион и некоторые отдельные части дивизии в намеченный срок вышли на исходный рубеж. Третий стрелковый полк, два артдивизиона и другие части запаздывали. Однако не изнурительный переход был тому причиной. Эти подразделения из-за налетов вражеской авиации застряли еще на железной дороге, а наверстать потерянное время было не так-то просто.

Выйдя на опушки лесов перед деревнями, что лежали к югу и юго-западу от райцентра Молвотицы, наши части начали готовиться к наступлению.

Для подготовки наступления у них оставались считанные часы. Важно было ничем не обнаружить сосредоточения наших войск. Поэтому от всего личного состава потребовали строго соблюдать маскировку, не выходить на передовые позиции вплоть до момента атаки.

Впереди наших частей располагался сводный лыжный отряд из трех отдельных батальонов под общим командованием капитана П.Г. Чмиля. До прибытия наших частей один из этих лыжных батальонов не раз предпринимал попытки овладеть отдельными опорными пунктами противника. Но успеха эти попытки не имели. По прибытии передовых частей дивизии сводный лыжный отряд вышел на левый фланг дивизии с задачей проникнуть в тыл противника.

Командование дивизии получило от участвовавшего в боевых операциях батальона лыжников некоторые сведения об оборонительной и огневой системах врага, о местности на подступах к вражеским позициям. Эти сведения были учтены при подготовке наступления.

Что же представлял собой противник, с которым должны были померяться силами наши воины, сыны и дочери Москвы? На участке, где предстояло вести наступление, оборонялось более сводного полка 123-й пехотной дивизии немцев. Вместе с ними действовали отдельный саперный батальон, минометный дивизион и четыре-пять батарей артиллерии. Это были отборные, вышколенные части, входившие в состав двух армейских корпусов 16-й немецкой армии. С воздуха их прикрывала авиация. Около пяти месяцев занимали они район Молвотицы. Этого времени было более чем достаточно, чтобы создать там сильно укрепленные, эшелонированные в глубину оборонительные позиции.

Передний край противника проходил по рекам Щебериха, Каменка, Пола. Селения, разбросанные по берегам этих рек, были превращены в прочные опорные пункты и узлы сопротивления. Участки, занятые фашистами, господствовали над окружающей местностью.

Так, перед фронтом нашей дивизии насчитывалось 35-45 дзотов с круговым обстрелом из пулеметов. Каменные и большинство прочных деревянных зданий, подвалы и чердаки фашисты приспособили для наблюдения и ведения огня. Подступы к селениям и промежутки между ними прикрывали минные поля. Вокруг населенных пунктов были насыпаны снежные валы, залитые водой и покрывшиеся толстым слоем льда. К ним вели скрытые ходы сообщения. Это позволило обороняющимся свободно маневрировать своими силами.

Но ни ледяные валы, ни дзоты, ни стройная огневая система, ни численный перевес, который удавалось врагу создавать на угрожаемых направлениях, не спасли его от поражения.

Первоначальный план нашего наступления предусматривал фронтальный прорыв с одновременным выходом части сил в тыл врага. Такая комбинация помогала замаскировать истинное направление нашего главного удара.

Принимая это решение, мы исходили прежде всего из того, что дивизия действовала в неполном составе. Командование армии, учитывая сложную общефронтовую обстановку, вынуждено было вводить нашу дивизию в бой по частям, не ожидая полного ее сосредоточения на исходном рубеже. Да и артиллерии у нас не хватало. Время было тяжелое, и командование армии и фронта не могло предоставить нам достаточного количества орудий и боеприпасов для массированной артиллерийской подготовки.

Утром 21 февраля немногочисленная артиллерия открыла огонь по противнику. Обстрел его опорных пунктов продолжался 15-20 минут. После этого стрелковый полк под командованием майора Кузнецова, действующий на главном направлении, перешел в атаку. Наступать пришлось по глубокому снегу, на открытой местности.

Ареной упорного боя явилась деревня Павлово. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало удержать ее. Сдача ими этого опорного пункта нарушала целостность их оборонительного рубежа. Поэтому противник подтянул резервы и дрался за каждую пядь земли. Сопротивление его становилось все ожесточеннее.

Снег на подступах к деревне почернел от дыма и гари, от вывороченных комьев земли. Вокруг с воем рвались мины, ухали снаряды, разбрасывая смертоносные осколки, не смолкали стук пулеметов, свист пуль. Но таков уж русский человек: чем труднее испытания на его пути, тем упорнее он их преодолевает, добиваясь успеха. Нашим бойцам часто недоставало военного умения, но их наступательный дух был необыкновенно высок. Наши воины проявляли беззаветную преданность Родине и народу, не щадя сил и самой жизни, добивались победы над врагом. Мужество, отвага и готовность к самопожертвованию были нормой поведения бойцов и командиров.

На вспомогательном направлении дивизии почти одновременно перешел в атаку на населенный пункт Дубровка 1-й батальон полка, которым командовал капитан Довнар. Охранение противника, находившееся в Дубровке, после упорного боя отошло. Все попытки подразделений батальона продвинуться к Новой Руссе и выйти на рубеж атаки пресекались фланговым пулеметным огнем из дзотов, и 1-й батальон с наступлением сумерек остался в исходном положении на северной окраине Дубровки.

Тем временем затихший с наступлением темноты бой за Павлово с прежним ожесточением возобновился утром 22 февраля. Объект первого дня атаки дважды переходил из рук в руки. Лишь на одном участке удалось закрепиться нашей стрелковой роте.

Тяжелое ранение получил в бою командир полка майор Кузнецов. С группой раненых бойцов его положили в сарае. Фашисты отчаянной контратакой потеснили наших и овладели сараем. Комиссар полка Репин с горсткой храбрецов бросился на выручку захваченных гитлеровцами раненых. Смельчаки достигли сарая, но сильным огнем тяжелых минометов противника эта группа была отрезана от наших подразделений. Комиссар был убит. Сарай, где находился майор Кузнецов с несколькими истекавшими кровью воинами, немцы сожгли. Когда бойцы узнали об этой жестокой расправе гитлеровцев над ранеными, то поклялись отомстить врагу.

Одновременно утром 22 февраля перешел в атаку на сильно укрепленный пункт Новая Русса и полк капитала Довнара. Бой был тяжелым, гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. Только после подавления артиллерией пулеметов на колокольне 4-я рота 2-го батальона капитана Верстака ворвалась на западную окраину села.

Вступили в дело и лыжные батальоны. Один из них стремительным ударом прорвался в глубину обороны немцев и овладел селением Глыбочицы. С захватом этого селения одна из дорог, ведущая к Новой Руссе, оказалась перерезанной. Это был крупный успех. Учтя создавшуюся обстановку, командование дивизии внесло коррективы в первоначальный план наступления. Прежде всего было решено переменить направление главного удара, обеспечив захват Новой Руссы. Эту операцию возложили на 2-й полк под командованием капитана Довнара. К исходу дня село Новая Русса после упорных уличных боев было очищено от противника. Полк Довнара должен был развивать наступление на указанном ему направлении, содействуя частью сил нашим частям, решавшим задачу на прежнем главном направлении.

Трагически погибшего майора Кузнецова заменил капитан И. Дудченко. Ему было приказано наносить удар с юга во взаимодействии с капитаном Довнаром, довершить разгром части противника в районе Павлове-Сидорово. Задача лыжного отряда состояла в том, чтобы закрепиться в деревне Глыбочицы, а частью сил наступать на Старое Гучево.

23 февраля совместным ударом лыжного батальона и полка капитана Довнара Старое и Новое Гучево были освобождены. Этот исторический для Советской Армии день, день ее рождения, оказался знаменательным для нашей дивизии. В труднейших условиях она победно завершила наступление, нанеся серьезное поражение врагу, опытному в военном деле и до зубов вооруженному.

Уличные бои в Новой Руссе изобиловали примерами инициативных, смелых действий воинов. Многие из них показали себя как подлинные герои. Каменную церковь немцы приспособили под наблюдательный пункт, оборудовали в ней огневые точки; сильно они укрепили каменные и прочные дома. Не имея орудий сопровождения, бойцы пускали в ход фанаты, расстреливали пытавшихся спастись гитлеровцев из винтовок и автоматов. Пулеметчики, вчерашние студенты московских вузов Теннер, Монахов. Зубарев, Познер, заняв выгодные позиции, метко били по фашистам, очищали от них улицы.

Радостные вести поступали и с других направлений. Полку капитана Дудченко помогали хорошо взаимодействующие с ним части. Например, выход подразделений полка капитана Довнара на фланги немецкого опорного пункта Сидорово поставил его гарнизон под угрозу разгрома. Паника, возникшая в рядах противника, позволила капитану Дудченко со своими бойцами добиться решительного успеха. Боевое взаимодействие частей приносило все новые и новые замечательные плоды.

В итоге трехдневных боев наша дивизия овладела 17 опорными пунктами, проникла в тыл Молвотицкой группировки, чем способствовала нашему соседу справа в захвате всего Молвотицкого узла сопротивления. Дивизия, выполнив возложенную на нее задачу, заняла указанный ей рубеж.

В августе дивизия вышла на новый участок фронта - в район деревни Сутоки. Здесь ей предстояло в составе 1-й Ударной армии перерезать Рамушевский коридор между Старорусской и Демянской группировками 16-й немецкой армии и способствовать завершению окружения противника в демянском "котле". Задача была трудная.

Враг, удерживая этот район более десяти месяцев, основательно укрепил господствующие над болотами высоты, создал минные поля. Здесь было сосредоточено много живой силы и техники. Борьба на этом участке имела ту особенность, что быстрое продвижение вперед было невозможно из-за глубоко эшелонированной обороны немцев. Требовалось прогрызать ее методически, отвоевывая у врага метр за метром. Весь месяц прошел в ожесточенных боях. По пояс в грязи и воде, под огнем врага, терпя лишения из-за бездорожья, наши бойцы медленно наступали и стойко удерживали захваченные позиции. Было подсчитано: за август и сентябрь наши части и подразделения отразили в общей сложности 53 контратаки, истребив более тысячи гитлеровцев.

В конце сентября дивизия по приказу командующего фронтом была передислоцирована в район Пинаевых горок и заняла исходное положение для дальнейших активных боевых действий.

8 декабря 1942 г., когда дивизия была в боях, пришло радостное сообщение о преобразовании ее в 53-ю Гвардейскую стрелковую. Это явилось достойной наградой славному коллективу дивизии, незадолго до того отметившему первую годовщину ее образования и проведшему уже много тяжелых боев.

К тому времени, когда дивизии было присвоено гвардейское звание, меня перевели в другое соединение. Командиром дивизии был назначен Михаил Васильевич Романовский. Гвардейское знамя вручили дивизии 4 января 1943 г. В тот день полковник Романовский от имени товарищей по оружию - москвичей дал гвардейскую клятву. И эта клятва, как мы знаем, была выполнена.

И. Пантелеев ФЛАНГОВЫЕ УДАРЫ ЛЫЖНИКОВ

Анализируя начальные боевые действия нашей дивизии на Северо-Западном фронте, в полосе Молвотицы - Новая Русса, первый командир ее полковник Н.П. Анисимов оценил как крупный успех прорыв с фланга подразделений лыжников в глубину вражеской обороны и занятие деревни Глыбочицы.

Мне, одному из участников этого успешного, но, к сожалению, малоизвестного в историографии дивизии рейда лыжников в тыл врага, представляется полезным рассказать о нем подробнее, уточнив при этом некоторые его особенности, незамеченные или неполно освещенные в предыдущих сообщениях. Участие в этом рейде было для меня первым боевым заданием, и потому, наверное, в памяти отчетливо сохранились как основные контуры операции в целом, так и отдельные ее детали.

В дни передислокации нашей дивизии из Московской зоны обороны на Северо-Западный фронт я был работником политотдела. Меня перевели сюда немногим более месяца назад из шестой роты 664-го стрелкового полка (известной в дивизии как роты геологов), где я служил солдатом и парторгом со дня формирования дивизии.

19 февраля 1942 г. в присутствии командования дивизии меня познакомили с капитаном П.Г. Чмилем и старшим политруком А. Бродским и поставили перед нами троими в общих чертах боевую задачу: возглавить командование и партийно-политическую работу в сводном отряде из трех отдельных лыжных батальонов, которым предписывалось стремительным фланговым ударом прорваться в глубину обороны противника, захватить и удержать деревню Глыбочицы и по возможности другие ключевые пункты на важной коммуникации, по которой шло снабжение передовых немецких частей, обороняющих укрепленный глубокоэшелонированный рубеж, обеспечив таким образом сокрушение этого рубежа в ходе наступления нашей дивизии.

Прошло не более часа после получения боевого приказа, как каждый из нас, сдав своим преемникам прежние дела, побросав в вещевые мешки самое необходимое, в том числе продукты и табак на двух-трехдневную операцию (по расчету), погрузился в открытый грузовик и под обжигающим ветром при двадцатиградусном морозе помчался на запад в деревню Бор, где должны были приступить к исполнению своих обязанностей. Приехали туда поздно ночью. Все три лыжных батальона - 78-й, 155-й и 260-й, полностью укомплектованные командованием, личным составом и службами обеспечения, добротно одетые и вооруженные по соответствующему табелю, с трехдневным запасом питания (правда, в виде сухарей, крупы и сырого мяса), уже находились на месте, только что прибыв сюда своим ходом прямо со станции выгрузки Черный Дор. Утомленные длительным переходом и разместившись кое-как по избам, бойцы крепко спали, а командиры и политработники, дождавшись нашего прибытия, сразу приступили вместе с нами к разработке плана боевых действий.

По памяти суть этого плана состояла в следующем. Ранним утром следующего дня задолго до рассвета 155-й батальон атакует врага с фланга, под самое основание его оборонительного рубежа. Вызывая ответный огонь, его действия дают возможность двум другим батальонам затемно, скрытно от авиации противника, втянуться в лес и начать движение в сторону деревни Глыбочицы, примерно в 8-10 км от переднего края немецкой обороны. Перед каждым из этих двух батальонов были поставлены на первом этапе движения самостоятельные задачи. По данным разведки, немцы, кроме основной дороги, которую предстояло оседлать нашим лыжникам, пользовались для снабжения своих передовых частей широкой лесной тропой, пролегавшей где-то между деревнями Бор и Глыбочицы. Ее необходимо было своевременно и надежно перекрыть. Эта задача возлагалась на 78-й батальон. В это время 260-й батальон, продолжая движение по заданному направлению, должен был к полудню с помощью проводников из местных партизан отыскать среди безбрежного лесного массива деревню Глыбочицы, атаковать и взять ее во что бы то ни стало, перерезать упомянутую выше дорогу и удерживать завоеванную позицию до подхода основных сил. Учитывая особую важность успешной атаки 155-го батальона для последующего выполнения конечной задачи, с ним в этот первый бой нашей группы пошли капитан Чмиль и старший политрук Бродский (командир и комиссар группы).

Мне было поручено вести по лесным просекам два других батальона с выполнением каждым из них своей боевой задачи в указанные сроки. Сигналом к выходу в путь вверенных мне батальонов должно было послужить начало боевых действий 155-го батальона, который заблаговременно выдвинулся на исходные позиции, отстоявшие всего в нескольких километрах к востоку от деревни Бор.

В установленное время командиры 78-го и 260-го батальонов построили свои подразделения, и, как только справа донесся шум разгоравшегося боя, они мелкими группами устремились к лесу, ускоренным маршем преодолевая открытое поле между ним и деревней. Организовав походное охранение, батальоны несколько часов шли общей колонной, растянувшись на сотни метров. За это время мне удалось поговорить с некоторыми командирами и политработниками, ознакомиться с общей характеристикой личного состава, даже выбрать себе ординарца - совсем юного крепыша, небольшого роста, с большим кинжалом на боку. Ему было всего 18 лет, но выглядел он настолько солидно, что, едва познакомившись с ним, я стал называть его уважительно - Степан Степанович. В течение двух недель он ревностно выполнял свои обязанности, обнаруживая подчас острую сообразительность и незаурядную смелость. Ко мне же он всегда обращался подчеркнуто официально: - "Товарищ младший политрук". (Это первое офицерское звание мне было присвоено перед самой передислокацией дивизии на Северо-Западный фронт.)

Более пристально я приглядывался к бойцам и командирам 260-го батальона, с которым предстояло решать главную задачу и словно предчувствуя, что вскоре буду назначен к ним военкомом. Этот батальон был сформирован из молодых парней в возрасте 19-20 лет, умеющих ходить на лыжах и прошедших некоторую военную подготовку. В основном это были молодые рабочие, комсомольцы, смелые и решительные патриоты, и за все время боев в батальоне случилось только два чрезвычайных происшествия, совершенных по явному недоразумению и исправленных впоследствии геройскими поступками. Об одном из них я несколько ниже расскажу.

Среди командного состава батальона выделялся своей неукротимой энергией, смелостью, находчивостью и обаятельной внешностью помощник начальника штаба Николай (фамилию его я запамятовал). Во всех боевых операциях, в которых участвовал батальон, его всегда можно было видеть впереди атакующих.

Через пару часов похода по рыхлому пушистому снегу при крепком морозе люди начали чувствовать усталость. Сказывались утомление предыдущих дней перехода от станции Черный Дор до пункта сбора, практически бессонная ночь перед выходом в рейд, беспорядочность питания в пути. Объявили привал до рассвета с разрешением немного поспать. По указанию командиров бойцы, плотно прижавшись друг к другу, укладывались прямо в мягкий снег. Через полчаса их будили, чтобы перевернуться на другой бок. Эта система была отработана уже при движении со станции разгрузки. Я придумал для себя другую постель: отрывал в снегу горизонтальную нору, укладывался в нее и мгновенно засыпал. Но вскоре пронизывающий холод заставлял вскакивать, становиться на лыжи и делать пробежку несколько минут; слегка разогревшись, я вновь залезал в свою щель.

Наступил рассвет, и батальоны тем же порядком двинулись в путь. Дозорные доносили, что в удалении от просек, по которым мы шли, они находили припорошенные, а иногда и занесенные снегом склады с имуществом местных крестьян: зерно, домашнюю утварь, одежду, белье и даже мебель. Все это было свезено сюда крестьянами еще летом в надежде к осени возвратить имущество домой, но война затянулась и жители, оставив в лесах спрятанное добро, перебивались кое-как в своих полупустых избах в страхе перед новым нашествием врага.

Но вот передовой дозор обнаружил ожидаемую тропу. Она была покрыта толстым слоем снега и выглядела безжизненной. Тем не менее сопровождавшие нас партизаны подтвердили, что это именно та самая тропа, которую немцы в свое время усиленно использовали.

Как и было обусловлено, на тропе остался 78-й батальон, командиру которого было приказано держать постоянную связь со штабом в деревне Бор и со мной, уходившим далее с 260-м батальоном. 78-й батальон должен был находиться в полной боевой готовности и при необходимости немедленно прийти на помощь 260-му батальону. (Кстати сказать, такая помощь потребовалась уже на другой день.)

По мере дальнейшего движения у меня росла тревога в связи с тем, что неумолимо приближалось время отправки донесения о взятии Глыбочицы, а нам не удалось обнаружить даже признаков близости какого-либо селения. Зная о манере немцев окружать окрестности обороняемых ими объектов различного рода заграждениями и минными полями, нам все еще не приходилось с ними встретиться. Опасаясь скрытых под снегом минных полей на просеках, мы приняли решение всем двигаться по одной лыжне, что, конечно, уменьшало скорость продвижения вперед, но зато уменьшало и опасность больших и преждевременных потерь.

Никаких ориентиров на земле или на небе для коррекции принятого нами направления движения не было: кругом стоял непроглядный лес, небо ночью и днем было затянуто низкими облаками, и надежда на наших проводников не оправдалась, они сами растерялись в этой, как мы догадались, малознакомой им местности. Складывалось впечатление, что мы сбились с курса и движемся не в нужном направлении.

Посоветовавшись с командирами, я принял решение повернуть батальон назад к оседланной нашими лыжниками тропе и оттуда, заново сориентировавшись, начать более уверенное движение к цели. Время перевалило за полдень, прошел срок отправки донесения, но, словно предчувствуя наши затруднения, капитан Чмиль досрочно выслал в нашу сторону своего скорохода-гонца с лаконичной запиской в мой адрес.

В ней как удар бича хлестнул по мне короткий вопрос: почему нет донесения о взятии Глыбочицы?

Трудно передать, что я почувствовал в этот момент: и стыд, что я, геолог, потерялся в лесу, и обида за излишнюю доверчивость к проводникам, и страх перед неотвратимым наказанием за невыполнение боевого задания. Но одновременно возникла и укреплялась уверенность, что мы находимся где-то недалеко от нашей цели, иначе гонец не нашел бы нас. Стало быть, эту цель необходимо во что бы то ни стало и немедленно отыскать. Батальон был остановлен и повернут в прежнее направление. На самые высокие деревья были посланы наиболее ловкие ребята-верхолазы, небольшие группы скороходов-лыжников направлены в разведку впереди лежащей местности. А пока, учитывая, что бойцы почти сутки ничего не ели, я разрешил разжечь в кустах костры и приготовить горячую пищу. Но пообедать нам на этот раз не удалось. Разведчики буквально в двух-трех километрах по азимуту нашего движения были обстреляны вражескими снайперами-"кукушками" - донесли об этом в лагерь. Пришлось срочно заливать костры недоваренной пищей, занять круговую оборону и одну роту двинуть в направлении обнаруженных "кукушек" с предположением, что они засели где-то вблизи дороги, ведущей в Глыбочицы. Это предположение оправдалось. Вскоре, сняв с деревьев замаскированных "кукушек", наша рота вырвалась из леса на широкую, перпендикулярную нашему движению, просеку, по которой шла дорога в деревню, и с ходу атаковала ее.

Поддержанные фланговым огнем станковых пулеметов и батальонных минометов ударные группы лыжников стремительным броском достигли окраины деревни, смяли передовое охранение и ворвались на ее единственную улицу. Бой в деревне продолжался несколько минут. Немцев в деревне было немного, они не успели занять оборону в траншеях ледяного вала, окружавшего деревню, и в панике разбежались в окрестном лесу. Как потом выяснилось, занимавший деревню Глыбочицы немецкий гарнизон был ночью отправлен на участок, атакованный нашим 155-м лыжным батальоном. Оправдывалась, таким образом, тактическая инициатива нашего командования, обеспечившая в конечном итоге успех всей операции - взятие Глыбочицы с минимальными потерями. У нас было двое убитых и пятеро раненых, причем одним из убитых оказался молодой лейтенант, командир взвода, неосторожно оставивший поверх маскхалата бинокль, который и привлек внимание немецкого снайпера.

Очищенная от врага деревня выглядела пустынной. Не встречалось ни одного жителя, хотя все дома были целыми и с расчищенными от снега подходами к ним. Наступившая вдруг тишина настораживала. Однако тревожное ожидание неизбежной контратаки немцев продолжалось недолго. Еще засветло над деревней появился вражеский самолет-разведчик. Он нахально кружил над нами так низко, что мы могли видеть лицо летчика, высунувшегося из открытой кабины. Тогда мы еще не умели организованно поражать ружейным огнем воздушные цели, а зенитных средств у нас не было, и потому одиночные винтовочные и автоматные выстрелы не причинили вреда немецкому самолету. Сбросив две небольшие фугасные бомбы, он скрылся к северу, к занятой немцами деревне Великуша. До нее было не более 2-3 км. На таком же примерно расстоянии виднелись лежащие к югу, также занятые немцами две небольшие деревушки тина хуторов - Старое и Новое Гучево. Таким образом, мы находились внутри раздвинутых клещей и могли ожидать нападения с двух сторон и, конечно, прежде всего при поддержке авиации и артиллерии. Стремясь избежать больших потерь от их огня, мы вывели основные силы батальона в лес, оставив в траншеях за ледяным валом примерно два взвода бойцов для отражения возможной атаки вражеской пехоты, что, вообще говоря, мы считали маловероятным, особенно в ночное время - немцы не любили воевать ночью.

Прочесывая деревню, наши бойцы обнаружили в одной избе перепачканного печной копотью немецкого солдата. Его привели ко мне, и на первом импровизированном допросе он рассказал, что он радист, призван в армию в первые месяцы войны, ненавидит Гитлера и давно собирался перейти к нам. Сегодня, услышав стрельбу на улице, он спрятался в ее топленную с утра русскую печку и, как только увидел наших бойцов, вылез из нее и поднял руки вверх.

Мне подумалось, что при детальном допросе пленный радист может дать полезные сведения нашему командованию, планировавшему завтра-послезавтра начать наступление основных сил дивизии, и, опасаясь, что бойцы чего доброго не доведут его в штаб, решил сам доставить его туда. Наступила ночь, кругом стояла напряженная тишина, и, взяв двух бойцов, мы форсированным маршем двинулись по глухому лесу по старой лыжне в сторону деревни Бор. Добрались туда в полночь, сдали пленного, которого немедленно на грузовой машине отправили в штаб дивизии, и прилегли немного отдохнуть. С рассветом пошли обратно, и по мере продвижения вперед до нас все отчетливее доносился нарастающий гул боя в районе Глыбочицы. Встретившись по пути с командованием 78-го батальона и узнав, что на их участке никаких передвижений немцев не замечено, я приказал снять батальон с засады и к вечеру привести его в расположение 260-го батальона.

В деревню Глыбочицы мы с моими сопровождающими прибыли в середине дня, но от прежней Глыбочицы почти ничего не осталось. Она лежала в дымящихся развалинах от массированного артиллерийского огня с юга и севера и бомбовых ударов вражеской авиации. В одной из уцелевших изб находился капитан Чмиль. Выслушав мой рапорт и поблагодарив за успешное выполнение боевой задачи, он приступил к изложению своего плана удержания Глыбочицы любой ценой. А цена уже была заплачена немалая. Погибли наши первые раненые, которых мы отправили в тыл на захваченных у немцев лошадях, запряженных в сани. Продвигаясь по нашей же лыжне, подкованные лошади подорвались на минном поле. В течение суток приходилось периодически заменять бойцов, погибших или раненных в ледяных траншеях от артогня. Наземных атак немцев, как и предполагалось, в течение суток не было.

Капитан Чмиль не успел изложить содержание своего плана, как начался новый артобстрел, и капитан был тяжело ранен - ему оторвало правую ногу. Наскоро перевязав рану, мы перенесли его в свежую воронку, где он и отдал свое последнее распоряжение, приказав мне принять на себя временно командование всей группой. При этом он вручил мне свой автомат и бинокль (который я храню до сих пор) и наказал проводить частые наступательные операции против немцев в близлежащих деревнях с целью ослабить их массированный артобстрел Глыбочицы.

Попрощавшись с раненым боевым командиром, мы отправили его на спешно сооруженной просторной волокуше в тыл в сопровождении отделения отборных лыжников с санинструктором и сразу же приступили к выполнению поставленной нам задачи.

Силами небольшого отряда лыжников, оснащенного пулеметами и минометами, мы провели наступательную операцию на деревню Великуша, приглушив несколько огневую активность ее гарнизона. Небольшое беспокойство доставлял нам немецкий гарнизон в деревнях Старое и Новое Гучево.

В ночь на 23 февраля мы подтянули к опушке леса перед деревней Новое Гучево свежие роты 78-го батальона и с рассвета начали наступление. Противник встретил нас мощным пулеметно-минометным огнем. Мы уже готовились отойти в лес, но в это время услышали мощное "Ура!" и увидели как с юга рванулись к деревне неизвестные нам бойцы в маскхалатах, но без лыж. Это оказались подразделения 528-го полка нашей дивизии, развивавшие свое наступление и вышедшие одновременно с нами к названным деревням. Комбат-78 вновь поднял своих лыжников в атаку. Немцы не выдержали двухстороннего натиска, начали отходить к востоку в ближайший лес, побросав тяжелое оружие, имущество, своих раненых и убитых.

Очистив деревни Старое и Новое Гучево, батальоны 528-го полка вошли и деревню Глыбочицы, сменив стоявших здесь насмерть лыжников, и приступили к подготовке наступления на следующий опорный пункт немцев - деревню Великуша.

В. Павлов ПРОРЫВ ПА НАПРАВЛЕНИИ ГЛАВНОГО УДАРА

После проведенных штабом необходимых расчетов наш 528-й стрелковый полк, тремя эшелонами погрузившись на Савеловском вокзале, убыл на Северо-Западный фронт. Мне приказано было возглавить первый эшелон, в котором следовали 1-й стрелковый батальон (сб) и часть мелких подразделений. До станции Бологое двигались мы медленно, окружным путем через станции Сонково, Бежецк. За этот период мы крепко сдружились с командованием батальона, командирами и политруками рот. Тяжело вспоминать, что почти все они погибли в первых же боях, вечная им память и слава!

После выгрузки полк походными колоннами по заснеженным дорогам пешим порядком начал свое движение на встречу с войной. Было это 20-21 февраля 1942 года. Погода в те дни была отличная, легкий морозец и кругом, пока хватает видимости, белые поля. Снега в этот год выпало много.

Особенно мне запомнился переход по льду через озеро Селигер. Я ехал шагом на коне и не мог надивиться на необыкновенную красоту этих исконно русских мест. И совсем не верилось, что не так уж далеко, не далее суточного перехода, идет тяжелый бой с захватчиками, вторгнувшимися на нашу землю. Во время марша нам пришлось проходить через населенный пункт, в котором располагался штаб Южной группы войск 34-й Армии, в состав которой мы и поступали (командующий генерал-майор А.С. Ксенофонтов).

Наш 528-й стрелковый полк должен был с ходу одним батальоном вступить в бой и овладеть крупным населенным пунктом Новая Русса. Навстречу нам шли мелкие подразделения обескровленной в боях Морской бригады, а мы спешно выдвигались на ее место. Командир полка майор Довнар, забрав из штаба В.Н. Горелова и А.С. Веселова, перешел в голову колонны к 1-му стрелковому батальону, который, выгрузившись первым, оказался ближе других к фронту. Я перешел ко второй колонне, где двигались штаб и остальные подразделения. Разрыв между колоннами составил более 10 км, в ходе марша он увеличивался.

Село Новая Русса - крупный, хорошо укрепленный населенный пункт, и атаковать такую позицию с ходу, без тяжелого оружия и артиллерийской поддержки с усталым личным составом, совершившим длительный переход и никогда не бывшим в бою, было, мягко выражаясь, большим риском. Когда 1-й стрелковый батальон пытался выполнить этот приказ и двигался к селу, он был остановлен на опушке леса огнем противника из полуразрушенной деревушки Дубровка, где находилось его боевое охранение, которое после короткого огневого боя отошло. Батальон, развернувшись в боевой порядок, приблизился к селу метров на 300, но дальнейшего успеха не имел; мощный пулеметный отсечный огонь из дзотов не давал поднять головы и возможности окопаться. С наступлением темноты бой затих. В этом первом столкновении с противником трагически погиб командир 1-го сб капитан Зряхов. В командование батальоном вступил его заместитель капитан Курипко.

Главные силы полка продолжали движение и только поздно вечером подошли к расположению тылов 1-го сб. Все ближайшие населенные пункты были разрушены, и после длительного пешего марша обогреть бойцов было негде. Запылали костры, москвичи, никогда не жившие зимой в поле, очень страдали от холода, но мужественно переносили все невзгоды.

Боевая задача овладеть Новой Руссой оставалась, и мы должны были ее немедленно выполнить. Приказ по овладению Новой Руссой выглядел так: полк наступал одним эшелоном; 1-й сб наступал с юга с исходных позиций, на которых застала его ночь; 2-й сб наносил главный удар левее 1-го сб с юго-запада; 3-й сб, обходя село, наступал с северо-запада. С северо-востока наступала рота минометчиков, которая должна была обойти село Новая Русса и перерезать дорогу на Новое Гучево, чтобы не дать противнику отойти.

Данных о противнике почти не было. 1-м сб было выявлено несколько огневых точек, но точно, как укреплен весь этот опорный пункт, мы не знали, а времени для непосредственной разведки не было. Огневой поддержки дивизионной артиллерии вначале не было, лишь к концу боя 1-го сб подошла батарея 45-мм орудий, которой удалось подавить огонь пулеметов на колокольне.

Огневой бой начался с рассвета 22 февраля. Черные фигуры бойцов 2-го сб резко выделялись на белом снегу, маскхалатов не было. С церковной колокольни в разные стороны били несколько станковых пулеметов; гитлеровцы, укрепившись в дзотах, из-за снежных валов вели интенсивный, прицельный, заранее подготовленный отсечный огонь. Но, несмотря на потери, цепи бойцов приближались к селу, охватывая его с трех сторон. Когда пулеметы и наблюдательный пункт на колокольне удалось подавить, капитан повел свой 2-й стрелковый батальон в атаку, и 4-я рота захватила западную окраину села. Ворвались в село и подразделения 1-го сб. Начался бой в населенном пункте. Он носил ожесточенный характер, пленных не брали. Потери были тяжелые, и москвичи-добровольцы не смогли простить фашистам гибель своих товарищей. Особенно большие потери понесли 3-й сб и рота автоматчиков. Из-за отсутствия точных данных о противнике эти два подразделения попали в огневой мешок. Хорошо замаскированные дзоты на северо-западной окраине и у дороги в упор расстреливали атакующих бойцов. 3-й сб потерял более 50% убитыми и ранеными, а от роты автоматчиков осталось одно отделение.

К наступлению темноты полк полностью овладел селом и выполнил боевую задачу. Прорыв вражеской обороны на направлении главного удара был совершен. Однако противнику частью сил все же удалось отойти в направлении Новое Гучево, бросив все тяжелое оружие.

По приказу майора Довнара подразделения, понесшие большие потери, были расформированы, а весь оставшийся личный состав направлен на доукомплектование 1-го сб, который тоже был значительно обескровлен. Особенно велика была убыль в командном составе. Погибли или были ранены все командиры батальонов и их заместители. В бою за Новую Руссу наиболее отличились 2-й сб и 2-я рота 1-го сб. Капитан Верстак, лейтенант Беломарь были награждены орденами Красного Знамени.

После боя за Новую Руссу я со штабом полка расположился в деревушке Бор, где сохранилось несколько домов, и начал заниматься обычной штабной работой. Командир полка после некоторой передышки, забрав у меня оперативную группу во главе со старшим лейтенантом Гореловым, продолжал вести боевые действия, развивая прорыв в общем направлении с юга на север, имея задачу овладеть населенными пунктами Новое и Старое Гучево.

В Старом Гучево был захвачен штаб усиленного отдельного батальона немцев. В подтверждение успеха старший лейтенант Горелов прислал мне целый чемодан документов и ящик железных крестов. Документы я немедленно отправил в штаб дивизии, так как у нас переводчика не было.

В последних числах февраля 2-й сб получил боевую задачу: ночной атакой овладеть опорным пунктом - деревней Антаново. Для помощи молодому командиру старшему лейтенанту Лунину Довнар послал меня. До наступления темноты, совершив тяжелый марш по глубокому снегу, мы подошли к деревне, от которой нас отделял глубокий овраг. Завязав огневой бой, мы убедились в мощной обороне противника, имевшего до десятка пулеметов, установленных в дзотах. Мы же имели всего два станковых пулемета и два ружья ПТР. Командир батальона, взяв одну роту, повел ее в обход с юга, но, попав в другой овраг, застрял. В нем и был убит. Остатки роты, едва выбравшись назад, доложили мне об этом.

С рассветом мы пытались атаковать деревню, но измученные бойцы не смогли преодолеть глубокого оврага, простреливаемого кинжальным огнем пулеметов. К тому же противник открыл огонь из тяжелых минометов. Я отдал приказ о выходе из боя и на сосредоточение в районе леса, западнее деревни Великуша.

Деревню Великуша, а точнее, несколько разрушенных изб и фундаментов, которые остались на высоте, нашему полку пришлось брать дважды. В то время, когда 2-й сб пытался ночной атакой овладеть деревней Антаново, командир полка с 1-м сб и оперативной группой штаба во главе с Гореловым, при поддержке двух танкеток разведбата, овладели Великушей, но ночной контратакой противника они были выбиты и отошли на исходные позиции.

Когда я с остатками 2-го сб прибыл в штаб полка, мы вместе с командиром начали готовить повторную атаку деревни. На этот раз нам дали время для подготовки. Нам не хватало самого главного - бойцов и командиров. На весь полк их осталось не больше одного неполного батальона, но, так как задача оставалась невыполненной, Великушу надо было взять. Вместе с нами наступал и полк капитана Дудченко.

Ценой неимоверных усилий и значительных потерь подразделения полка приблизились вплотную к высоте, на которой когда-то стояла деревня, но взять ее не могли. Гитлеровцы укрывались в фундаментах строений, превращенных в дзоты, плотным пулеметным огнем с флангов препятствовали продвижению. Командир дивизии полковник Анисимов приказывал еще и еще раз атаковать Великушу и овладеть ею. Командир полка майор Довнар, выполняя приказ, лично поднял бойцов в атаку, но, пробежав несколько шагов, был тяжело ранен, а его адъютант убит. Атака и на этот раз успеха не имела.

Поздно вечером комдив вызвал меня к себе, приказал принять полк и к утру овладеть Великушей. Вернулся я на командный пункт, а оттуда на НП, находившийся в довольно глубоком снежном окопе перед самой деревней, меня встретили помощники Горелов и Веселов, несколько связных и девушки-санинструкторы. Наскоро объяснил обстановку, они пытались мне что-то показать на местности, но стало совсем темно. Огневой бой продолжался всю ночь. К рассвету командир дивизии обещал две танкетки. Мы ждали утра. Вдруг стоявший рядом со мной лейтенант Веселов упал, мы подняли его, подбежали санитарки и сказали, что положение безнадежное. Веселов был ранен разрывной пулей в живот и вскоре скончался у нас на руках. Эта потеря была очень тяжелой, мы потеряли прекрасного человека, верного товарища, героя сражения за Москву.

Когда немного рассвело, мы с Гореловым пытались разобраться, что же осталось от подразделений полка и где эти люди. Красноармейцев было мало; измотанные беспрерывными боями, все время на холоде, в снегу, горячее питание с перебоями - вид у них был неважный, | но настроение в общем удовлетворительное. Нашли мы и командира 1-го сб старшего лейтенанта Бурдукова. Оставив в 1-м сб старшего лейтенанта Горелова, я вернулся на наш НП, который находился примерно против центра деревни. Стало совсем светло; на правом фланге, где наступал полк Дудченко, огонь резко усилился, мы тоже решили атаковать. Расстояние до деревни оставалось метров 50-70. Наши станковые пулеметы усилили огонь. И наконец, сделав последний рывок, ворвались в деревню. Гитлеровцы, видя наши настойчивые атаки с двух сторон, решили отойти. У каменного дома без второго этажа я увидел группу противника, которая, свернувшись в колонну, уходила по дороге на Будьково, достать ее было нечем: обещанные танкетки где-то застряли, а станковые пулеметы меняли позиции. Мы начали разбираться с тем, что нам досталось. Этот средний по размерам населенный пункт был разрушен почти полностью. В центре сохранился кирпичный дом без окон, дверей и второго этажа. На нашей северо-западной окраине виднелись остатки деревянных строений и мелкие хозяйственные постройки. Впереди, на северной окраине, в низине, чернели до десятка больших и малых сараев.

В то солнечное утро 7 марта мы с Василием Никифоровичем Гореловым разглядели все это, чтобы принять решение об обороне. Правее нас часть деревни занял полк Дудченко.

Днем в расположение соседа прибыл начальник штаба дивизии майор Н.Г. Павленко и вызвал меня к себе. Я бежал к начальству и по дороге потерял своего ординарца сержанта Калинкина, он был убит снайперской пулей и умер мгновенно у меня на руках. Настроение было скверное, в течение менее полусуток я потерял двух боевых товарищей. Начштадив узаконил и уточнил наше местоположение, указал разграничительную линию, отдал приказ на оборону. Назначил меня комендантом этой почти разрушенной деревни.

Связи с соседом не было, был только провод со штабом дивизии. Людей в полку оставалось мало, кое-как сформировали две неполные стрелковые роты, два пулеметных взвода. Всех этих бойцов определили в 1-й сб под командованием старшего лейтенанта Бурдукова, должность комиссара исполнял политрук Тяжелов. При доформировании батальона пришлось основательно почистить тылы, и в боевые подразделения влились москвичи-добровольцы старших возрастов. Их боевые качества были невысокие, да и все мы к тому времени просто устали. Я чувствовал это уже по себе, а мне было тогда только 30 лет.

Расположив свой НП в подполье разрушенного дома, на самой высшей точке бывшей деревни Великуша, мы выдвинули 1-й сб вперед на северную окраину, отдав приказ организовать оборону фронтом на север и северо-восток, имея сараи и овины у себя в тылу. Показав это на местности командиру батальона и установив телефонную связь, мы успокоились и проверить, как выполнен приказ, не успели - быстро наступили сумерки. Силы наши тоже были на исходе. С наступлением темноты гитлеровцы внезапно атаковали нас. Связь с 1-м сб сразу же оборвалась. Пулеметы противника с нескольких направлений открыли мощный огонь. Длинные пулеметные трассы приближались к нашему НП. Организовав его оборону, я направил старшего лейтенанта Горелова узнать, что с 1-м сб, но он скоро вернулся и доложил, что противник обошел батальон и огнем отсек его от нас. Огневой бой продолжал нарастать и перемещаться вправо, против нашего соседа. Связь со штабом дивизии еще работала, я доложил обстановку начштадиву майору Павленко. Он обещал помочь и послал в мое распоряжение неполную стрелковую роту, усиленную одним 45-мм орудием, а сам выехал к нам на танкетке. Но вблизи деревни он был тяжело ранен и увезен в медсанбат на той же танкетке.

Между тем ожесточенный огневой бой продолжался. Усиленный батальон противника ударом с севера на юг пытался выбить нас из деревни. К этому времени подошла группа бойцов под командованием старшего лейтенанта Чернусских, которую я обнаружил отогревавшейся в ближнем к НП сарае. Подошел расчет в маскхалатах с 45-мм пушкой. Раздумывать было некогда. Быстро объединив эту группу под командованием старшего лейтенанта Горелова, я приказал немедленно атаковать наступающих немцев во фланг. С 45-мм пушки по моей команде открыли беглый огонь бронебойными снарядами, других у расчета не было. Красные трассы, резкие выстрелы и крики "Ура!" привели противника в замешательство, и он поспешно отошел. Контратака гитлеровцев была отбита, деревню мы отстояли.

Наконец наступило утро. Мы стали разбираться, что и как произошло ночью, сколько осталось людей и где они. Потери оказались значительными, убитых, правда, немного, в основном раненые. Ощутима была убыль в командном составе. Выбыло почти все взводное и батальонное звено. Смертельно были ранены командир 1-го сб старший лейтенант Бурдуков и комиссар политрук Тяжелов, которые вскоре скончались в нашей медсанроте. Остались горстка бойцов, одна неполная стрелковая рота и пулеметный взвод. Полк, как полнокровная боевая единица, перестал существовать, остался только номер. Остальные части дивизии еще продолжали наступательные действия в районах Островня, Дягилево, но успеха не имели.

Все же овладение Великушей и прилегающими к ней высотами ставило противника в невыгодное положение. Дорога от Молвотицы на Любно хорошо просматривалась и находилась под огнем. Гитлеровцы поняли это и начали быстрый отход из Молвотицкого выступа на заранее подготовленный рубеж. А мы не имели уже сил, чтобы не дать им закрепиться на новом рубеже. Но все же в результате почти двухнедельных беспрерывных ожесточенных боев частям дивизии удалось освободить районный центр Молвотицы и еще более двух десятков населенных пунктов. Усилия и кровь москвичей-добровольцев не пропали даром. Беспримерное мужество наших бойцов и командиров перекрывало нашу слабую военную подготовку, все мы тогда в эти первые дни боев воевали числом, а не умением, учиться пришлось на горьком опыте в бою.

Командование Северо-Западного фронта отметило мужество и стойкость наших товарищей в этих первых боях, наградив их высокими правительственными наградами: орденами Красного Знамени были награждены майор С.А. Довнар, капитан В.И. Верстак, старший лейтенант В.И. Бурдуков (посмертно), лейтенант М.Ф. Беломарь, орденами Красной Звезды - политрук Я.И. Донов, О.А. Итина, младший лейтенант А.Е. Халин (посмертно) и другие.

Москвичи-добровольцы в этих первых боях своей доблестью, выдержкой и моральной стойкостью доказали свою преданность Родине. 2 мая командующий 53-й Армией генерал-майор А.С. Ксенофонтов вручил нам, оставшимся в живых бойцам и командирам, высокие правительственные награды.

В апреле-мае мы стали получать пополнение и, развивая наступление в направлении главного удара, приняли участие в боях за освобождение населенных пунктов Большое и Малое Врагово. Вскоре наш полк и вся дивизия были передислоцированы на запад, к горловине полуокруженной Демянской группировки противника, где и приняли активное участие в ее разгроме и ликвидации.

Д. Сланский С МИНОМЕТОМ И ВИНТОВКОЙ

В январе в дивизии начали формироваться минометные подразделения. Вызвали нас с Федей Карамушко к начальству и сказали, что мы уже не пулеметчики, а командиры отделений 82-миллиметровых (батальонных) минометов, перевели в другие землянки, появились новые люди в наших расчетах, и опять началась учеба. Никто из нас никогда ранее минометов не видел, а ведь это все-таки артиллерия. Надо уметь рассчитать дистанцию стрельбы, дополнительные заряды к минам, научиться пользоваться прицелом, знать ориентиры на своих огневых позициях и уметь пользоваться ими.

Труден был для нас, нетренированных солдат, переход в пешем строю километров сто от железной дороги через озеро Селигер в назначенный для дивизии район. Крепкий мороз, глубокий снег, да и непривычная нагрузка - походная солдатская выкладка, вес это заставило многих из нас напрягать свои силы, волю, чтобы выдержать, "не сойти", не опозорить свое подразделение. Мы не знали - далеко ли нам еще идти, где немцы, когда мы встретимся с ними.

... И вот первый в жизни бой, прямо с марша. Наша третья минометная рота придана 1-му батальону 528-го полка. Задача полка - освободить от фашистов Новую Руссу. Стрелкам пришлось приложить много сил, чтобы выполнить задачу, а вот мы, минометчики, пока еще толком и не поняли, что такое настоящий бой. Вышли мы на опушку леса вблизи села, пехота была уже за околицей. Мы очень немного постреляли вдаль, не видя цели. Вот и все наше участие в этом бою. Но все равно это было незабываемо. Здесь мы впервые стреляли из своих минометов, стреляли туда, где всерьез был враг, вышли из леса туда, где перед нами валялись трупы немцев, поверженных солдатами нашего полка. И потом мы вошли в первый освобожденный нашим полком населенный пункт - Новую Руссу.

А через день - второй наш бой. Он был для нас уже иным, совсем другим. Роту минометчиков вывели из Новой Руссы и направили на север. Шли всю ночь лесом, обходя населенные пункты, и остановились в лесу уже под утро. Заняли огневые позиции уже всей ротой. Получили боевую задачу: батальоны полка должны атаковать и взять деревни Старое и Новое Гучево, а мы из леса поддерживать их минометным огнем.

С рассвета открыли огонь. Били залпами всей ротой, перенося огонь по площади после каждого залпа. По-видимому, "чувствительными" для немцев, расположенных в деревне, оказались наши действия, и они задумали подавить нас бомбежкой. Сбросили в лес наугад несколько мелких авиабомб, постреляли с воздуха из пулемета, но мы были хорошо замаскированы, так что большого урона они нанести не смогли.

Тем не менее у нас были первые потери: тяжело ранен в грудь командир взвода лейтенант Боровков и легко в руку подносчик мин из моего отделения Рязанов. А когда кончился бой и деревни были освобождены, мы узнали о гибели многих наших боевых друзей из 3-й стрелковой роты, с которой больше всего было у нас контактов. Там погибли помощник командира роты лейтенант Саша Кротов, командир 1-го взвода Вася Коваленко. Этих двух товарищей я знал особенно хорошо, так как до перехода в минометчики был в этой третьей роте.

Ну, а еще ближе узнать, что такое бой, довелось через несколько дней, когда в ночь на 1 марта была первая попытка выбить фашистов из деревни Великуша, их сильно укрепленный опорный пункт, обнесенный снежными, покрытыми слоем льда валами, с сильно развитой системой огневых точек, господствующих над окружающей местностью.

В этом бою, только начав его минометчиками, мы большую его часть уже шли на деревню вместе с пехотой, атакуя эти укрепленные позиции врага. Выйдя на огневой рубеж в начале боя, мы дали несколько залпов из отдельных стволов, а потом из-за нехватки мин сложили минометы на повозки, взяли винтовки и поползли под сильным пулеметным и минометным огнем к деревне вместе со стрелками. Бой был тяжелейший. К утру ценой больших потерь мы ворвались в Великушу. Здесь погибли командир нашей минометной роты лейтенант Филимонов, первый номер из моего расчета Ганиатуллин, ворвавшийся за снежный вал в пулеметное гнездо немцев и уничтоживший пулеметчиков, но погибший и сам, минометчик Вася Чудин и многие другие товарищи.

В следующем бою под Великушей я был ранен и выбыл из дивизии, вернувшись к своим прежним обязанностям главного механика Главнефтегаза Миннефтепрома.

М. Максимов ШЕСТАЯ РОТА НА ОСТРИЕ АТАК

Первый бой, в котором участвовал наш 664-й полк, был за освобождение деревни Павлово, превращенной противником в наиболее мощный узел обороны. Командир полка П.М. Пшеничный главную роль в захвате Павлово отвел роте автоматчиков, как обладающей большой огневой мощью, и 6-й роте, правильно оценив важность спаянности ее коллектива.

Обе роты утром 22 февраля вышли на исходные позиции. Это была лощина - берег небольшой речки, к которому метров на сто спускался пологий склон. Снег на этом склоне был истоптан, виднелись пятна крови, воронки от взрывов мил и снарядов - следы предыдущего боя, который вел за Павлово 371-й полк. А дальше на местности был перегиб, поле становилось горизонтальным, за перегибом - ослепительно белая целина до леса, находившегося еще в 100 метрах. Вдоль опушки леса - дорога из райцентра Молвотиц в Новую Руссу, превращенную немцами в мощный оборонительный рубеж с пулеметными гнездами. Где-то в глубине - позиции артиллерии и минометов. Слева (на запад) от леса, который здесь за счет вырубок образовывал прямой угол, виднелась метрах в 300 деревня Павлово, стоявшая на высоком берегу реки. Наши две роты были на левом фланге ближе всех к деревне. Их задача заключалась в том, чтобы выбить немцев из леса, ворваться в деревню и взять ее.

Несколько раз обе роты поднимались в атаку, но, дойдя до перегиба, вынуждены были откатываться. На перегибе оставались убитые, сползали с него раненые, солдаты и медсестры выносили тяжелораненых. Одним из первых был ранен 18-летний командир моего взвода, передав командование взводом помкомвзвода - геологу Льву Болгову. Лева в этом бою погиб, и, забегая вперед, скажу, что на следующий день командиром взвода была назначена А. Агеева.

Наш пулеметный, винтовочный и тем более автоматный огонь большого вреда фашистам не причинил, так как фактически был неприцельным. Немцы были хорошо укрыты в дзотах и за снежно-ледяными валами. Видимо, повторилось то, что было накануне, когда наступал 371-й полк. На этом перегибе, а затем в лесу и на дороге героически погибли семь геологов и девять получили ранения, в результате которых выбыли из дивизии. Несколько геологов были ранены легко и остались в строю. Издалека было видно, что около деревни со стороны леса, в котором сидели немцы и откуда шла к деревне дорога, имелся мостик, следовательно, там протекает подо льдом наша речка или ее приток. Линия же перегиба, как и положено по законам развития микрорельефа, не была прямой, а повторяла в некоторой степени изгибы речки, причем к крутым извилинам вели чуть заметные ложки. Поле между деревней и лесом для нашего дневного наступления было явно не пригодно, так как мы оказались бы под перекрестным огнем из леса и из деревни. Поэтому, как мне казалось, немцы днем не должны были оказывать этому полю особого внимания. Вместе с тем снежный покров был там довольно бугрист, даже бархатист, из-за ветров и поземки, завихривавшихся при отражении от той или иной взаимно перпендикулярных "стен" леса.

О своих наблюдениях я рассказал командиру роты и намекнул, что следовало бы к исходу дня усилить перестрелку с немцами, засевшими в лесу, а небольшой группе автоматчиков (мы все были в новеньких масккостюмах) скрытно просочиться сперва по одному из малозаметных ложков, а затем за извилинами снежного рельефа проникнуть как можно дальше в глубину в сторону дороги, идущей из леса в деревню. А когда стемнеет, следовало бы рывком пересечь дорогу и отрезать немцев, находившихся в лесу, от деревни. Основные силы автоматчиков и 6-й роты должны подняться в атаку после того, как мы закричим "Ура!".

Подтянувшись уже в темноте к снежно-ледяному валу дороги, мы бросили, чтобы взорвать корку льда и наделать шума, несколько гранат и в пятнадцать глоток, "рассредоточенных" на 50 метрах дороги, закричали "Ура!". Поднялись в ночную атаку остальные автоматчики и 6-я рота. "Лесные" немцы, видя, что сопротивление бессмысленно, а дорога в Павлово перерезана, побежали в противоположную сторону дороги в райцентр Молвотицы и в глубь леса, возможно, в Бутылкино. Мы же двинулись в Павлово.

На Т-образном перекрестке дороги из леса с единственной перпендикулярной ей улицей деревни, насчитывавшей 15-20 домов, на противоположном конце которой начинается дорога на деревню Сидорово, стояла малокалиберная пушка немцев, которая, видимо, била днем прямой наводкой. Мы втроем с командиром роты и моим однокурсником Игорем Манько выползли из-под моста у самого носа немцев, суетившихся около пушки и сбегавшихся сюда со спокойного юго-западного участка обороны деревни. Возможно, они хотели укатить "ручной тягой" пушку к середине деревни и там устроить засаду. Но мы ударили из трех автоматов и скосили немало немцев, пока они, удирая в сторону Сидорово, не оказались за пределами досягаемости наших автоматов. Паника у немцев была настолько велика, что они не сделали ни одного выстрела в нашу сторону. Вероятно, здесь сыграло роль и то обстоятельство, что пушка и весь перекресток хорошо были видны на фоне горящих здесь домов, мы же оставались для врага невидимыми.

Через несколько минут к нам быстрым шагом подошел П.М. Пшеничный. Был он в телогрейке, с наганом в руке. После рапорта командира роты я передал Пшеничному мой первый трофейный автомат. Пшеничный туг же дал приказ о наступлении на Сидорово. Меня с группой автоматчиков направили в обход деревни справа. Немцы в Сидорово оказали слабое сопротивление. Тем не менее здесь погибли три геолога и двое были ранены. Утром 23 февраля командир роты объявил в Сидорово перед строем поредевшей за сутки роты автоматчиков, что представляет меня и И. Манько за освобождение Павлово к правительственной награде.

Из тех деревень, которые освободил наш полк, третьей по счету была Бутылкино. Она взята силами роты автоматчиков. В этом бою отличился взвод студентов-геологов под командованием Аллы Агеевой.

В бою за Бутылкино она была ранена и выбыла из дивизии. Ее заменил в качестве командира взвода Л. Баев, только что аттестованный младшим политруком. В повседневном общении все называли его Саша, наверное, так ему нравилось, и он никогда не поправлял нас.

28 февраля в разгар боев под Дягилево нам, группе из семи человек под командованием Баёва, дали задание подобраться к дороге Дягилево-Печище, понаблюдать и определить, как она охраняется. В темноте вечером мы подползли к дороге. Как и везде, снежный вал с нашей стороны был покрыт толстой коркой скользкого льда, и забраться на вал было непросто. Решили лежа передохнуть и послушать. Оказалось, что мы расположились там, где проходил дорожный патруль из двух немцев, который нас обнаружил и с ходу обстрелял, поспешно убежав в сторону Дягилево. При этом погиб наш веселый товарищ Сережа Ерофеев. Задачу мы выполнили лишь отчасти, и Баёв резонно рассудил, что немцы вернутся с солидным подкреплением и встречать их нужно не здесь, а как можно дальше впереди, чтобы застать врасплох. Быстро продвинулись метров на четыреста вперед и, выбрав место, где можно было из-под вала наблюдать и при необходимости забраться на него, мы затаились. Немцы, человек двадцать, вероятно, два отделения, ехали к нам в открытом грузовике, собираясь вскоре выгрузиться и пойти цепью. Но мы их упредили, ударив из шести автоматов. Шофер дал полный газ, и машина умчалась в Печище, куда она привезла в кузове немало трупов, если принять во внимание, что на нас "огрызнулись" не более пяти автоматов. Так мы отомстили за смерть С. Ерофеева. Через день 3-й батальон эту дорогу перерезал.

Но через сутки после описанной операции, вечером 1 марта, другая группа из пяти автоматчиков во главе с Л. Баёвым уже вела разведку под деревней Васильевщина. (Очерк И.Пантелеева "Подвиг разведчика" в настоящем издании.)

... Бои шли с прежним ожесточением, и с каждым днем в строю оставалось все меньше геологов, да и те были ранены или контужены. 21 марта и я получил под Ожеедами "местную" контузию. Левую руку так "осушило", что я не мог ею поддерживать автомат. Вечером была дана команда выходить из боя, и мы вместе с автоматчиком Гариком Черняком, получившим второе серьезное ранение, но не покинувшим поле боя, пошли в медсанроту. Там оставили нас ночевать. А в эту ночь остатки роты автоматчиков были направлены в тыл к немцам. Никто из них с того задания не вернулся, и рота автоматчиков первого состава перестала существовать. Прикомандировали меня до поправки от травмы к штабу полка, где я пробыл с неделю.

В это время в полку произошло некоторое переформирование наличного состава. Я стал командиром отделения нового взвода нашей полковой разведки. 3 апреля меня приняли кандидатом в члены партии (а незадолго до этого я был избран членом полкового бюро ВЛКСМ). Помню, как встретились мы в этот день с И.Я. Пантелеевым, ставшим парторгом нашего полка и давшим мне рекомендацию для вступления в кандидаты партии. Он процитировал тогда две строки из стихотворения "Русь советская" Сергея Есенина, вставив маленькое "не": "Тот ураган не прошел. Нас мало уцелело". А уцелело действительно мало. В этот день я отправил матери письмо, в котором сообщал ей, что кроме меня в строю осталось пять геологов 6-й роты. В дивизии продолжали служить еще 9 человек из прежней роты геологов: кроме упомянутого И. Пантелеева, политрук роты дивизионной разведки В. Григорьев, дивизионный инженер Ф. Котлов, санинструктор Г. Юровская, артиллеристы Г. Есипов и Н. Шармин, работники штабов И. Воробьев и А. Гавеля, пулеметчица Н. Житкова.

Боевой путь геологов на Северо-Западном фронте в феврале-апреле 1942 г. обозначен братскими могилами, в которых погребено 40 добровольцев из 6-й роты, роты автоматчиков и один артиллерист. 29 воспитанников МГРИ выбыли из 6-й роты по ранению, но 16 из них по выздоровлении вновь вернулись на фронт (7 человек из них позже остались на поле боя).

Рота геологов прошла через огонь боев за освобождение деревень Павлово, Сидорово, Бутылкино, Дягилево, дралась на подступах к ряду других населенных пунктов и приняла свой последний бой как единый, хотя и совсем маленький, боевой коллектив под деревней Черная 2 апреля 1942 г.

На мою долю выпало воевать в составе 3-й Московской коммунистической дивизии 243 дня, из них на передовой Северо-Западного фронта, куда я дважды возвращался после ранений, 114 дней, участвовать в боях за освобождение 12 деревень. Принесенные нами жертвы показывают, насколько тяжелыми, кровопролитными были бои в феврале-апреле 1942 г., в которых самоотверженно сражались добровольцы-геологи, насколько нелегким был тот период войны. Возвращавшиеся и строй из госпиталей бойцы 6-й роты столь же беззаветно бились с врагом и на других фронтах.

В заключение мне хочется привести текст заметки под названием "Две медали", опубликованной в дивизионной газете "Вперед на Запад" 30 июня 1942 г. В то время я лежал еще в ближайшем эвакогоспитале в Вышнем Волочке и о второй медали ничего не знал, да и о самой заметке узнал совсем недавно, когда знакомился с материалами в Совете ветеранов войны МГРИ. Вот текст этой заметки:

"Напряжение боя нарастало. Бойцы т. Пшеничного собрались в лощине для атаки на деревню П. Прозвучала команда: "В атаку!". С криком "Ура!" бойцы ринулись на штурм сильно укрепленного вражеского узла сопротивления.

Первыми в деревню ворвались автоматчики. Среди них был Михаил Максимов, бывший студент геологоразведочного института. Огнем своего автомата он вышибал засевших в домах гитлеровцев.

За проявленную отвагу в этом бою т. Максимов был награжден медалью "За отвагу". В одном из боев Максимов был контужен. Вернувшись в часть, попросился в разведчики. За мужество, проявленное в одной из последних операций по захвату "языка", т. Максимов награжден второй медалью".

Написал заметку "Две медали" И. Пантелеев. На фронте он вначале был солдатом и парторгом 6-й роты, затем военкомом лыжного батальона, парторгом 664-го полка. Он первым из наших геологов был удостоен правительственной награды - медали "За боевые заслуги" - за успешное выполнение боевого задания с батальоном лыжников в тылу врага по захвату опорного пункта противника (Глыбочицы) на важной дороге и удержанию его до подхода наступавших частей дивизии, прорвавших оборону немцев на участке Новая Русса.

В том же номере газеты "Вперед на Запад" от 30 июня 1942 г. помещен приказ по войскам Северо-Западного фронта от 22 июня 1941 г. о награждении большой группы военнослужащих и партизан. Орденами Красного Знамени этим приказом награждены мой командир взвода автоматчиков младший политрук Л.И. Баев (посмертно) и младший политрук В.М. Григорьев - наш комсомольский вожак в МГРИ в октябре 1941 г. и отважный дивизионный разведчик на фронте. Они оказались первыми в дивизии геологами-орденоносцами. Впоследствии за боевые заслуги в нашем и других соединениях были награждены еще 18 геологов, выходцев из 6-й роты. А все мы, уцелевшие и дожившие до светлого дня 45-летия нашей Великой Победы, получили памятные награды - ордена Отечественной войны и юбилейные медали.

В послевоенные годы с полной отдачей сил трудились на различных участках социалистического строительства, преимущественно в геологических организациях, все пережившие войну солдаты 6-й роты. Мирный труд большинства из них высоко оценен государством и советской общественностью.

Артиллерист, а позже танкист Н. Шармин, дошедший до Берлина и по окончании войны работавший по разведке стратегического сырья, удостоен высокого звания лауреата Ленинской премии. Лауреатами Государственной премии и кавалерами нескольких "мирных" орденов стали В. Низовский, А. Прусс и автор этих строк. Четверо бывших солдат 6-й роты стали докторами наук и профессорами: В. Григорьев, Ф. Котлов, И. Пантелеев, В. Эз. Кроме того, Котлову и Пантелееву присвоено почетное звание "Заслуженный деятель науки и техники РСФСР". Звания "Заслуженный геолог РСФСР" удостоены В. Григорьев и В. Устрашкин. А. Дьяконов, окончив после ранения институт и дипломатическую школу, много лет работал в различных представительствах СССР за рубежом, завершив свою дипломатическую службу в ранге полномочного посла СССР.

Яркую страницу в истории изучения Антарктики вписал бывший солдат роты Е. Червов. Он - неоднократный участник экспедиции на 6-й континент, награжден за свою работу в Антарктике тремя орденами, и в честь его названа одна вершина в горах - Орвин Земли Королевы Мод. 12 человек посвятили себя научно-производственной деятельности в области геологии, став кандидатами наук и старшими научными сотрудниками ряда ведущих НИИ: Л. Балашов, А. Гавеля, А. Прусс, С. Семенова, М. Сунцов, В. Терентъев, Г. Черняк, А. Шевнин и др.

Московский геологоразведочный институт имени С. Орджоникидзе может гордиться своими питомцами военных лет за их ратный труд в боях за Москву, сперва в октябре-декабре 1941 г. на ближних подступах, а затем в феврале-апреле 1942 г. на самом отдаленном участке обороны Москвы - на Северо-Западном фронте, где сражались и отдавали свою жизнь бойцы Коммунистической роты геологов.

На гранитной доске у входа в институт золотыми буквами выгравированы фамилии девяносто трех солдат-геологов, "с кровавых не вернувшихся полей". Среди них 47 человек входили в первый состав роты геологов, питавшей своими солдатами другие подразделения полка.

В. Григорьев ДВАДЦАТЬ ДНЕЙ В ТЫЛУ ВРАГА

В марте 1942 г. в тыл Демянской группировки фашистов был сброшен авиационный десант - бригада под командованием полковника Тарасова в количестве 3000 десантников. В их задачу входило овладеть селом Игожево, где находились базы снабжения противника, а затем городом Демянском, где был командный центр группировки. Выброска десанта была осуществлена некомпактно. Большая часть десантников (около 2000 человек), выброшенных в район Игожево, быстро им овладела и закрепилась в нем. Около тысячи десантников были разбросаны в лесах и скапливались группами в 300, 150 и по несколько десятков бойцов и командиров. Средства радиосвязи были только в подразделении, овладевшем селом Игожево.

Выброска десанта должна была сопровождаться общим наступлением войск, окружавших Демянскую группировку. Такое наступление было предпринято, но успешно продвигались только части, расположенные на юге Демянской группировки, где дислоцировалась и наша 3-я Московская коммунистическая стрелковая дивизия, ставшая на фронте 130 сд. После взятия Игожева основная часть десанта с боями вышла из Демянского котла. Группа в составе 300 бойцов и командиров была выведена из ближайшего тыла разведчиками нашей дивизии под руководством командира взвода роты пеших разведчиков лейтенанта Петрова Владимира Гавриловича. За эту операцию он был награжден орденом Красной Звезды.

В тылу у немцев оставались группа десантников в количестве 150 человек и мелкие группы, с которыми не было связи, так как у них не было раций. Для вывода этих десантников и выяснения системы обороны противника перед нашим передним краем была направлена в тыл врага 24 апреля 1942 г. группа из 22 разведчиков под командованием Владимира Петрова. Комиссаром группы назначили меня. Нам дали радистов из дивизионной роты связи - старшину Тумакова и старшего сержанта Буланчика. У них была рация, которой в то время обеспечивали самолеты-бомбардировщики. Она размещалась в двух упаковках 10-12 кг каждая (в одной упаковке аппаратура передачи и приема, в другой - батарейное питание).

К нам прикомандировали санинструктора из стрелковой части и партизан, Петрова и Сергеева, из местных жителей. Остальные 15 человек из дивизионной роты разведки, в большинстве своем студенты МВТУ им. Баумана, добровольно вызвавшиеся идти в тыл противника. Трое из нас умели ориентироваться по карте - командир Петров, я, только что окончивший Московский геологоразведочный институт, и красноармеец Герасимов, бывший студент 3-го курса Московского института геодезии и картографии. Вооружение у нас было только стрелковое личное: автоматы, винтовки, пистолеты с запасом патронов на одну боевую операцию и гранаты. Запас продовольствия на неделю: ржаные сухари, мясная тушенка в банках, гороховый концентрат в пачках, соль и сахар.

Перед самым переходом мы сдали все документы: красноармейские книжки и командирские удостоверения, партийные и комсомольские билеты - начальнику разведки дивизии майору Чернусских. Все обмундирование и снаряжение было тщательно подогнано и привязано, не гремело и не блестело.

Переход линии фронта состоялся 23 апреля 1942 г. Мы прошли по траншеям к передовым окопам и ждали полночи. Однако ярко светила луна, и мы начали переползание по-пластунски нейтральной полосы только около двух часов ночи, когда луна закрылась облаками. До передовых окопов противника было 250-300 метров, которые мы переползли примерно за три часа. Приходилось останавливаться при каждой вспышке осветительной ракеты, которые немцы запускали с земли каждые 10-12 минут над нейтральной полосой.

Нам удалось переползти через передний край немцев бесшумно, настолько близко от пулеметного гнезда, что даже была слышна немецкая речь. К пяти часам утра, когда основная часть группы оказалась за :передним краем противника, началась поземка, появился легкий туман, заволакивающий землю. В этом тумане мы преодолели оставшуюся пути до оврага, перешли вброд ручей и направились к лесу. Рассвет застал нас в ближнем лесу, недалеко от переднего края, но уже тылу у немцев. Мы замаскировались в небольших стогах сена по 2-3 человека. День провели в стогах. Недалеко немцы заготавливали материал для дзотов - пилили, рубили лес, был слышен их разговор, но мы не подавали признаков жизни.

Вечером мы совершили следующий бросок в направлении леса в тылу у немцев, перешли, выставив боевое охранение, дорогу и очутились в довольно густом лесу, где начали продвигаться ночью по компасу. В качестве передвижных вешек были разведчики в белых маскировочных халатах, хорошо видимые на расстоянии 20-25 метров в лесу на фоне деревьев. Разведчик с компасом проверял направление движения по впереди идущим двум разведчикам. Отклонения он регулировал поднятием руки влево или вправо. Точное положение - поднятием руки вверх.

Этим способом мы могли передвигаться за ночь на 2-3 км, а днем отдыхали, меняя охрану, и вели наблюдение за противником.

Как мы узнали позже, бесшумно войти в тыл врага удалось только нашей группе. Две другие группы, направленные из соседних частей нашей армии, были обстреляны на линии фронта и в ближайшем тылу и отошли с потерями.

В густой чаще леса мы продвигались и в дневное время, пользуясь картой и лесными ориентирами по пути движения. Прокладка маршрута велась основной группой, а ее охраняли с четырех сторон парные подвижные патрули.

Через несколько дней нашего похода, когда мы углубились примерно на 10-12 км в тыл врага и подходили к болоту Девин Мох, обнаружили двух десантников - Грибанова и Осипова. Они двадцать дней бродили по лесу и болотам, видимо, кругами, потеряв ориентировку, и питались только клюквой. Воды было достаточно - кругом болота и речушки.

Десантники обросли усами и бородами, опухли от голода. Мы их кормили маленькими порциями пищи, чтобы они постепенно усваивали еду. Мы знали, что кормить изголодавшихся "до отвала" нельзя - могут умереть.

Десантники рассказали, что они после сбрасывания десанта оторвались от основной группы, не смогли выйти на соединение и заблудились, пытались выйти на передний край и вернуться через линию фронта к нашим войскам. У обоих были документы - красноармейские книжки, а у Грибанова - комсомольский билет.

В ночь на 1 мая мы находились в районе болота Девин Мох. У нас кончились запасы продовольствия, не было резиновых сапог для десантников и у некоторых разведчиков нужно было заменить кирзовые сапоги на резиновые. Мы дали радиограмму о встрече десантников и попросили сбросить с самолета "По-2" запас продуктов и восемь пар резиновых сапог. Опознавательный знак - треугольник огней карманных фонарей.

В назначенное время в полночь к нам прилетели два самолета "По-2". Их появлению предшествовал огонь пулеметов с трассирующими пулями. Немцы пытались их сбить на линии фронта. Они благополучно прилетели, снизились, выключив моторы, и к нам в треугольник полетели мешки с продуктами и резиновыми сапогами. Один из летчиков даже крикнул: "Разведчики, принимай первомайские подарки!" Мы ответили: "Привет нашим!" Мы начали делить продукты на равные порции, но вдруг услышали звук еще одного самолета. Пока мы добежали к условной поляне, летчик покружил и, не застав наших сигналов, вернулся обратно. Мы сожалели, но вскоре опять услышали звук самолета. Думали, что это вернулся третий самолет, но это был четвертый. Мы просигналили летчику и получили от него еще два мешка сухарей. Впоследствии узнали, что два первых самолета снаряжала наша дивизия, а два последних - штаб армии. Один из них мы не сумели принять, и это обошлось нам четырехдневной голодовкой при выходе из тыла. Питались мы эти дни только мороженой прошлогодней клюквой на болотах.

1 Мая был выпущен Боевой листок, еще один был выпущен до этого, и третий - между 5 и 7 мая. Все три Боевых листка после рейда передали в политотдел дивизии. Собрали мы около 30 разновидностей фашистских листовок, многие из которых лежали в нераспечатанных пачках в нескольких километрах от переднего края - их немецкие летчики сбрасывали в своем тылу.

После того как самолеты сбросили нам продукты, оставаться на месте было нельзя, и мы ночью перебазировались на 1,5-2 км от старого места в район трех заброшенных шалашей. Днем я с несколькими разведчиками совершили переход в район болота Девин Мох, где мы рассчитывали встретить искомую группу десантников, так как это болото было ориентиром для их высадки. В зимнее время оно промерзло. В это время двое разведчиков - Сидлер и Загоскин, бывшие студенты МГУ, попросили разрешения у командира В. Петрова поискать мешки с продовольствием, которые сбрасывали десантникам. Они плохо ориентировались на местности и не пришли в лагерь к трем шалашам. Вернувшись из похода к болоту и узнав, что они не вернулись, я пошел на розыски бойцов вместе с сержантом Слуцким, радистом Тумаковым и партизаном Петровым. Мы стали искать их в районе нашего старого лагеря, где получали первомайские подарки. Это было, конечно, ошибкой. К старому месту стоянки разведчик никогда не должен возвращаться. Но тут были особые обстоятельства. Нужно было найти пропавших товарищей. Помню, как мы продвигались из лагеря, не найдя их там, по дорожке среди высокой сухой травы. Впереди шел Слуцкий на шаг правее остальных. Вторым шел Тумаков, третьим был я, а за мной партизан Петров. Мы слышали пение птиц, все было спокойно. И вдруг... В спину раздалась пулеметная очередь. Слуцкий упал, сраженный пулями в спину. Мы залегли и начали отстреливаться, Слуцкий был убит. Изо рта у него хлынули кровь и сгустки кровавой пены. Были прострелены легкие. Мы вернулись в лагерь, где все уже всполошились, услышав перестрелку. Начали немедленный переход на новое место. Всю ночь продвигались в сторону переднего края.

Вскоре командир В. Петров нашел с разведчиками бойца лыжного батальона, который бежал из плена во время ремонтных работ на дороге, недалеко от нашей стоянки. Он рассказал, что группа десантников в 150 человек во главе с начальником штаба бригады и его женой была окружена немцами и расстреляна. С расстрелянных десантников по приказу фашистов рассказчик и другие военнопленные снимали теплое обмундирование и валенки.

Ночью мы сделали переход на 5-6 км южнее и думали, что находимся вблизи переднего края. За маршрутом следили по карте, ориентируясь на ручей и его притоки. Оказалось, что мы вышли севернее и до переднего края осталось еще 1-1,5 км. Вблизи была деревня, но она была занята немцами. В бинокль был виден часовой на вышке одного из домов деревни. Мы случайно нашли мешок с сухарями, который сбрасывали десантникам. Мешок был подмочен, и половина сухарей размокла. Но эти сухари были большим подспорьем, так как до этого мы четыре дня питались только мороженой клюквой. Немедленно раздали сухари на всех 22 разведчиков (мы троих потеряли, но троих и приобрели). Это подкрепило силы для заключительного броска.

В последнюю, двадцатую ночь нашей разведки (13 мая 1942 г.) мы начали выход из тыла цепочкой, один за другим. Головную группу вел В. Петров, а я с радистами находился во второй группе. Одну треть расстояния до нашего переднего края мы прошли согнувшись, бесшумно, а затем попали на минное поле. Первой взорвалась одна из сигнальных мин, которыми противник оконтурил границу минного поля со своей стороны. Она осветила вспышкой нашу группу. Немцы начали усиленную стрельбу из пулеметов и автоматов. Однако пулеметы были пристреляны на уровне пояса, и мы укрылись от их огня, перейдя на низкие перебежки между очередями и ползание по-пластунски под огнем. Вскоре последовало еще два взрыва мин. В группе командира были ранены в ногу боец Федор Качармин и в глаз партизан Сергеев. В моей группе был легко ранен замполитрука Кофман и было прострелено плечо у радиста Буланчика. Группа Петрова продвигалась быстрее, мы потеряли с ней связь. В периоды запуска световых ракет мы не продвигались, и поэтому больше не привлекали к себе внимания. Перестрелка стихла. Мы вышли из-под обстрела. Перестрелку немцы вели в местах подрыва мин, но нас там уже не было. Мы быстро оттуда ушли, захватив с собой раненых.

В лесу на одной из полянок заметили стоящего часового. Наш часовой или противника? Двум бойцам дали задание подобраться и выяснить. Часовой окликнул: "Стой, кто идет?" Разведчики назвали ему наш пароль: "Медвежата". Далее радости не было границ! Сразу мы почувствовали усталость, голод, холод и все, с чем боролись эти дни при постоянной настороженности и собранности. Боец провел нас к младшему командиру, а он сообщил, что Петров с группой уже находится в расположении переднего края и ждет нас. Подсчитали бойцов: с Петровым 10, со мной 12, значит, все. И в награду нам дали свежего ржаного хлеба. Я впился в краюшку зубами, ощутил запах и вкус хлеба и не мог несколько минут есть, просто упивался его запахом и вкусом. Такого хлеба я больше никогда в жизни не ел!

Дальше начались будни рабочие и праздничные. 22 июня 1942 г. все участники рейда были награждены орденами и медалями

И. Пантелеев ПОДВИГ РАЗВЕДЧИКА

Полчаса назад пятеро разведчиков проскользнули через передний край вражеской обороны и углубились в лес. Проваливаясь по пояс в рыхлый снег, они пробирались сквозь мелкий ельник, пока не вышли на опушку, за которой простиралась широкая безлесная полоса. Невдалеке темнели избы небольшой деревушки. Где-то в этой деревне находились позиции вражеских минометных батарей, и разведчикам предстояло их обнаружить. Однако вести наблюдение с опушки было нельзя, видеть деревню мешал высокий снежно-ледяной вал, протянувшийся в нескольких сотнях метров от крайних изб. Такие снежные укрепления немцы в ту зиму возводили вокруг многих захваченных ими деревень, опасаясь нападения партизан.

Баев решил перебраться через вал, подойти поближе к домам и там, зарывшись в снег, наблюдать. Он взглянул на часы: четверть пятого. Через сорок минут второй батальон начнет разведку боем. Немцы отсюда, из села, откроют заградительный огонь, и именно в это время надо обнаружить и засечь на местности расположение вражеских минометов, которые столько раз срывали атаки полка.

- За мной! - тихо скомандовал Баев. Его крупная фигура мелькнула на гребне вала, бесшумно соскользнула вниз и исчезла в темноте. За политруком последовали остальные разведчики. Белые халаты сливались со снежным покровом, и только по чуть слышному шороху Баев определил, что все четверо ползут следом.

И тут вдруг немцы выбросили в воздух сразу несколько осветительных ракет. Разведчики прижались к снегу, но было уже поздно. Их заметили, и тотчас же с разных сторон застучали пулеметы и автоматы. Огненные цепочки трассирующих пуль во всех направлениях пронизывали темноту.

Первой мыслью было - отползти за вал. Баев оглянулся назад и увидел, что это невозможно: трассирующие пули осыпали гребень вала почти на всем его протяжении. Немцы отрезали путь отхода, намереваясь взять разведчиков в плен.

- Рус, сдавайся! Рус, капут! - послышались крики.

- Будем драться, - сказал Баев. - Сушков, любым способом выбирайся отсюда и доложи подполковнику о случившемся. - Бросив короткое "есть", Сушков отполз в сторону. Оставшиеся четверо начали отстреливаться из автоматов. Видя, что живыми русских не взять, немцы усилили огонь. Позади Баёва кто-то натужно охнул. Он оглянулся. Сушков ничком лежал у кромки вала.

- Егоров, - позвал Баев, - Сушков ранен. Иди ты. Егоров был убит почти тут же. Потом немецкие пули настигли двух других разведчиков. Баев остался один. Проворно переползая, он продолжал короткими очередями бить по вспышкам вражеских пулеметов, и немцам никак не удавалось к нему пристреляться.

- Ну, а эти для себя, - подумал он. И тогда-то вдруг наступила эта неожиданная тишина. Немцы, видимо, решили, что с разведчиком все покончено, и прекратили огонь. Глубоко зарывшись в снег, Баев лежал, прислушиваясь к ударам своего сердца, и думал о том, как бы ему затемно выскочить из этой ловушки. Надо было подождать, пока немцы совсем успокоятся, и потом отползти назад.

"А задание? - спохватился Баев. - "Уйти, значит, не выполнить приказ. Тогда завтрашняя атака полка опять захлебнется в огне вражеских минометов". Баев подтянул к лицу левую руку и взглянул на часы: без пяти минут пять. Скоро второй батальон начнет разведку боем. И, не колеблясь более ни секунды, разведчик решил остаться.

Вскоре из-за леса послышалась частая перестрелка.

Засуетились немцы в деревне. Баев услышал отрывистую команду, в предрассветной мгле замелькали фигуры гитлеровцев.

- Т-р-р-рах! Т-р-р-рах! - наконец заговорили немецкие минометы, и мины с шелестом прошли над головой Баёва. - Здесь! Здесь! - возбужденно шептал разведчик и запоминал по местности, откуда вели огонь минометы. Три, пять, десять... Вдруг за деревней блеснула вспышка орудийного выстрела, вторая, третья. Батарея! Ей ответили пушки с восточной и западной окраин деревни. Еще две батареи. Резкие удары залпов следовали один за другим. А Баев смотрел, отмечал, уточнял и ждал - не появятся ли где-нибудь новые, еще не замеченные им огневые точки.

Баев еще раз проверил свои наблюдения. Надо было отползать назад, пока внимание немцев отвлечено боем и пока низко нависшие свинцово-серые облака еще неохотно пропускают слабый свет наступающего утра. Плотно застегнувшись на все крючки и затянув у горла шнурок маскировочного халата, Баев приподнялся на локтях и вдруг опять стремительно опустился в снег. Слева от него, шагах в пятнадцати, стояли наклонившись два фашиста и раздевали убитого разведчика. Они сняли шинель, стянули валенки, теплые брюки, куртку, внимательно разглядывая каждую вещь.

В воздухе закружились мягкие, пушистые снежинки. С каждой минутой их становилось все больше и больше. Потом поднялся ветер и завертел снежные хлопья в вихре метельной пляски.

"Может быть, это спасение пришло, - подумал Баев... - Только бы не заснуть под снегом". Ветер гнал снег по открытому полю, навевал причудливой формы холмики, засыпая следы, и Баёва постепенно заносило. На него уже намело толстый слой снега, когда совсем рядом послышалось громкое восклицание по-немецки: "Стой, Фридрих, еще один!"

Указательный палец разведчика лег на спусковой крючок пистолета, прижатого к груди.

- Идем, - услышал он голос второго фашиста, - с нас достаточно. Немцы заспорили. Первый предлагал раздеть Баёва, а второй, видимо, основательно продрогший, торопился в землянку.

- Снимем хоть валенки, - не унимался первый и, нагнувшись, схватил Баёва за ногу.

...К вечеру командир полка Пшеничный в третий раз вызвал к себе начальника полковой разведки: - Ну, что о Баёве слышно? - спросил он.

- Ничего, товарищ подполковник. Как в воду канули все пятеро.

- Эх, славные хлопцы, - в печальном раздумье произнес Пшеничный и, словно досадуя на себя за это откровенное выражение чувств, сухо добавил: - Подготовьте вторую группу разведчиков. Задача прежняя.

Грустно было в тот вечер в шалашах разведчиков. Молчала дважды разбитая осколками гармонь - неизменный спутник никогда не унывающих ребят, не было слышно веселой солдатской шутки. Весть о том, что Баев и его товарищи не вернулись из разведки, быстро облетела все подразделения. В шалаш разведчиков то и дело заглядывали бойцы из 6-й роты:

- Не пришли?

Было уже совсем темно, когда в шалаш, откинув висевшую у входа плащ-палатку, протиснулся незнакомый человек и громко спросил:

- Здесь разведчики живут?

- Здесь, - нестройно ответило несколько голосов.

- Я из дивизионной газеты. Мне поручили написать очерк о вашем политруке Баеве.

Бойцы молча переглянулись. - А не рано ли вы собрались его похоронить? - спросил вдруг кто-то.

- Зачем хоронить? - удивился корреспондент. - Я с ним хочу поговорить. - Наступило неловкое молчание.

- Видите ли, - сказал один из разведчиков, - Баев сейчас на задании и вернется не скоро. Если уж вам очень нужно, мы про него можем рассказать.

Сотрудник газеты, придвинувшись поближе к коптилке, примостил на колено блокнот.

Младший политрук Леонид Иванович Баев родился в 1919 году в семье сибирского золотоискателя, - начал тот же разведчик.

- Нет, так не пишите, смахивает на некролог...

Разведчик замялся. - В общем Баев - прирожденный, можно сказать, потомственный разведчик, - пояснил он. - Отец его всю жизнь искал золото, ну и сам он решил стать геологом...

Говоря о своем друге, разведчик все более воодушевлялся, рассказ его становился горячее и красочнее.

- Так и напишите, - закончил разведчик, - что он, мол, был смелым бойцом, хорошим товарищем и что мы его очень любили.

- Почему вы все говорите был да был, - удивился корреспондент. -Разве его больше нет?

- Нет... Так... обмолвился, - спохватился разведчик и быстро встал.- Вы зайдите к полковнику, он вам еще расскажет о Баёве, а мне пора на работу. - Четверо из сидевших в шалаше тоже поднялись. Все вместе они вышли.

- Куда они? - спросил журналист.

- Баёва искать, - ответили ему.

...Поздно ночью часовой на переднем крае увидел медленно приближающуюся фигуру человека. Человек то полз, то поднимался во весь рост. Поминутно он останавливался, казалось, отдыхая. Потом снова двигался ползком, разгребая руками рыхлый снег. Дозорный приготовил автомат и, напрягая зрение, следил за каждым его движением. Неизвестный приближался медленно. Когда он подполз настолько близко, что легкий ветер донес к часовому хриплое дыхание и приглушенные стоны, боец окликнул:

- Стой, кто идет?

Неизвестный встрепенулся и, собрав остаток сил, подполз на коленях. - Свой, братцы, свой! Баев! - послышался в ответ слабый, прерывающийся голос.

Пока Баев отдыхал в окопе пехотинцев, он рассказал, что с ним произошло... Немец хотел снять с него валенки, но они ему не понравились - подшитые, и мародеры ушли. Долго лежал разведчик под снегом, согреваясь легкими движениями. Чтобы не уснуть, он искусал себе руки до крови. А когда стемнело, пополз обратно. Он полз почти восемь часов.

Рано утром на вражеские батареи, позиции которых обнаружил Баев, был обрушен огонь всей артиллерии дивизии. Снаряды разметали немецкие дзоты, искромсали боевую технику врага. А к полудню два батальона, перешедшие в наступление, легко смяли гитлеровскую пехоту и на плечах противника ворвались в деревню Васильевщина. Узел обороны врага был взят почти без потерь с нашей стороны.

Подвиг политрука разведчиков Леонида Баева был отмечен высокой правительственной наградой - орденом Красного Знамени.

...В этот день Баев очень сильно простудился, и мы встретились с ним в медсанроте полка, где я отлеживался после контузии 15 марта под Печище-Ожеедами. К вечеру 21 марта нам стало известно, что автоматчики полка готовятся к боевой операции. И тогда Л. Баев, ставший командиром подразделения автоматчиков, еще не долечившийся от простуды, надрывно кашлявший, ушел под вечер, втайне от врачей, в свой взвод. Из боя он не вернулся. Как рассказывали очевидцы, он бросился на выручку сандружинницы, пытаясь вынести ее из-под огня с пристрелянного врагом участка, и здесь, как истинный рыцарь, сложил свою голову.

Ф. В. Котлов ВПЕРЕДИ ИДУТ САПЕРЫ

Хорошо известно, что без участия саперов немыслимы ни разведка, ни оборона, ни наступление, ни закрепление занятых рубежей. Профессия сапера героическая, ответственная, и не зря говорят, что "сапер ошибается только один раз". Воевать нам пришлось в весьма разнообразных природных зонах от Москвы до Прибалтики.

В действующей армии, на всех фронтах, при штабах инженерных войск было создано 20 военно-геологических отрядов численностью от 20 до 100 человек, в состав которых входили геологи, строители, гидротехники, топографы, географы, гидрологи, почвоведы и другие специалисты.

В 1943 г. в системе треста "Спецгео" при помощи Маршала инженерных войск М. П. Воробьева был создан под руководством автора отдел военной геологии, который являлся научно-методическим и организационным центром военно-геологической службы Советских Вооруженных Сил. Одной из важных задач этой службы было изучение военно-инженерной стратегии и тактики немецкой армии и разработка мер противоборства с ними на основе анализа и обобщения опыта боевой деятельности нашей военно-инженерной службы.

Тщательное изучение размещения, оборудования и огневого насыщения опорных узлов сопротивления гитлеровцев способствовало частям и подразделениям нашей дивизии успешно взламывать и уничтожать оборонительные рубежи фашистов, даже такие, как объявленные Гитлером "неприступными" "Демянская цитадель", "Линия пантеры" на реке Великой и другие.

Оборонительные действия дивизии начались уже в месте её формирования, в гор. Москве. Столица готовилась к обороне с первых дней войны. На внешних границах и в самом городе в грандиозных масштабах развернулось широко известное строительство укреплений - доты, дзоты, надолбы, противотанковые рвы, эскарпы, "ежи", траншеи, водоемы и др. В строительстве этих укреплений участвовали сотни тысяч москвичей. Подмосковные леса были превращены в минированные лесные завалы. Саперы подготовили к взрыву многие ответственные сооружения города (метро, шлюзы канала им. Москвы и др.). Некоторые дома на окраине и въезды в город были превращены в крепости.

До войны я работал преподавателем в Московском геологоразведочном институте (МГРИ) и, вступив 16 октября 1941 г. в Краснопресненский коммунистический батальон, прошел в рядах 3-й Московской коммунистической дивизии путь от солдата до дивизионного инженера. Дивизия активно участвовала в строительстве оборонительных рубежей и в боях по защите Москвы. По распоряжению штаба обороны Москвы и Моссовета дивизии было поручено производить приемку (с актированием) оборонительных сооружений. В ноябре 1941 г. меня перевели из 6-й роты 664 сп в инженерную службу дивизии для участия в приемке выполненных населением и воинскими частями оборонных объектов. Приходилось проверять правильность посадки на местности сооружений, соответствие их техническим требованиям. В ряде случаев приходилось браковать и вносить соответствующие коррективы.

В январе 1942 г. меня назначили военкомом отдельного саперного батальона (ОСБ), который с марша приступил к боевым действиям под Павлово, Сидорово, Новой Руссой, Молвотицами и другими населенными пунктами, атакуемыми воинами дивизии. Саперы вели инженерную разведку, устраивали проходы для пехоты и артиллерии в заграждениях противника, производили разминирование, срезали проволочные препятствия, вели военно-дорожные работы. В селе Новая Русса был захвачен склад инженерного имущества (мины, ВВ и др.).

Саперам принадлежала активная роль при наступлении дивизии на населенные пункты Великуши, Ожееды и Лунево (март 1942 г.). Здесь под огнем противника произведено разминирование дороги, подступов к деревням. Саперы проверяли наличие мин в домах.

Наше наступление на Лунево приостановилось на опушке леса у поля, заминированного немцами. Здесь были немецкие мины натяжного действия (с проволоками), погибли на минах четыре бойца. Противник, находящийся в деревне Лунево, вел прицельный огонь из пулеметов и минометов. У бойцов наступающей пехоты появилась "минобоязнь". Пришлось организовать группу саперов, они разминировали поле, подготовили плацдарм для продвижения пехоты. Однако "минобоязнь" у пехотинцев оставалась. Чтобы ее рассеять, пришлось показать личный пример и пройти вместе с саперами через минное поле. Это дало положительный эффект. Пехота пошла в наступление. В боях за Лунево мы потеряли 3 саперов убитыми и 30 ранеными.

Самоотверженно и бесстрашно вели себя наши медсестры Вера Котова и Мария Фищева. Они сумели перевязать и отправить в госпиталь всех 30 наших раненых. Бесстрашными и опытными саперами показали себя в этих боях Налбандян, Черковер, Карнаухов, Барон, Васильев, Говоров, Шубович.

Яркие страницы в историю дивизии вписали саперы при проведении наступательных боев в районе Малое и Большое Врагово, Стречно, Извоз, Береговец, Кукуй, Веревкино и Козлово (май 1942 - март 1943 гг.). В контакте с общевойсковой разведкой они осуществляли инженерную разведку: вели на специальных постах круглосуточное наблюдение за противником; разведку дорог, мостов, бродов, переправ; разведку системы обороны противника, расположение противотанковых и противопехотных препятствий и форт сооружений; разведку НП, КП, тылов и резервов противника; велась карта инженерных заграждений немцев.

При наступлении из саперов создавались функциональные подразделения, а именно: отряды разграждения, блокировочные группы, отряды заграждения (для закрепления захваченных рубежей), группы саперов сопровождения танков, дорожно-мостовые отряды, группы строительства полковых и дивизионных НП и КП и другие. В боях за освобождение Малого и Большого Врагово инженерной службе дивизии были приданы танковый батальон, саперный батальон №1343, рота армейского инжбата №17. Под моей командой оказался целый полк саперов. Это обнадеживало. Я разработал план инженерного обеспечения наступательных боев, провел соответствующую подготовку. Начался бой. Нахожусь на КП дивизии вместе с комдивом Анисимовым. Получаем донесение. Наши танки прорвали немецкую оборону, но на одном участке пять танков застряли в болоте и находятся под огнем противника.

Посылаю военного инженера Н. Корнева организовать эвакуацию танков. Вскоре поступило на КП сообщение. Противник своим огнем блокировал танки, никого к ним не подпускает, группа саперов понесла большие потери и была бессильна что-либо сделать. Комдив Анисимов отдает мне приказ срочно эвакуировать танки и лично возглавить эту операцию. По прибытии на место я увидел пять танков, которые "по горло" влезли в болотную трясину. Танки располагались в заболоченной долине у подножия горы, где укрепились немцы и вели по танкам прицельный огонь. Около танков ни души. Танкисты спрятались в башнях, люки закрыты. Разработал план эвакуации танков. Отдаю приказ выделить 100 саперов, сосредоточить их в лесном овраге, начать заготовку лесоматериала для устройства настила к каждому танку. Получил от комдива группу автоматчиков для прикрытия саперов.

Противник заметил работающих саперов и начал по оврагу ураганный минометный обстрел. За 10-15 минут фашисты выпустили из тяжелых минометов не менее 200 мин. С наступлением темноты, когда немцы уже не могли вести прицельный огонь, саперы подошли к танкам, к каждому танку подвели дорогу из бревенчатого настила. Вскоре был вытащен один танк, который использовался в качестве буксира для вытаскивания других. Под утро, когда начало светать, противник возобновил прицельный огонь. К этому времени оставалось вытащить только один, последний танк. За это нелегкое и опасное дело добровольно взялась группа смельчаков. Ползком и вперебежку они двинулись к танку. Враг их заметил, и пули бороздили землю вокруг саперов, но это не остановило смельчаков. Когда подошли к танку, огонь противника уже был не страшен. Стальное тело танка служило надежным укрытием.

Боевое задание выполнено без потерь. Пять танков спасены и введены в бой. При выполнении боевого приказа проявили смелость и образцово руководили работой своих подразделений политрук Смушкис, старший лейтенант Троицкий, лейтенанты Лопатин, Ксенов, Сквирский, командир отделения Фокин и другие. За эту операцию меня наградили орденом Отечественной войны II-й степени.

В августе 1942 г. дивизии было приказано ликвидировать сильно укрепленный так называемый "Рамушевский коридор", соединяющий Старорусскую и Демянскую группировки противника. В районе деревни Сутоки протекала река Сутокская Робья - приток Ловати, разделявшая позиции 16-й немецкой армии и нашей дивизии. Через реку Робья предполагалось бросить в прорыв наши легкие, средние и тяжелые танки (КВ грузоподъемностью 60 тонн), пехоту и артиллерию. Для этого требовалось построить мост. В разведке обоих берегов реки Робья принимали участие дивинженер, командир и комиссар саперного батальона Алексей Паршин и Федор Бахирев и командиры саперных рот Григорий Цулукидзе, Захар Черковер. Выбрали место для строительства моста, где ширина реки двадцать метров, глубина три, расстояние до позиций фашистов 150 м. Решено было мост строить на трех ряжевых опорах, по берегам на сваях установить предмостные спуски. Учитывая близость противника, разведочные полеты немецкой авиации, заготовку элементов моста решили производить в близ расположенном лесу, а сборку и установку моста - на реке. Несмотря на маскировку и осторожность, противник засек место строительства моста и вел прицельный огонь из пулеметов, минометов и орудий. Бойцы работали по горло в воде. Два раза мины попадали в мост, саперы быстро поправляли повреждения. Появились первые убитые и раненые. Смертельно ранен в живот командир саперной роты Цулукидзе, который вскоре умер. Командир роты Черковер получил ранение в щеку с повреждением челюсти, но оставался в строю. Мост был построен в срок, он выдержал нагрузку тяжелых танков.

Саперы выполнили свой долг при строительстве переправы. Большое мужество и высокое мастерство проявили при этом командиры и бойцы: Паршин, Бахирев, Зеленов, Цулукидзе, Черковер, Карнаухов, Григорьев, Беззубов, Барон, Шашков, Тихонов, Барабанов, Яндовский, Зайцев, Токарев, Хлопитько, Михлев, Мустафин. Бесстрашно действовали на переправе сандружинницы В. Котова и М. Фищева.

На ряде участков Северо-Западного фронта за семь месяцев боевых действий были выполнены следующие работы. Построено военных дорог 150 км, расчищено от снежных заносов 60 км, отремонтировано весенне-летних дорог 57 км, сделано бревенчатого настила 16 км. Построено мостов грузоподъемностью от 10 до 60 тонн 62, отремонтировано мостов 21. Построено и отремонтировано дзотов 284, сделано минометных и артиллерийских позиций 97. Установлено на переднем крае противопехотных мин 3818, противотанковых 821 шт., обнаружено и извлечено противопехотных мин противника 1458 шт., противотанковых 740 шт. Блокировано и уничтожено 25 дзотов. Саперами применялись переносные дзоты, их было сделано 37, переносные рогатки, спирали Бруно. Для бойцов, расположившихся в болотистой местности, изготавливались легкие, переносные хворостяные и соломенные маты. Для дезинформации противника строили ложные фортификационные сооружения, делали макеты бойцов, пушек, минометов, пулеметов, танков, ПТР и др. Это давало замечательный эффект.

Лучшими из лучших среди саперов себя показали: красноармеец Паначев и сержант Корнев. Они шли впереди штурмово-блокировочной группы, заняли два дзота, отразили шесть контратак противника. Старший сержант Беззубов разминировал 9 минных полей, заминировал 17 полей, награжден орденом Красной Звезды. Младший лейтенант Буланцев дважды был в тылу врага, поставил там два минных поля, сделал два лесных завала, разминировал 5 немецких минных полей, на нашем переднем крае поставил 13 минных полей, участник спасения пяти застрявших танков. Награжден орденом Красного Знамени. Сапер Ершов за одну ночь поставил 208 противопехотных и 60 противотанковых мин, установил проволочное заграждение в 310 м. Таких результативных и боевых саперов в дивизии множество. Саперы смело отражали контратаки врага, принимали на себя командование, водили в атаку и успешно завершали бой,

Строительство военных дорог и мостов было особенно важным в природных условиях болотистой местности Северо-Западного фронта. В апреле 1943 г. по заданию командования армии была построена в короткий срок (неделя) важная в стратегическом отношении военная дорога для автомобильного и гужевого транспорта по маршруту Овчинниково-Случино-Ольхи-Астратово. На строительстве было занято 600 человек. Трасса дороги была разбита на шесть строительных участков. Строительство включало следующие виды работ: вертикальная планировка дороги (профиль, устранение воронок, ям, колей), осушение дороги, строительство новых и восстановление старых мостов, труб и кюветов; устройство разъездов через каждые 200 м (6x30 м), укладка настила, применение мелиорации на неблагополучных участках (заболачивание, неустойчивые грунты и пр.). Мною были объявлены технические требования, указаны нормы работ. Работы были закончены досрочно и приняты с высокой оценкой качества. Отлично себя проявили комбат ОСБ Паршин, военком ОСБ Бахирев, зам. комбата Зеленов, начальники строительных участков Воронов, Буланцев, Ляпин, Сафронов и Федосеев.

Однако были нередки случаи неправильного использования саперов в качестве стрелков, несмотря на категорический запрет Верховного Главнокомандования. Это ослабляло инженерные войска. Нельзя умолчать о больших потерях личного состава дивизии. Пополнения в большинстве своем не имели достаточной военной подготовки. Приходилось проводить учебу на ходу. В первое время наблюдалось слабое оснащение дивизии современной, новейшей военно-инженерной техникой.

Несмотря на все это, наша дивизия, благодаря огромному наступательному порыву и беспредельной преданности своей Родине, ни разу не отступала. А впереди шли наши отважные саперы. Честь им и хвала.

Я. Гайлюнский СВЯЗИСТЫ ОБЕСПЕЧИВАЮТ УПРАВЛЕНИЕ БОЕМ

При формировании 3-й Московской коммунистической дивизии Ленинского района группа добровольцев была включена в состав 2-го батальона 2-го полка. Назначенный начальником связи полка лейтенант Капустин искал по подразделениям связистов. Узнав, что мы специалисты в области радиотехники, договорился с командованием, и вся наша группа была переведена в роту связи, став ядром ее формирования. Командиром роты назначили лейтенанта Моргунова. Анашкина, Волосникова, Бочарова и меня определили в радиовзвод под команду лейтенанта Листопадова, актера по своей гражданской специальности. Ковалев, Русаков и Дичев вошли в линейный и штабной взводы. Съездили в институт, где раздобыли громоздкий коммутатор и десяток настенных индукторных аппаратов, с помощью которых на первых порах обеспечивали телефонную связь с батальонами. Из 1-го запасного полка связи к нам были направлены радисты Татаринов, Романенков, Мальцев, Кирюхин, Аносов, окончившие ускоренные курсы радиотелеграфистов. Они помогли нам освоить развертывание и вхождение в связь на полученных из армии переносных радиостанциях, мы в свою очередь обучали их азам радиотехники.

Вскоре мы были приведены к присяге, вооружены русскими трехлинейками, некоторые даже автоматами, каждый получил соответствующее обмундирование, обучился владению своим оружием, действиям в наступлении и обороне. Наша рота получила штатные коммутаторы и телефонные аппараты. Наладили техучебу, благодаря которой мы стали настоящими связистами. Гурьев и Васильев стали прекрасными бойцами-радистами.

Разгрузившись из эшелона и совершив тяжелый 100-километровый марш через озеро Селигер, с ходу в бой. Где уж тут до телефонной связи! После первых же боев - первые радости и первые утраты: освобождены советские люди от ига фашистов и погибли наши друзья Рубен Лисицин, Витя Махов, радист Бочаров, ранены Василий Анашкин, Татаринов, Романенков, линейщик Москаленко. Всем нам памятен смелый трехнедельный рейд по тылам врага, совершенный в апреле-мае 1942 г. разведчиками лейтенанта Петрова (этот рейд подробно описан в очерке В. Григорьева, публикуемом в этом сборнике). Ежедневно радист Тумаков слушал дивизионную станцию, принимал сводки Совинформбюро и в считанные минуты передавал разведдонесения. 12 мая, потеряв трех человек, отряд с боем вышел из тыла врага. Все участники рейда были награждены. Радист Тумаков одним из первых наших связистов был награжден орденом Красной Звезды. В мае приходит пополнение. Политрук роты Левинсон назначается комиссаром 2-го стрелкового батальона. Меня, парторга роты, назначают политруком роты связи. Наша ротная партийная организация за время боев значительно выросла. В партию приняли лучших связистов: Анашкина, Волосникова, Романенкова, Татаринова, Науменко, Листопадова, Моргунова. Дивизия после короткого отдыха переброшена на другой участок фронта. Стремительной атакой наш полк овладевает Большим и Малым Врагово.

В июльских боях за Малое Врагово отличились связисты Ковалев (который стал уже командиром штабного взвода), Романенков, Чукаев, Велик. Все они были награждены медалями "За отвагу". Награждены медалями "За отвагу" и неразлучные подруги Вера Тихонова и Валя Тулеева, бессменно под огнем противника обеспечивавшие работу полкового коммутатора. А Вера Лебединская, совмещавшая работу по связи с обязанностями сандружинницы, награждена орденом Красной Звезды. В бою под Малым Врагово комсорг полка, наш выдвиженец - радист Клавдий Волосников был тяжело ранен.

Август 1942 г., дивизию переподчиняют 1-й Ударной армии. Тяжелый марш в район деревни Сутоки. Топкие болота. Река Робья, красная от крови, по ней плывут по течению трупы. Непрекращающийся артобстрел, трескотня пулеметов и автоматов, непрерывная от восхода до захода солнца "карусель" бомбардировщиков. Наших самолетов и не видно.

Контратаки немцев следуют одна за другой. Телефонная связь с нашими наступающими подразделениями работает урывками. Все время осколки снарядов перерубают кабельные линии. Замолчала радиостанция во втором батальоне. Вместе с Татариновым пробрались в батальон. Радист ранен, но радиостанция цела. Татаринов включает ее и выходит на связь с полковой и артиллерийской станциями. Вдруг слышу: "Политрук, я ранен". Отправляю его в тыл и сменяю за рацией.

Невдалеке от меня Маша Поливанова и Наташа Ковшова. Вместе со снайпером Новиковым, выбрав хорошую позицию, они ведут прицельный огонь по контратакующим немцам. Но вскоре меня, раненого в обе ноги, ползком оттащили в тыл и там, в санроте полка, через несколько часов узнал о трагической гибели Маши и Наташи, наших замечательных снайперов, сандружинниц, связисток.

После почти трехмесячного пребывания в госпитале в ноябре 1942 г. правдами и неправдами мне удалось вернуться в ставшую для меня родной часть. В ней заметны перемены. Кто погиб, кто ранен. Погибли наши воспитанники, ставшие офицерами-связистами, Краев и Выгановский. Убит "наикращий" связист Москаленко. Выбыли по ранению Романенков, Смирнов, Жирнов, Мухамедшин, Кирюхин, Агафонов, Кистень, Курганов. Замечательные ребята, оставившие глубокий след в памяти своих боевых товарищей! Но много в полку и старых друзей. Исключительно радушно я был встречен нашими однополчанами, командованием полка Ф.Б. Чернусских и П.И. Тарасовым. Они заменили убитого командира Тарасюка и раненого комиссара Петрова-Соколовского. (Ох, уж эти Сутоки!). Радостна встреча со старыми боевыми друзьями. Костя Нечаев, Сурен Саркисов, Вера Лебединская награждены орденами Красной Звезды. У многих на гимнастерках поблескивают медали. Ротой вновь командует Моргунов, вернувшийся из госпиталя. Вернулись после ранения Татаринов, Вязовецков и наш старшина Жохов. Многие, оправившись от ран, попали в другие части. Жаль!

Начальником связи полка вместо выбывшего назначен наш старшина К. Нечаев. На войне быстро проявляется кто есть кто, кто на что способен. Он был старше нас и с большим партийным стажем. Так уж случилось, что все обращались к нему за советом. Говоря современным языком, это был настоящий неформальный лидер роты. Пройдя действительную службу в войсках связи РККА, он был умелым связистом-линейщиком и организатором связи. Человек он был душевный, Я и все его любили. Лучшего выбора командование полка не могло сделать. Но, к великому сожалению, он вскоре был тяжело ранен и умер меня на руках. Мы все тяжело переживали эту утрату.

Полк занимает оборону в районе деревни Козлово. Работаем с пополнением. Разный народ пришел. Романов и Солнышкин ранее были осуждены. Многие на них смотрят с опаской. Но, несмотря на "блестящее" прошлое, они оказались хорошими и дисциплинированными бойцами, а при проведении разведки боем вместе с комвзвода Рибиником блестяще обеспечили связью эту операцию. Все они были ранены, и газета "Вперед на Запад" описывала на своих страницах их подвиги.

8 декабря в разгар боя получили известие о присвоении дивизии звания Гвардейской. Осуществились наша мечта и наказ москвичей. Все очень довольны и горды.

В феврале 1943 г. перед полком была поставлена задача овладения рядом опорных пунктов немцев. После тщательной рекогносцировки и упорного боя 15 февраля была прорвана сильно укрепленная полоса обороны противника и освобождены Извоз, Березовец, Кукуй. Эта операция для связистов полка была одной из самых тяжелых. В сложную обстановку попал и я, только что назначенный начальником связи полка. Не хватало радиостанций, телефонных аппаратов и кабеля. На исходном положении выручила "колючка" - обыкновенная ржавая колючая проволока, которой все телефонисты Северо-Западного фронта пели дифирамбы. Как она нас при остром дефиците кабеля выручала! Собирали ее у немецких траншей. Находясь в обороне или готовя наступление, подвешивали ее на деревянных колышках, и она служила вместо телефонного кабеля, который так необходим был при наступлении и которого всегда не хватало.

Батальоны перешли в наступление, противник обрушил на них шквал артогня, и телефонная связь практически перестала существовать. Все связисты-линейщики на линиях. Много потерь. Устойчиво работала лишь радиостанция Сасорова на направлении главного удара. Командир полка Ф.Б. Чернусских меняет свой КП на Березовец. Рвется телефонная связь со штабом. Мы с Моргуновым ползаем по линии, кое-как ее восстанавливаем и бежим в Березовец. На НП на нас обрушивается Чернусских со справедливыми упреками. Уже полчаса нет у него радиосвязи со 2-м сб. Радиостанция, приданная этому батальону, замолчала, а проводная работает урывками. Выручают ребята. У кого-то, на чьей-то повозке они "одалживают" новехонькую резервную радиостанцию ГГРП, с которой расчет Сыромятникова направляется в батальон. Сыромятников совсем еще мальчишка, ему присваивается кличка "юноша", на которую он охотно откликается. Несмотря на юный возраст, он уже успел зарекомендовать себя как опытный инициативный радист и смелый воин. Через 15 минут связь восстановлена, Сыромятников докладывает, что убит радист Сасоров, пробита пулей радиостанция. Дублируем основную линию связи еще пятью каналами из трофейного кабеля, и связь устойчиво работает до конца операции.

Неоднократно выручал нас бойкий, быстрый и смышленый Миша Иванов - начальник пункта сбора донесений. Это он со своими ребятами - пешими посыльными ползал на животе, обеспечивая живую связь с подразделениями, когда подводили телефон и радиостанцию.

Много в этом бою потрудились связисты, проявляя отвагу и бесстрашие в обеспечении связью. Но никогда еще в роте и батальонных взводах связи не было столько потерь. Все с болью переживали гибель линейщика Дятлова, радистов Сасорова и Чукаева, многих других. Чукаев туляк-доброволец. Прибыл в роту необученным. Природная сметка, горячее желание освоить новую для него боевую специальность, помощь товарищей сделали его классным радистом. В этом бою осколком снаряда у него прямо с плеча сорвало и пробило радиостанцию. Рядом замертво упал радист артполка. Его рация тоже пробита, Чукаев "лепит" из двух одну и продолжает вести радиосвязь за себя и убитого артиллериста в двух радиосетях. Погиб он, уже выйдя из боя, при бомбежке КП полка.

Прекрасно зарекомендовал себя командир взвода связи 2-го батальона лейтенант Любашов, обеспечивший бесперебойную связь с ротами и взводами умелым сочетанием проводной связи с визуальной сигнализацией и связными. Не отставали от него и командиры взводов связи 1-го и 3-го сб Смирнов и Давыденко. Все они работали на самых трудных и опасных участках и вместе с пехотой отражали контратаки противника.

За мужество, проявленное в этих боях, высокие правительственные награды заслужили связисты Чукаев, Любашов, Татаринов, Алексеев, Ануфриев, Соловьев, Иванов, Дятлов, Гурьев, командиры взводов роты Атаманов, Смирнов, Ковалев и ряд других связистов. Командир роты старший лейтенант И.В. Моргунов награжден орденом Красной Звезды и назначен начальником связи 157-го Гвардейского стрелкового полка. Командование ротой принимает старший лейтенант Рибиняк, отважный офицер, командир линейного взвода, всегда находившийся в боевых порядках пехоты, осуществляя руководство линейщиками при продвижении батальонов. Будучи неоднократно ранен, всегда находил пути к возвращению в свою часть. Много еще было боев на Новгородской и Ленинградской земле, в которых ветераны роты проявляли себя мужественными и уже опытными бойцами, верными товарищами и отличными воспитателями приходящего пополнения, цементируя его на традициях москвичей-добровольцев.

Выполняя наказ Москвы, дивизия в боях на Новгородской земле заслужила звание Гвардейской и награждена орденом Красного Знамени. Вручая его, командующий фронтом генерал П.А. Курочкин назвал дивизию головной частью Северо-Западного фронта.

Выстояли. Освободили Стремутку и отбили все контратаки за Летово. За бесперебойную связь и участие в отражении контратак получили в приказе благодарность командования полка. Многие награждены высокими правительственными наградами.

Сурену Саркисову и мне командиром полка А.П. Борисовым была оказана честь выноса из окружения наших знамен. Сурену вручили Знамя Монгольской Народной Республики, мне - боевое Гвардейское Красное Знамя полка. Были назначены ассистенты и названы офицеры, которые должны выносить знамена, если с нами что случится. Операция была рассчитана на внезапность. В вечерних сумерках мы начали незаметно продвигаться к линии фронта, изредка на ходу входили в радиосвязь с КП дивизии для сообщения своих координат. Подойдя в условленном месте к переднему краю, услышали справа и слева мощный артналет по позициям немцев. Это и было сигналом к атаке. Все бегом рванулись к окопам немцев. Все, что могло стрелять, стреляло. Т-34 и "Катюша" выпустили свои последние снаряды, и под мощное наше "Ура!" ошеломленные немцы, не ожидая удара с тыла, "распахнули" перед нами свой передний край. Мы вышли к своим, а в образовавшийся разрыв в переднем крае противника хлынули наши войска. Эти три дня в окружении были для нас суровой военной школой хитрости, мужества, товарищества и высокой дисциплинированности. Отлично проявившие себя связисты заслужили благодарность комдива. Многие бойцы награждены.

В декабре 1944 г. генерал Бурлакин в ходе боя приказал мне заменить раненого начальника связи дивизии гвардии майора Волкова - храброго воина, отличного организатора связи, хорошего товарища. Он часто бывал в подразделениях и помогал нам, новоиспеченным связистам, своим большим опытом армейского офицера.

Моим помощником по радио был назначен начальник связи 157-го гвардейского стрелкового полка гвардии капитан Моргунов. Начальником связи моего родного полка назначили командира роты связи гвардии старшего лейтенанта Сергеева, молодого, всегда подтянутого офицера, прошедшего с нами боевой путь от командира взвода до начальника связи полка. Замечательный радист Гурьев, который еще под Черной отличился тем, что, не прекращая работы на рации, установил ручной пулемет на трупе врага и вместе с пехотинцами отразил контратаку немцев, был назначен командиром радиовзвода, сменив на этом посту лейтенанта Гинзбурского.

Поздравляя меня с новым назначением, мои боевые друзья подшучивали - в тыл отправляешься. Не тут-то было! Наши строевые офицеры на собственном опыте убедились, что без бесперебойной связи не может быть успешного управления боем. И так уж повелось, что ПНШ-3 - начальник связи - никогда при наступлении в штабе не находился. Его место определялось на НП командира.

Командиры полков, с которыми мне довелось воевать, товарищи Довнар, Павлов, Тарасюк, Чернусских, Кудрин, Борисов, все как один храбрые офицеры, всегда ставили свой НП в боевые порядки пехоты, откуда и управляли боем. Такого же порядка придерживался и генерал Бурлакин. Перед всяким наступлением НП комдива всегда выносился вперед по отношению к полковым НП. Состав наблюдательного пункта комдива был постоянным: оперативный помначштаба Алмаев, дивизионный инженер Луцков, начальник связи, радиостанция и телефон со своими боевыми расчетами. Часто на НП находился командующий артиллерией дивизии полковник Синотов и ПНШ артполка Виленский. Стоило только нашей пехоте чуть продвинуться вперед, как генерал Бурлакин, несмотря на интенсивный огонь противника, приказывал перенести НП вперед. Его кредо заключалось в том, чтобы всегда видеть поле боя и своим присутствием на переднем крае вселять в частях уверенность в успехе. Вот такой "спокойный тыл" был у начальника связи дивизии. Попал я, как говорится, из огня да в полымя.

Впереди были наступательные бои за освобождение Риги, ожесточенные бои в районе Тукумса, освобождение г. Джукете, наступление на Лиепаю и взятие последнего опорного пункта перед ней - г. Приекуле.

Батальон связи под командованием майора Астахова четко обеспечивал в этих боях связь с полками, штабами армии и корпуса. Начальник связи 1 - го Гвардейского стрелкового корпуса генерал Борзобогатый дал высокую оценку нашим связистам.

На всех фронтах огромные успехи. Взят Берлин, война заканчивается, а мы топчемся на подступах к Лиепае, так как командующий Курляндской группировкой немцев генерал Шернер заявил, что капитулировать не собирается, а образует новое государство - Свободную Курляндию!

В штабах полным ходом идет планирование операции по ликвидации этой группировки. Войска круглосуточно репетируют, проигрывают варианты подавления штурмовой полосы. 8 мая 1945 года генерал Бурлакин ставил на переднем крае боевую задачу нашим полкам и спецслужбам на прорыв глубокоэшелонированной линии обороны немцев на пути к Лиепае. К 8 часам утра должно быть закончено сосредоточение наших войск, организованы связь, затем мощная артподготовка и атака. Над передним краем появляются наши самолеты. Их встречает сплошная стена зенитного огня, и они поворачивают назад. Снарядов у немцев много - стащили в Лиепаю при отступлении со всей Прибалтики.

Траншеи полка, стоящего в обороне, который мы должны сменить для наступления, пристреляны немецкими снайперами, и по ним все ходят пригнувшись. Связисты развертывают узел связи, тянут линии к НП полков, размещают в траншеях радиостанции. И тут вдруг наблюдатели, оторопев, докладывают, что над передним краем противника поднялись белые флаги. По траншеям все бегают уже в полный рост, а немцы повыскакивали на брустверы и орут: "Рус! Криг капут!" Находившийся в штабе армии комдив передал нам по рации команду на свертывание. Немцы приняли условия капитуляции. К середине дня со стороны Лиепаи потянулись тысячные колонны пленных.

...Сейчас, в дни мира, ветераны дивизии регулярно встречаются, вспоминают всех тех, кто стоял рядом на подмосковных рубежах, мерз в окопах под Демянском, отражал контратаки под Сутоками, Летово и Стремуткой, освобождая Новгородскую землю, штурмовал Псков, Тарту, Ригу, Лиепаю, прорвался из окружения под Мутико, под кинжальным огнем прокладывал линии связи к штурмующим ротам и обеспечивал на радиоволнах управление боем.

И. Дубильер ГОРЯЧИЙ ХЛЕБ

На другой день после начала войны меня вызвали в Главхлеб и дали задание организовать в Москве в широких масштабах сушку ржаных сухарей для снабжения армии. Работали мы, не считаясь со временем, жили здесь же, в здании Наркомпищепрома. Два-три раза в неделю ходили на военную подготовку. Как специалист, занятый на военно-мобилизационной работе, я имел бронь от призыва в армию, но 16 октября 1941 года, предупредив начальника Главка о своем желании добровольно встать в ряды защитников столицы и отдав ему ключи от сейфа, вместе с другими товарищами, работниками Наркомпищепрома вступил в рабочий батальон по защите Москвы. Ночью нас обмундировали, привели к присяге и выдали оружие. Так началась новая фронтовая жизнь.

В январе 1942 г. меня прямо из окопа вызвали неожиданно в штаб дивизии и предложили как специалисту срочно организовать дивизионную хлебопекарню.

Большую помощь оказал бывший управляющий Московским трестом хлебопечения Николай Федорович Данилов. Он передал в распоряжение 3-й Московской коммунистической дивизии опытный походный хлебозавод, смонтированный на шасси автомашины ЗИС-5, тестомесильный агрегат, а также три полуторатонных автомашины со спецкузовами для перевозки хлеба, а самая действенная его помощь была в укомплектовании личного состава походного хлебозавода.

Москвичи хорошо знали довоенную пекарню с магазином у Кировских ворот, против Почтамта. Славилась она своим бородинским хлебом, паляницами, венской сдобой, пряниками и т.д. И вот перед пекарями этой знаменитой пекарни и выступили мы с Николаем Федоровичем с призывом вступить в ряды бойцов 3-й Московской коммунистической дивизии и помочь в организации во фронтовых условиях выпечки такого знакомого бойцам, защитникам Москвы, ржаного московского хлеба. На наш призыв откликнулись две бригады во главе с бригадирами тт. Кашириным и Бабичевым, всего 35 человек, в том числе 28 девушек. Через несколько дней оборудование полевого хлебозавода (ПАХ) и новые бойцы были доставлены в расположение дивизии.

От Упродснаба Советской Армии были получены палатки и походная электростанция. Так был создан прошедший через годы Великой Отечественной войны ПАХ №153 в составе 53-й Гвардейской стрелковой дивизии.

О появлении в дивизии полевой хлебопекарни вскоре узнали и немцы. Стоило только в холодную зимнюю ночь появиться столбу дыма из печи ПАХа, как начинался артиллерийский обстрел. Чувствуя «вилку» разрыва снарядов, мы немедленно гасили печи, люди уходили в укрытие, а если оставался невыпеченный хлеб, заливали его холодной водой, а потом снова превращали в тесто. Большой бедой были и фашистские самолеты типа "рама". Даже в густых лесах Северо-Запада трудно было замаскировать наши палатки размером 30 на 12 метров. Нелегок был труд военных пекарей. Необходимо было ежедневно заготавливать дрова, доставлять несколько кубометров колодезной или родниковой воды, переработать в сутки не менее 8 тонн хлеба и т.д. Добрым словом следует помянуть бойцов ПАХа тт. Рыжова, Волченкова, Галкина и др. Особенно хочу отметить красноармейца Галкина, Уроженец Смоленской области, сельский умелец, плотник и печник, незаметно и споро выполнял важную работу и по заготовке дров, березовой коры для растопки печей, и выкладку пода печей. Смелыми людьми были бойцы тт. Рыжов и Волченков, оба москвичи. Как бы ни были близко разрывы снарядов, они не покидали ПАХ, пока не вынут хлеб из печи.

Немалую роль играла в дивизионном тылу и наша походная электростанция. Неподалеку от ПАХа обычно базировался медсанбат, и операционные палатки освещались энергией от этой станции. Здесь же базировалась и редакция дивизионной газеты "Вперед на Запад", печатная машина которой также питалась током от походной станции. Веселый и улыбчивый редактор газеты батальонный комиссар Полетаев шутил, называя свою редакцию "Вперед на запах... горячего хлеба».

Однажды на ПАХ пришла группа девушек со снайперскими винтовками, и я угощал их выпеченными здесь же ржаными лепешками с растительным маслом. Среди девушек были завоевавшие посмертную славу Наташа Ковшова и Маша Поливанова. Но эти имена я узнал после их гибели.

Солдаты дивизионного тыла

В тех краях, где воевала наша дивизия, особое значение для обеспечения наступления и оборонительных боев имели наши тыловые подразделения. Бездорожье, весенняя и осенняя распутица, болота, низины, леса, а зимой морозы и глубокие снега - все это требовало хорошей организации снабжения полков всем необходимым. Многие бойцы, командиры и политработники высоко ценили инициатора и организатора всех хозяйственных дел дивизии заместителя комдива по тылу Н.П. Нестеренко. Возглавляемая им служба в труднейших условиях снабжала войска боеприпасами, снаряжением, питанием, всем необходимым, способствуя успеху боевых операций.

Дивизия имела свои походные кожевенный завод, автохлебопекарню, сапожную и пошивочную мастерские. У нее имелись большой гурт мясного и молочного скота, различные материальные и продовольственные склады, гужевое (грузовое) и автотранспортное подразделения.

Все это обширное и сложное хозяйство организованно двигалось за наступающими частями, на ходу осуществляя свои многообразные функции: заготовку и хранение на доступном расстоянии кормов, сбор с помощью местного населения плодов, ягод и овощей, накопление молочных продуктов и доставку их в подразделения, и в первую очередь в санчасти для раненых воинов. Автотранспорт обеспечивал своевременную эвакуацию тяжелораненых из передовых отрядов медсанбата в тыловые госпитали через ближайшие железнодорожные станции и аэропорты.

Большую работу по обеспечению дивизии, ее частей всем необходимым для боя и жизни выполняли добровольцы-москвичи, энергичные и способные офицеры А. Дмитриев, П. Назаров, П. Зотов, И. Гризик, К. Бодо, И. Эмдин, Д. Высоковский, С. Шахиджанов, А. Родионов, Д. Кричевский. Парторгом коммунисты тыла не один раз выбирали начальника финчасти офицера И. Сквирского, который активной работой укреплял ряды парторганизации, свято сохранившей традиции партийной организации Москвы.

В истории нашей дивизии нередко были случаи, когда грань между передовой и тылом почти совершенно стиралась. В критические дни, когда ощущалась нехватка живой силы в боевых порядках, ее пополняли за счет тыловых подразделений. Поэтому их бойцы, командиры и политработники систематически занимались и боевой учебой, а иногда вставали в боевые порядки для отражения контратак фашистов, если им удавалось проникнуть в расположение нашего тыла. Одновременно наблюдалось, когда воины передовой приходили на помощь тыловикам. Нередко в связи с распутицей склады отставали от наступавших войск, и нарушалось боевое и пищевое питание частей и подразделений. Тогда можно было видеть вереницы вооруженных бойцов, переносивших на своих плечах по непролазной грязи раскисших дорог двойную поклажу с продовольствием и боеприпасами с тем, чтобы накормить своих товарищей на переднем крае и обеспечить продолжение боевых операций.

... Наша военно-почтовая станция прибыла в 3-ю Московскую коммунистическую дивизию в конце октября 1941 г. По ее прибытии были организованы правильное адресование корреспонденции для воинов дивизии, снабжение конвертами, бумагой, доставка газет, журналов, посылок. Почтальоны полков, отдельных батальонов и артдивизионов находили свое моральное удовлетворение в доставке вовремя писем, газет и другой почты боевым товарищам, будь это на марше или непосредственно в боевом порядке, в окопах.

Большие трудности мы испытывали во время боевых действий в болотистых местах районов Северо-Западного фронта: приходилось носить почту на себе по топким, а подчас заминированным врагом местам. Но зато с какой радостью встречали воины дивизии прибытие почты с письмами, посылками из тыла, с центральными, фронтовыми, дивизионными газетами! Почтальоны полков Яшин, Еремин, Соцков, Маша Поливанова, Голашвили и другие в любое время суток, непогоду, под обстрелом неприятеля доставляли почту в свои части. Сколько приходило их на почту с сумками, пробитыми осколками снарядов, а ряд товарищей погибли при исполнении своего воинского долга. Командование щедро награждало самоотверженных помощников - тружеников дивизионного тыла.

М. Алексеева В строю шестьсот смелых и обаятельных

Их было 600. Они приходили на пункты формирования в группах однокашников, одиночками и семьями. Женщины, как правило, становились врачами, политработниками, мужья, сыновья, - как правило, бойцами, иногда политработниками. Приходили жены, чьи мужья уже сражались в рядах москвичей - ополченцев и призывников. Но абсолютное большинство были студентки, реже - служащие и работницы, которых с трудом отпускали из учреждений и с заводов, где ощущался острый недостаток в квалифицированных работниках, с перенапряжением выполнявших военные заказы.

Когда рабочие батальоны свели в полки и дивизия встала на оборонительные рубежи, женщин сосредоточили в медико-санитарном батальоне (медсанбат) и в санчастях стрелковых полков. Несколько человек направили санинструкторами в полковые и дивизионные санподразделения.

В период нахождения в Московской зоне обороны девушки строили оборонительные рубежи, овладевали искусством солдатской службы. Непосредственное участие в боевых операциях под Москвой приняли только девушки, служившие санинструкторами в дивизионной разведке. Их было восемь. Вот их имена: З. Андреанова, А. Волкова, О. Гладкова, Н. Козлова, Р. Котова, И. Магадзе, Н. Мапышева, А. Хренова. Все они по очереди ходили под Солнечногорск, Крюково, вооруженные, как парни, и с тяжелой медицинской сумкой.

После разгрома немцев под Москвой нашей добровольческой дивизии дали месяц на учебу. Всем женщинам, кроме военнообязанных медиков, предложили вернуться к работе в тылу, а кто хотел остаться служить, должен был получить военную специальность. Ушли единицы. Большинство отчисленных из полков, как сверхштатные, направились в краткосрочные школы снайперов, пулеметчиков и на обучение другим специальностям.

С выездом на Северо-Западный фронт в дивизионную разведроту пришли разведчицы из полков: бесстрашная, сильная С. Кулешова, веселая, задорная З. Леонтьева (мы ее звали "гвардеец"), душой разведроты была парторг разведчица Т. Назарова, которую ласково звали Тася. Огромная, немного постарше, она создавала дружелюбную атмосферу в роте, девушки к ней "приникали".

С самого начала боевых действий на СЗФ в дивизионной разведке была группа снайперов, в которую вошли и девушки, их было пять, красавица азербайджанка Зиба Ганиева, смелые и решительные: Н. Соловей, З. Любвина; любимицы дивизии подруги Наташа Ковшова и Маша Поливанова.

В первых наступательных боях дивизии огромная тяжесть легла на плечи девушек-санинструкторов стрелковых полков. Наступление и первые бои шли в морозные, снежные дни февраля-марта-апреля 1942 г. В обязанности санинструкторов - имя им легион - входило идти безоружными вслед наступающим; услышав раненого: "Сестра-а-а", ползти к нему, перевязывать и тащить на себе или за собой в укрытие. Сюда подъедут другие и увезут его в санчасть. Тащить раненого вместе с оружием и, как бы ни устала, не уходить с открытого места - поля боя, где со всех сторон - и грохот разрывающихся снарядов, и посвист пуль, и дым, и огонь...

Многие сотни ныне живущих бойцов дивизии вспоминают добрым ловом своих "сестренок", зачастую не зная даже их имен. А сколько спасительниц погибло или получило тяжелые ранения при выполнении своего воинского долга!

В отличие от других дивизий, входящих в состав Красной Армии, в нашей добровольческой основной костяк врачей в полковых санчастях и медсанбате составляли женщины. Выпускницы мединститута июня 1941 года Л. Катаева, Н. Степенцова, Т. Заровная с первых боев начали работать хирургами. Их непосредственными помощниками были А. Выборнова, Д. Уризченко, Л. Гагарина. Вместе с опытным врачом Поповой в хирургической палатке, где оперировали самых тяжелых раненых, работала А. Тинкельман. Опытные невропатологи - пожилая Беркович и Е. Базыльникова вместе с сестрой А. Хрусталевой - выхаживали раненых, находящихся в шоке, доводя их до состояния, когда можно было оперировать или эвакуировать, и послеоперационных раненых.

Е. Семенова в течение всей службы в медсанбате была донором и, отдав свою кровь, продолжала обслуживать раненых, практически без отдыха. Трудно подсчитать, сколько тысяч солдат вернули они в строй, оказав им своевременную помощь.

Женщины служили во всех частях и подразделениях дивизии и заслужили добрую память о себе. Высоким мастерством отличались девушки-связистки Н. Милютина, К. Куракина, А. Морозова, П. Костанашвили, Е. Моргунова, З. Куприна и многие другие. Они обеспечивали управление боем от батальона до полка и от полка до командования дивизии, работая в зоне артиллерийского огня. Осуществляли телефонную связь в открытых окопчиках или радиосвязь в землянках. Бывало, от прямого попадания мины или снаряда ранит, засыплет, а уйти не имеешь права, не думаешь, чтобы уйти, ведь ты и глаза и уши, которым доверяет командир, которому ты помогаешь управлять боем.

Среди письмоносцев полевой почты отличалась Н. Ермолина. С тяжелой сумкой, наполненной письмами, шла она и в снег, и в дождь, едва вытаскивая ноги из липкой грязи в распутицу, особенно торопясь вручить письмо перед боем. И как же тяжела была сумка, если в ней лежало хоть несколько писем, не врученных тем, кто навсегда остался на поле боя.

Девушки служили писарями и машинистками. Д. Сандалкиной было 50 лет, когда она - машинистка Министерства иностранных дел пришла в дивизию со своей машинкой. Она "писала" на машинке вслед за речью, как стенографистка, служа в политотделе дивизии, по ночам ходила в медсанбат помогать ухаживать за ранеными.

И днем, и ночью, при свете солнца и коптилки, выписывала партийные документы П. Жарова. Не было ни одного случая опоздания или возвращения неточно заполненных документов.

Тяжела работа пекаря в хлебопекарне. Она двигалась вслед за войсками, располагаясь поближе к ним, чтобы хлеб всегда был свежим. Среди помощников пекарей были девушки: Г. Антонова, А. Хвостова, М. Дергачева и многие другие. Приходилось самим пилить дрова, носить воду, перебрасывать казавшиеся бесконечными горячие буханки.

А сколько радости доставляли девчата, выступая в самодеятельных концертах. Никогда не забыть хирургическую сестру Т. Бенедиктову - мастера спорта до войны. Неутомимая танцовщица, она была непременной исполнительницей женских ролей в шутливых скетчах, при постановке отрывков из произведений А.П. Чехова.

Были женщины и на руководящей командной и политической работе. А. Жидкова - инструктор политотдела дивизии, А. Агеева - командир взвода разведчиков, многие врачи возглавляли фронтовые медицинские подразделения. Автор статьи, уходя на фронт рядовой медсестрой, завершила службу начальником дивизионного клуба. Т. Бурова - фельдшер полка стала замполитом дивизионного медсанбата. Таких примеров выдвижения женщин на командно-политические посты множество.

В тех незабываемых первых боях на СЗФ отличились сотни девушек. Их заслуги были достойно отмечены командованием. Первое награждение орденами и медалями в дивизии произошло в конце апреля и 5 мая 1942 года. В первых списках награжденных из 193 человек было 33 женщины. Орденом Ленина награждена санинструктор М. Сидорина. Орденом боевого Красного Знамени - санинструкторы Н. Клемм, Т. Мамаева, лейтенант А. Агеева, старший политрук А. Жидкова. Орденом Красной Звезды 9 женщин - красноармейцев и санинструкторов: З. Аракелян, Н. Балакина, А. Берг, О. Итина, К. Иванова, Е. Киричанская, К. Кравченко, А. Кудряшова, В. Сафонова; медалью "За отвагу" - военврач 3-го ранга А. Патарай и 8 красноармейцев: А. Зуйкова, Л. Колесникова, Т. Котенова, Л. Маслихина, В. Михайленко, З. Петропавлова, М. Смирнова, М. Тариброва; медалью "За боевые заслуги" связистка Н. Милютина и 9 красноармейцев: Г.И. Гинзбург, В. Аверочкина, В. Дмитриевская, М. Ерзереева, Д. Клименко, К. Комиссарова, М. Медведева, Л. Фетисова, М. Чуркина. 6 января 1943 г., когда дивизии вручали Гвардейское знамя, с пламенной речью выступили санинструктор В. Злодеева, награжденная ранее орденом боевого Красного Знамени.

И впоследствии все женщины, отличившиеся в боях, были награждены орденами и медалями. В сентябре 1942 года высокое звание Героя Советского Союза присвоено двум девушкам-снайперам Н. Ковшовой и М. Поливановой.

Солдаты с уважением относились к своим боевым подругам, видя, как стойко они переносят фронтовые трудности и достойно выполняют все порученные самые опасные задания. В дивизии берегли девушек, старались заботиться о них.

Вернувшись после войны, женщины активно включились в мирный созидательный труд. Многие из них награждены за доблестный труд орденами Трудового Красного Знамени, "Знак почета", Отечественной войны 1-й и 2-й степеней. Н. Калинина - лауреат Ленинской премии, Л. Страхова лауреат премии Совета Министров СССР. Среди женщин-ветеранов 13 - заслуженных деятелей разных отраслей науки, техники и культуры РСФСР и Латвии. Это врачи, учителя, юрист; почетный геодезист, полярник, почетный гражданин Маревского района Новгородской области. В научной и педагогической деятельности 4 профессора, доктора наук и 16 кандидатов наук.

Многие воспитали детей и внуков, принимают посильное участие в пропаганде и защите мира, в патриотическом воспитании подрастающего поколения.

В заключение хотелось рассказать несколько подробнее еще об одной широко известной в дивизии женщине - Наталье Владимировне Клемм. Она вступила в дивизию вместе с большой группой студентов Московского института механизации и электрификации сельского хозяйства. Обучившись санитарному делу еще в мирное время на курсах сандружинниц, на фронте была санинструктором стрелковой роты 371-го полка. В первых же боях вынесла с поля боя много раненых бойцов и, будучи сама раненой, оказала помощь подорвавшемуся на мине бойцу. В числе первых награжденных была удостоена ордена Красного Знамени. После выписки из госпиталя вновь вернулась в дивизию и работала ездовым - перевозила раненых с передовой в медсанбат, санинструктором хозвзвода, писарем.

После демобилизации в 1944 г. вновь начала учебу в институте, по окончании которого работала инженером во Всесоюзном институте механизации сельского хозяйства (ВИСХОМ), училась в аспирантуре. Защитив диссертацию на степень кандидата сельскохозяйственных наук, стала научным сотрудником, начальником лаборатории и закончила свою трудовую деятельность ученым секретарем института.

Учитывая ее опыт секретарской работы, ветераны дивизии избрали Н.В. Клемм секретарем Президиума Совета ветеранов. В этой должности она работала 9 лет и за активное участие в военно-патриотическом воспитании молодежи была награждена знаком "Наставник молодежи".

Л. Зубарев Женщины - Герои Советского Союза

15 октября 1941 г. я, студент третьего курса Московского автодорожного института, зайдя в институт по возвращении с трудового фронта, узнал волнующую меня новость - в нашем Коминтерновском райкоме комсомола идет запись добровольцев в рабочий батальон. Штаб его находился на Трубной площади в Доме крестьянина, куда мы и пошли прямо из райкома. Вместе со мной добровольно вступили в рабочий батальон и мои ближайшие друзья и товарищи, студенты-комсомольцы: Гена Сыров, Борис Теппер, Женя Морозов, Петя Богатырев, Женя Бирзак, Игорь Драбкин и многие другие. Там мы все и определились пулеметчиками.

16 октября наш рабочий батальон с Трубной площади двинулся в Щукино, на отведенный нам участок обороны Москвы. Всю дорогу, не умолкая, мы пели одну за другой любимые молодежные песни: "Эскадрилья", "Если завтра война", "Марш веселых ребят", "Песня о Родине", "Последний денек" и многие другие. А певуны ребята были на славу. Вместе с ними пели, шутили, балагурили, пересмешничали и девчата. Идти было легко и весело.

На привале среди этого всеобщего веселья я вдруг приметил маленькую сероглазую девушку. Как и все девчата, она была одета в черный мужской ватный костюм - штаны и курточку, перепоясанную по талии солдатским ремнем. Сидела она на носилках вместе с другими девушками из санвзвода. Было в ней что-то неуловимое, что отличало и выделяло ее среди всех девушек - шумных, веселых, озорных. Какое-то спокойное, серьезное и в то же время очаровательно-девическое достоинство. Лицо у нее было хорошее, слегка смуглое, приятного овала, с красиво и тонко очерченными черными бровями и темными густыми ресницами, оттенявшими ее лучистые серые глаза. Из-под солдатской шапки-ушанки выбивались пушистые, как у ребенка, светло-русые волосы. Она сидела, крепко обняв руками согнутые в коленях маленькие ноги, в легких девичьих туфельках. Эти совсем мирные маленькие туфельки так странно не вязались с неуклюжим, мешковатым мужским ватным костюмом, который был ей явно не по росту. Слишком длинные рукава были подвернуты белой, еще совершенно чистой подкладкой наверх. Пальцы на руках были тонкие, нежные. Перчаток на руках не было, и ей наверняка было холодно. Детская ясная улыбка, лишь на мгновение возникавшая на строго сжатых губах, как-то особенно красила это милое задумчивое девичье лицо. Это была Наташа Ковшова.

Рядом с ней, доверчиво прислонившись головой к плечу, сидела другая девушка, застенчиво улыбавшаяся. Это была Машенька Поливанова. Вскоре мы узнали, что обе девушки были не сандружинницами, а снайперами. Это еще более усиливало чувство уважения, которое вызывали у нас эти две маленькие мужественные девушки-комсомолки.

На комсомольском собрании пулеметной роты Наташу, Бориса Теппера и меня избрали в бюро. Возобновилась комсомольская работа Н. Ковшовой, но теперь в молодежной роте пулеметчиков. До вступления в батальон она была секретарем комсомольского комитета треста "Оргавиапром" и членом пленума Коминтерновского райкома ВЛКСМ.

Вскоре мы получили боевое оружие, и началась наша ежедневная усиленная военная подготовка. Ведь воевать по-настоящему мы в то время не умели и надо было учиться быть солдатами. А Наташа и Маша еще перед поступлением в часть успешно окончили школу снайперов. Эго сказалось в первые же дни наших занятий на стрельбищах. Обе они отлично стреляли из боевых винтовок. Быстрее всех юношей и мужчин научились метко стрелять и из ручных пулеметов.

Отношение к девушкам-снайперам у некоторых бойцов и командиров было вначале несколько покровительственным, смотрели на них как бы свысока, не принимая всерьез как снайперов. Неизменные успехи Наташи и Маши на стрельбище положили конец такому отношению к ним воинов мужчин. Неизменно заслуживая самых высоких оценок, обе они к тому же ничуть этим не чванились. Наоборот, они никогда не были довольны своими вчерашними успехами, а неуспехи других товарищей в стрельбе их огорчали, а не радовали.

20 октября 1941 года мы торжественно принимали воинскую присягу. Потрясенные и взволнованные до глубины души, мы повторяли ее священные слова. Наташа Ковшова и Маша Поливанова писали в красноармейской газете: "Этот день останется самым дорогим и памятным в нашей жизни. Мы, советские девушки-снайперы, вместе с бойцами батальона приняли присягу. Преодолевая все на своем пути, пойдем мы, москвичи, в бой с фашистскими разбойниками. Мы не только отгоним врага от столицы, мы сметем с лица земли коричневых гадов, осмелившихся переступить наши священные границы".

- В дни присяги мы с Машей поклялись никогда не расставаться и не уходить с фронта до смерти или до победы! И так это будет! - говорила Наташа. - Не возьмут нас с этой частью на фронт, все равно уйдем с другой.

Во время переезда на Северо-Западный фронт на одной из станций наш эшелон попал под вражескую бомбежку, но, несмотря на нашу необстрелянность, мы успешно отбили воздушных пиратов.

Ночью приехали на станцию Черный Дор. Выгрузились в темноте. Нам указали маршрут. Предстояло сделать марш в 100 километров по разъезженной фронтовой дороге. По обочинам стали попадаться отставшие, выбившиеся из сил бойцы идущих впереди стрелковых рот. Мы шли замыкающими, таща свои пулеметы. Мороз был крепчайший, а мы - насквозь мокрые от пота. И тут - привал! Упадешь в снег, как в мягкое кресло, совершенно без сил, наслаждаешься отдыхом. Однако вскоре начинаешь застывать - промерзает мокрое белье.

Пулеметчики начали "сдавать"... Первым вышел из строя наш 45-летний командир отделения дядя Вася - Васильев Василий Иванович. Поскользнувшись, он упал и напоролся боком на саперную лопатку. Пришлось отправить его в обоз. Совершенно выдохся Коля Монахов. Его тащили под руки, и сами выдыхались еще больше. К нашему счастью нас догнал на машине командир полка Довнар.

Последний день марша был очень тяжелый. Мы шли по местам недавних боев, по разбитым, сожженным деревням - две-три целых избы и ... окоченевшие трупы.

В Мамоновщине встретили полковой штабной автобус, в котором были Наташа и Маша. От них узнали, что на лесной дороге была обстреляна из засады машина командира полка.

Вышли мы на указанный рубеж, заняли оборону. Ночевать расположились в засыпанном глубоким снегом лесу. Построили шалаши. Разожгли в них небольшие костерки, тщательно их замаскировав. Мороз был лютый! Без огня люди просто застыли бы насмерть на своих рубежах. В темноте оборудовали площадку для пулемета. Стояли возле него поочередно по часу. Отстоишь, бежишь греться в шалаш. Пристроишься к костру - спереди греет, а сзади морозит до костей. Уснешь у костра, ничего не чувствуешь от мертвецкой усталости. Прожгли за ночь кто шинель, кто валенки. Прожгли свои шинели и Маша с Наташей.

После большого тяжелого перехода томила жажда. Растапливали в котелках снег, пили эту тепловатую водицу с жадностью. Наутро подошла полковая кухня. Дали нам горячей каши, раздали сухари. Только мы принялись за еду, прибегает Женя Бирзак: "Первый батальон в опасности! Истекает кровью! А вы тут сухари жрете! Живо - на помощь!"

Батальон срочно пошел на выручку. Наш пулеметный расчет был придан 6-й роте. С ней мы вступили в бой за Новую Руссу. Ползем с пулеметами по снегу, по целине, по открытому месту. Зеленые струи трассирующих пуль так и секут над нами. Уже и кровь на снегу, и раненые. Бой разгорелся жаркий. Команда: "Пулеметчики, вперед!"...

... Вечером собрались и начали товарищей считать. Наша студенческая пулеметная рота понесла большие потери: десять убитых и тридцать пять раненых. Половина роты!.. Был тяжело ранен командир нашей роты Хачатрян. Командование принял политрук роты, тоже раненый, товарищ Петрухин, но и он вскоре был убит.

Весь день 23 февраля мы отбивались от воздушных налетов: по 15-18 самолетов за раз. Все пулеметы перевели на зенитные установки и отгоняли фашистских стервятников. В тот же день похоронили мы своих первых погибших товарищей. Женю Бирзака похоронили в братской могиле в Новой Руссе. Не думал я тогда, что через 40 лет буду стоять у этой могилы на площади в Новой Руссе - один из немногих уцелевших пулеметчиков, отдавая дань памяти погибшим друзьям.

26 февраля снова начался жесткий воздушный налет на Новую Руссу. С утра мы с Женей Морозовым были у пулемета, отражали налеты. После дежурства у пулемета пошли отдохнуть в избу. Я сидел на скамейке спиной к окну. Вдруг услышал душераздирающий скрежет летящей бомбы. Затем тишина... и я потерял сознание. Очнулся на полу, спиной к печи, лицом к окну. Вбежала санитарка Маша, крикнула испуганно: "Раненые есть?" Я хотел подняться с пола и не мог. Режущая боль в боку пронзила меня. Потом смотрю - в валенке у меня возле пятки дыра, и оттуда струей хлещет кровь. Маша бросилась ко мне, хотела перевязать. Тут вбежал в избу какой-то боец, белый как бумага, глаза вылезли из орбит, и кричит не своим голосом: "Что вы здесь копаетесь? Ведь бомба-то не взорвалась!!! Во, какой хвост торчит из земли в подполье!"

А бомба и верно не разорвалась. Меня ранило осколком стабилизатора! Вытащили нас раненых на улицу, на снег. Рядом снова разорвалась бомба, нас засыпало комьями земли, щепками. Под бомбежкой положили нас на подводы и повезли прочь из села.

Привезли нас в Ольшинку, в медсанбат. Там обнаружилось, что у меня перебито сухожилие (ахиллово) на левой ноге, отбиты почки, тяжело контужена вся левая половина тела. С тяжкой горечью в душе я понял, что выбыл из боевого строя. Выбыл надолго, может быть, навсегда. Эта мысль была непереносима. Тяжело было расставаться с любимыми, дорогими боевыми друзьями. А они все пришли провожать меня, братья мои – пулеметчики ... Провожали самым трогательным образом. Собрали и отдали мне все свои деньги. Набралось у нашей студенческой братвы целых ... 30 рублей. Дали мне "глыбу" сахара, банку консервов, сухарей. Борис Теппер, Сережа Пузанов и Женя Морозов - они шутили, ободряли меня, что я скоро поправлюсь и снова вернусь к ним... Дорогие мои дружки! И не знал я, что вижусь с ними в последний раз.

В медсанбате я увидел нашу медсестру Соню Найденову. Она сама еще не поправилась после воспаления легких, но уже самоотверженно ухаживала за ранеными. Софья - молодец! Энергичная, бодрая, в то же время необыкновенно душевная женщина. Она была очень внимательной, чуткой и ласковой, жалела людей, всячески стремилась облегчить их страдания.

Для меня это была очень тяжелая ночь ... Операционная была сделана в школе. Обтянули стены в классе простынями и работали при керосиновых лампочках, при полном затемнении. Дышать было нечем! А врачи работали день и ночь, без отдыха, не отходя от операционных столов. Раненые прибывали непрерывно - шли тяжелые бои.

7 марта меня разыскала и неожиданно навестила Наташа! Как я ей обрадовался. Как и все, я лежал на полу. Наташа принесла мне свое одеяло, купила у хозяйки подушку - что было роскошью. Подарила мне книгу "Бои в Финляндии". Села она рядышком со мной на полу и рассказала мне, что в бою под Великушей погибли все мои самые близкие друзья: Борис Теппер, Женя Морозов и Сережа Пузанов.

Наташа рассказала мне о тяжелом ранении командира полка майора Довнара, которого она вынесла под минометным огнем с поля боя. Командование поручило Наташе сопровождать раненого командира в Москву, в госпиталь. Она уезжала. Расстались мы грустными.

Мы простились, и Наташа уехала в Москву. Так мы виделись в последний раз. Меня эвакуировали в глубокий тыл. Наташа еще писала мне в госпиталь, звала обратно в родной полк. Но в госпитале я пролежал еще несколько месяцев и вышел оттуда инвалидом на костылях.

Дальнейшую боевую жизнь Наташи и Маши я знаю уже из писем. Наташа была несколько раз ранена, каждый раз после выздоровления возвращалась в свой полк, принималась вновь с Машей за свою снайперскую работу.

Наташа в одном из писем писала: "... меня, замкомбата и комиссара ранило одной миной. Комиссара я отправила со связным, а сама осталась с замполитом в каменном доме. Тащить его я никак не могла, так как ранена была в обе руки и в обе ноги. Причем левая рука сразу повисла как плеть, и ни туда, ни сюда. Но правая действовала, а поэтому я ему немножко помогала на месте. Я никогда не забуду этих минут, проведенных с умирающим с глазу на глаз. Он умер очень скоро, даже вынести его не успели. Все время он кричал: "Наташа, Наташа, я умираю". Он помолчал минуту. Я стряхнула с его лица пыль и копоть.

«Ты передай всем, что я умер как настоящий москвич-большевик. Отомсти за нас, Наташа! Поцелуй меня!!!» Поцеловала я его, и он замолчал и больше не говорил ни слова до тех пор, пока не пришел адъютант комбата и не отправил меня не перевязку».

14 августа 1942 г. Н. Ковшова и М. Поливанова в неравном бою трагически погибли. Президиум Верховного Совета СССР 15 февраля 1943 года присвоил Наташе Ковшовой и Маше Поливановой посмертно звание Героев Советского Союза.

И теперь, спустя 50 лет, нельзя без содрогания идти по местам их последнего боя. Обвалившиеся окопы, ходы сообщений, огневые точки, воронки... Даже сейчас ясно представляешь себе, какие невероятно тяжкие испытания выпали на долю участников того смертельного боя.

Девушки как жили, работали и сражались вместе, так и погибли вместе и вместе перешли в бессмертие.

Однажды в Севастополе я увидел, как входил в порт траулер "Наталья Ковшова". "Здравствуй, Наташа!" - сказал я мысленно. Бороздит моря и океаны и траулер "Мария Поливанова".

Есть в Москве в Гагаринском районе две пересекающиеся улицы - улица Натальи Ковшовой и улица Марии Поливановой. На одном угловом доме две мемориальные доски: "Улица названа в честь Героя Советского Союза ..." И здесь девушки вместе, и здесь тысячи москвичей и приезжающих в столицу читают эти имена вместе, воздавая обеим дань благодарной памяти.

Приводим краткое описание боя, в котором погибли Наташа и Маша, по рассказу третьего уцелевшего снайпера их группы Новикова.

14 августа они, как то для них было обычно, отправились со снайперскими винтовками на передний край, но на этот раз со специальным заданием - уничтожить вражеских снайперов, доставлявших нашим подразделениям большие неприятности. Ставилась девушкам и особая задача - брать на мушку вражеских офицеров.

Был солнечный день. Передовая казалась спокойной. Изредка продолжалась перестрелка. Однако с обеих сторон огонь усилился, что мало смущало боевых подруг. Они ведь испытали все: налеты врага, бомбежки, огонь пулеметов, снайперские дуэли. Внезапно из лесу, крадучись возле высоты, на которой находились наши снайперы, начались перебежки фашистов, одетых в зеленые шинели. Снайперы видели, как фашисты сосредоточились в овраге. Их было до 70 человек. Они бросились по направлению к нашим боевым рубежам, стреляя из автоматов и бросая гранаты.

В ответ грохнули залпы наших бойцов, которых было в блиндажах намного меньше - не более 30 человек. Воспользовавшись своим преимуществом в численности, фашисты потеснили наших воинов и тут же окружили высоту, на которой находились снайперы. Загремели выстрелы, и Новиков скатился на траву, притворившись мертвым. Наташа и Маша имели с собой гранаты. Каждая из девушек бросила по одной гранате в сторону фашистов. Те стали осмотрительнее. Тогда фашист-офицер приказал: "Взять девок живьем!".

И фашисты стали переползать по склонам на высоту. Обе героини стреляли по ним из винтовок. Но стреляли и фашисты, подбираясь все ближе к гребню высоты. "Стреляйте по ногам!" - скомандовал солдатам фашистский офицер. Загремели выстрелы. Наташа была ранена дважды. Боль мешала ей продолжать бой. Маша теперь одна вела огонь по фашистам.

Видя, что гибель неизбежна, подруги расцеловались. Когда же фашист-офицер крикнул: "Сдавайтесь!", Наташа ответила: "Проклятущие! Мы - советские люди! Мы живыми не сдадимся!". Она послала пулю в офицера. Ее руки дрожали от боли. Фашист остался на ногах. Фашисты, переползая, стреляли. Была дважды ранена и Маша. В ноги. А офицер кричал: "Взять их живьем!".

И когда фашисты окружили наших героинь, грянули ужасающие взрывы гранат. Их бросили в фашистов Наташа и Маша. Девушки погибли и сами под огнем гранат.

Как вспоминает Нина Соловей, известная в дивизии снайпер и одна из лучших учениц Н. Ковшовой и М. Поливановой, эти выдающиеся героини были зачинателями и наставниками снайперского движения в полках нашего соединения. Они подготовили только в 528-м полку 26 метких истребителей гитлеровцев, обучив своих последователей законам баллистики, технике маскировки, выбора и оборудования удобных позиций и владению в совершенстве современным оружием.

Известными снайперами стали их ученики Зиба Ганиева, Борис Прасолов, Аркадий Ягодкин и многие другие. В январе 1943 г. к ним присоединился настоящий ас снайперского дела старшина Василий Гончаров. За несколько месяцев 1943 г. он истребил 307 гитлеровцев. А всего снайперами нашей дивизии, в большинстве учениками Н. Ковшовой и М. Поливановой, выведено из строя несколько тысяч солдат и офицеров противника.

Н. Соловей Сестры милосердия

Мой рассказ о женщинах и девушках, спасавших на фронтах жизнь воинам и заслуживших благородное глубоко народное звание сестер милосердия, о тех, кто умел в тяжелую минуту, рискуя собственной жизнью, облегчить страдание своим братьям и сестрам, опаленным дыханием жестокой войны, о тех, с кем мы, их сверстники и сверстницы, уходили морозным утром 15 октября 1941 г. в добровольческие батальоны для защиты Москвы. С некоторыми я была знакома и даже дружила в школьные годы, других узнала, работая на авиационном заводе в Филях, наконец, со многими бок о бок прошла по военным дорогам Северо-Запада и Прибалтики.

А ближе всех мне с давних пор стала Таня Бурова, которая в тревожные дни октября 1941 года была нашим негласным командиром и комиссаром, увлекшим за собой в коммунистический батальон Киевского района большую группу молодых работников завода.

15 октября 1941 г. более 300 коммунистов и комсомольцев завода строем уходили от дверей парткома на оборонительные рубежи. И помню, впереди шагали комсомолки Т. Бурова, Т. Мамаева, А. Калекина, Т. Степанова, Н. Рябчук.

По прибытии на Северо-Западный фронт сразу начались затяжные и исключительно тяжелые бои. Батальоны несли большие потери. В первые же дни боев отличились санинструкторы Таня Бурова, Катя Киричанская, Леля Бессонова, Валя Сафронова, Анна Ивановна Гладкова, уже воевавшая в гражданскую войну.

Они вынесли с поля боя и оказали помощь десяткам раненых. Но и среди них были потери. Ранило Анну Ивановну Гладкову, тяжело контузило Сашу Калекину.

После освобождения деревни Сидорово фашисты активизировали действия своей авиации. В один из налетов были ранены командир взвода Алферов и командир роты Дощинский. Только Таня перевязала Алферова, как увидела истекающего кровью Дощинского. Он был смертельно ранен в голову и грудь. Бурова старалась сделать все, чтобы спасти его. Замерзая на лютом морозе, она пыталась отогревать смертельно раненого своим дыханием.

У деревни Черная меня ранило в голову, и первую помощь мне оказала Катя Киричанская. Каждый день приходилось переживать гибель близких. Особенно тяжелой для Буровой была смерть Тани Мамаевой, ее ученицы по пионерской работе, подруги по курсам медсестер и батальону. Самоотверженная сандружинница получила в бою смертельное ранение в живот.

Среди первых награжденных орденом Красной Звезды за смелые и самоотверженные действия по спасению раненых была и санинструктор 664-го полка Т.А. Бурова.

В тяжелых боях под Сутоками Бурову направили в 4-ю, самую отдаленную роту проверить санитарное состояние бойцов. Ведь сражаться приходилось не только с фашистами, но и с грязью, насекомыми. Это была нелегкая задача, но наши медицинские работники самоотверженно боролись с этим врагом человечества. Благодаря им на фронте не было вспышек эпидемии тифа.

Закончив проверку в 4-й роте, Бурова заспешила на КП батальона доложить о результатах и в другую роту. Но тут раздался зычный голос комиссара Николая Морозова: "Воздух!".

Появились убитые и раненые. Перевязав вместе с Т. Кузнецовой больше десяти раненых, девушки-санинструкторы получили задание эвакуировать группу раненых в передовой отряд медсанбата, который был расположен в деревне Козлово. По пути им встретился командир и спросил: "Вы куда?". "В Козлово", - ответила Таня. "Да там уже немцы, они прорвали нашу оборону!"

Обстановка стала неясной. Командир роты Ася Рувимовна Беркович послала санинструктора Синицину к командиру полка полковнику Ефанову узнать, как дальше действовать. Вскоре Синицина вернулась и сказала: "Приказ вернуться на прежнее расположение санроты и занять круговую оборону, немцы наступают". Затем поступил приказ полковника отводить раненых к Ловати. В это время среди раненых и сопровождающих их медиков появился комсорг полка Петр Толстопятов. Он пришел на помощь.

Большая группа раненых углубилась в кустарник. Таня шла впереди, вдруг перед ней вырос фашист, и Татьяна выстрелила в него. Это была небольшая группа вражеских солдат. Петя Толстопятов, пользуясь темнотой, забросал их гранатами, санитары открыли огонь. С фашистскими разведчиками они разделались. Однако в суматохе боя потеряли ориентировку. Раненые невольно разделились на две группы. Часть выходила с П. Толстопятовым, другую группу вела Т.А. Бурова, с ней врач Татьяна Бигашева. Через некоторое время более 50 раненых были выведены к парому на реке Ловать и таким образом спасены. Отважно вели себя при этом комсорг Петя Толстопятов и врач Бигашева.

Шли тяжелые бои за опорные пункты Извоз, Березовец, Кукуй. Именно в этих боях мне удалось увидеть Таню Бурову в ее работе. Я шла с группой разведчиков. В деревне Березовец на мосту я ее увидела. Шапка сбилась на затылок, белокурые волосы нависли над глазами. Она не смогла поговорить со мной, только махнула мне рукой и опустилась над раненым. А я в это время подумала, как многим солдатам и офицерам спасла Таня жизнь. Захотелось ее обнять, сказать что-то теплое, душевное, но обстановка не позволила это сделать. Весной 1943 года Т. Бурову назначили заместителем командира санитарной роты медсанбата.

На одном из участков боев в районе "Рамушевского коридора" вечером в землянку к замполиту вбежал солдат и взволнованно сообщил: "На той стороне Ловати скопилось много раненых, а санитары не решаются переходить реку. Лед вздыбился, покрылся водой".

Таня сразу доложила командиру батальона майору Обельскому, и он приказал направить в указанное место волокуши, вместе с Таней они пошли к реке. Шли в темноте с фонариками, грязь стояла по колено. Трудно было что-то разглядеть, выбрать путь. Наконец подошли к месту перехода. Таня быстро выпалила майору:

- Я легкая, пойду первой по льду. - И настояла на своем. За ней в темноту двинулся Обельский. Осторожно, метр за метром, они преодолели опасную реку. В обратный путь первым шел комбат, неся на себе тяжелораненого. Таня вела тех, кто мог идти сам. Затем при помощи санитаров они вывели всех раненых.

В июле 1943 года Т.А. Бурова была назначена зам. командира медсанбата по политической части. Медсанбат - сложное медицинское подразделение, поставленное на военные колеса. Здесь решаются вопросы о человеческой жизни, и от отношения медиков зависит будущее человека, его здоровье. Медики работали тогда в полную силу. Каждый на своем участке. В сортировочной готовили раненых к операциям медсестра Анна Выборнова и санитарка Паша Баталова. В шоковой палатке за жизнь раненых самоотверженно боролась Рита Когликова. В хирургической всегда можно было видеть искуснейшего хирурга Христину Андреевну Попову, Елизавету Ивановну Камаеву, Нину Ивановну Степенцову. Порой они сутками не отходили от хирургического стола, а в критические моменты отдавали свою кровь для переливания раненым. Верными их помощниками были хирургические сестры Лида Гагарина и Дуся Голубева.

Нетранспортабельные раненые поступали в терапевтическое отделение. Там их заботливо осматривали майор медицинской службы Елизавета Петровна Базыльникова, опытный врач, участник финской войны.

Часть раненых направляли в эваковзвод, откуда их провожала в госпиталь медсестра Дуся Уризченко. Она говорила каждому раненому: "Поправляйся, родной, и возвращайся к нам". И солдат обещал вернуться. Многие писали письма в дивизию, а другие возвращались и очень радовались, что снова попали в родную фронтовую семью.

В боях за освобождение Риги Таню Бурову ранило, но она осталась в строю. За умелое политическое руководство, самоотверженные действия Т.А. Бурова была награждена орденом Отечественной войны II степени. Получили боевые награды и многие десятки других сестер милосердия Московской коммунистической дивизии.

Мне дважды довелось оказаться в нашем медсанбате и видеть его работу не со стороны, а изнутри. И мы, раненые, всегда поражались самоотверженному искусству медиков. Оперировать им приходилось в исключительно трудных условиях, нередко по ночам. Если не горели электролампочки над операционным столом, зажигали наполненные керосином гильзы от артиллерийских снарядов. Свет от них был тусклым и колеблющимся, и при таком освещении приходилось делать трудные операции, которых в сутки насчитывалось до пятидесяти. Оперировали в любых условиях, и в период затишья, и в момент передвижения войск, а зачастую бывало и под обстрелом.

Однажды во время артналета врач-хирург Христина Андреевна Попова проводила операцию, и вдруг совсем рядом с палаткой разорвался снаряд. Свет погас. Посыпалась земля, и самое страшное - раненый в самый напряженный момент операции от сильного толчка упал на пол. Мужественная Христина Андреевна не растерялась. Она наклонилась над раненым бойцом и ловким движением остановила артериальное кровотечение, затем бойца подняли, и операция была завершена благополучно.

У наших медиков было святое правило - никогда не теряться в самых экстремальных ситуациях и всегда стараться находить единственно верное решение.

На операционный стол к Х.А. Поповой попала медсестра Нина Шалаева, которая, вынося раненых с поля боя, была тяжело ранена. Ей оторвало руку. Положение было критическое. Все в крови, жизненно важная подключечная артерия перебита, но кровь, однако, не хлещет фонтаном, как должно было быть. При таком повреждении по всем медицинским законам раненой грозила неизбежная смерть. Но кровеносный сосуд пульсирует, и девушка дышит. Христина Андреевна, внимательно приглядевшись, увидела в разрезе артерии обыкновенную маленькую пуговку от гимнастерки, которая и задержала наступление смерти. Врач ловко извлекла пуговку из раны, и жизнь медсестры Шалаевой была спасена.

Запомнилась всем нам, пациентам медсанбата, и хирург Елизавета Ивановна Камаева-Красавцева. Как всегда, она в передовом отряде хирургов. Очень смелая, собранная, волевая. Елизавета Ивановна умела в любой обстановке быстро принимать решение и в самых сложных условиях оперировать.

Однажды она проявила удивительную находчивость. Это было в августе 1944 года в боях за освобождение Латвии. Медсанбат не успел развернуться, как налетели фашистские самолеты и учинили страшный обстрел. Появились раненые. Среди них был и редактор дивизионной газеты "Вперед на Запад" Аркадий Полетаев.

Медсестры Клава Комиссарова, Мария Чуркина и находившаяся здесь зам. командира медсанбата Татьяна Александровна Бурова поставили операционный стол под открытым небом у дерева. Врач Елизавета Ивановна должна была приступить к операциям. Однако ее белый халат выглядел мишенью, и тогда, чтобы скрыть от вражеских самолетов демаскирующий халат хирурга, она приказала девушкам-медсестрам развернуть над ней шинели и сделать из них навес, под которым Елизавета Ивановна приступила к операции. Только к вечеру закончился обстрел, и можно было развертывать медсанбат. Полетаев к тому времени, успешно прооперированный, был отправлен в госпиталь.

Очень тяжелыми были для дивизии августовские-сентябрьские бои 1942 года. В них при выносе раненых погибла сандружинница Анна Зуйкова, была тяжело ранена санинструктор Екатерина Никитина.

В эти дни от реки Робья до санроты 161-го полка была прорыта широкая траншея, по которой скрытно проносили раненых. А раненые были очень тяжелые. Для того, чтобы быстрее оказать им помощь, медсанбат дивизии выдвигает передовой отряд в деревню Козлово.

Очень умело и смело действовал сортировочный взвод, который возглавила врач Ида Абрамовна Мишне. С ней работали санинструкторы, ее боевые помощники, Анна Выборнова и Зина Леонтьева, а также санитар А. Макаров. Они обрабатывали раненых, сортировали и отправляли их в операционную, где в это время работали опытные хирурги Александра Степановна Попова и Елизавета Ивановна Камаева. Им помогали хирургические медсестры - всегда не унывающая Лида Гагарина (ныне Сидоренко), двоюродная сестра первого космонавта Юрия Гагарина.

А в эваковзводе действовала неутомимая, небольшого роста Дуся Уризченко. Она отправляла в госпиталь в медсанбат раненых на попутных машинах, так как свои были разбиты.

Передовой отряд без конца обстреливался минами и артиллерийскими снарядами. Надолго запомнится день 27 августа 1942 года. С утра налетели фашистские самолеты и до темноты непрерывно бомбили. В результате разбита хирургическая. Все запылало. Не успели спасти даже мединструмент. Сортировка размещалась в старом амбаре. Он тоже загорелся. Зина, Аня, Ида Мишне стали вытаскивать раненых из горящего амбара. Слышались возгласы: "Меня не забудь, сестричка!", "Меня, меня вытащи!".

Девушки валились с ног от усталости, но продолжали тяжелую и необходимую работу. Дуся Уризченко на попутном транспорте отправляла раненых в Дегтяри - основной медсанбат.

Когда раненые были эвакуированы, усталые Выборнова, Леонтьева укрылись в землянке, при входе в которую был большой валун. Он-то и спас им жизнь, так как возобновился сильный обстрел. Один из снарядов попал в землянку, но его удар был смягчен этим валуном. И все же Аня Выборнова вследствие обстрела потеряла сознание, слух, а когда пришла в себя, не почувствовала своих ног. Ей помогала двигаться Зина Леонтьева. Анна Выборнова попала в госпиталь. Ее эвакуировали при помощи соседней артиллерийской части. Все остальные пошли пешком в Дегтяри, в основной медсанбат. На второй день фашисты захватили Козлово.

В медсанбате отдельные раненые находились неделями, и все с теплотой и уважением вспоминают врача-терапевта Елизавету Петровну Базыльникову. Она была выдержанной в любой обстановке. Могла найти слово, которое ободрит, вселит веру в выздоровление тяжелораненого. Ведь многие были нетранспортабельными. А их надо выхаживать, делать перевязки, лечить. Были больные малярией, желтухой, воспалением легких, которых, правда, быстро эвакуировали в госпиталь.

Во время тяжелых августовских боев 1942 года Елизавета Петровна узнала о гибели ее мужа - комиссара стрелкового батальона, но это страшное известие не сразило ее. Она продолжала свою трудную работу. Помощниками у нее были замечательные высококвалифицированные медсестры Аня Хрусталева и Зина Колабина. Госпитальный взвод - так называли их, когда им передавали выхаживать после операции тяжелораненых.

А при хирургическом взводе работала совсем юная девушка Лида Когликова. Ей часто как хирургической сестре поручалось выводить из шока раненых для операции. Она своим дыханием, грелками, инъекциями приводила их в сознание. У них появлялись признаки жизни. Давалось это не просто. Забирало много душевных и физических сил. Бывали моменты, когда в медсанбате не хватало донорской крови. Это случалось по разным причинам: вражеские обстрелы, наплыв раненых, отсутствие доноров. И тогда врачи, сестры медсанбата сами становились донорами. Особенно активным донором была сандружинница Лена Семенова. Она 40 раз отдавала свою кровь раненым бойцам. Непосредственно в ротах спецчастей, да и в стрелковых подразделениях на самом переднем крае постоянно действовали санинструкторы, санитары. Они были первыми, кто оказывал помощь раненому.

Хочется рассказать о санинструкторе дивизионной разведроты Ирине Ивановне Магадзе - ныне Митиной. Она была комсоргом роты. Она умела прийти на помощь, и когда разведчик был ранен, и когда ему требовалось душевное внимание. Как-то под Сутоками она везла раненого в голову разведчика. Путь был очень трудным, тряским, по лежакам, проложенным саперами. Чтобы облегчить страдание раненого, Ира держала его голову руками на всем пути, который продолжался около трех часов.

Г. А. Юровская О НАНЕ ПУЩЕРОВСКОЙ

Я знала ее с 13 лет и крепко дружила с ней. 10 лет мы сидели за одной партой в школе, вместе пошли в институт, вместе в армию на фронт. И сейчас очень отчетливо встает перед глазами ее кратковременная жизнь.

Училась Нана в 110-й школе г. Москвы. Училась она прекрасно. Особенно любила литературу, много и упорно ею занималась, всегда до мелочей была придирчива к своим ответам, к сочинениям. Запомнился мне ее последний доклад на тему: "Маяковский о поэтах и писателях". Она очень любила Маяковского.

Ее разносторонняя натура искала чего-нибудь нового, ей хотелось сделать что-либо необычное. Помню, как в 8м классе ей пришла в голову мысль поехать в Бородино, хотелось увидеть поле великого сражения, посмотреть на бородинские памятники. Она подговорила группу ребят и отправилась в Бородино.

В 1939 г. мы окончили школу. В этом же году поступили в Московский геологоразведочный институт им. С. Орджоникидзе. Кто из студентов института не помнит Нану! Училась она и здесь отлично. С отличной учебой совмещала и большую общественную работу. В 1940 году осуществилась ее заветная мечта - Нана стала членом ВЛКСМ. Помню, с какой гордостью и радостью показывала она мне свой членский билет. Комитет ВЛКСМ поручил ей организацию культурно-массовой работы.

Началась война. Она застала нас в Крыму на геологической практике. Нана одна из первых заявила о своем желании пойти добровольно на фронт. Но там, в Бахчисарае, ей, да и всем нам предложили ехать в Москву. Как только Нана приехала в Москву, ее во главе девушек нашего института комитет ВЛКСМ послал на выполнение специального задания правительства по строительству оборонительных рубежей. Нана была назначена командиром роты геологов. А рота геологов под ее руководством вышла на первое место среди всех рот и получила высокую оценку командования. За хорошую работу и организацию Нана была награждена правительством медалью "За трудовую доблесть".

После возвращения с трудового фронта, 16 октября 1941 года Нана вместе со многими студентами-геологами ушла добровольно в коммунистический батальон Красной Пресни. При формировании частей и подразделений многие девушки как сверхштатные были отчислены. Нану тоже отчислили под предлогом, что у нее не было официального удостоверения об окончании курсов медсестер. Но она не смирилась с такой несправедливостью и искала различные пути вернуться к своим ребятам-геологам 6-й роты. Однажды ей повезло. В конце декабря около института встретила секретаря партбюро И. Я. Пантелеева и, вцепившись в рукав его шинели, властно произнесла: "Веди меня в батальон!". В этом было что-то похожее на восклицание чапаевской Анки: "Учи, дьявол, пулемету!". Парторгу ничего не оставалось, как представить Нанку начальнику политотдела дивизии К.А. Бирюкову (в те дни И. Я. Пантелеев служил в подиве) и замолвить за нее слово. Нана Пущеровская была назначена старшиной сандружины пулеметной роты 664 сп.

Помню, как готовилась к отправке на фронт. Она была очень требовательна к себе, всегда старалась узнать больше, ей все казалось, что она совсем не готова к своим обязанностям. "Я не умею выносить раненых", - говорила она и с новой энергией принималась тренироваться в ползании по-пластунски. Бойцы (наши геологи) часто в шутку упрекали ее: "Панка, мы еще и на фронте не были, а ты уже упражняешься на нас, как на раненых".

И вот наш первый бой. Многих раненых вынесла в ту ночь с поля боя, многим спасла жизнь сандружинница пулеметной роты Нана Пущеровская. Заменив погибшего пулеметчика, стреляла до окончания боя, поддерживая наступление бойцов.

Мы встретились с Наной после боя в освобожденной нами деревне Сидорово. Она была занята уже новым делом - организацией дома для раненых, их питанием и эвакуацией в медсанбат. А вечером снова в бой. Мужественная, смелая, отважная, она пользовалась заслуженной любовью бойцов. И они говорили: "Мы спокойны, когда Нана с нами. Она всегда поможет нам". Помню ее перед боем 28 февраля. Она была очень опечалена. 27 февраля погибло много наших замечательных товарищей: Володя Бокатов, Володя Бекбулатов, Игорь Манько, Юра Черемных. Их смерть все мы тяжело переживали и, собравшись вместе, дали слово жестоко отомстить за них. Нанка, уходя в бой, сказала мне: "Знаешь, Галка, я хочу вступить в партию. Вернусь из боя и напишу заявление".

В этот день наша рота шла первой в наступление на крупный укрепленный пункт. Немцы молчали, бойцы ползли по глубокому снегу и готовились к атаке. Противник открыл по нас такой ураганный огонь, что нельзя было пошевельнуться, всех прижал к земле.

- Я лежала на снегу и смотрела вперед, - рассказывала потом Нанка. Вдруг справа от меня крикнул кто-то: "Санитар, Нанка! Раненый". Я инстинктивно подняла голову, встала на одно колено, и вот в это время, мне кажется, я увидела пулю. Я вскрикнула и упала. Ко мне подполз Озеров – наш студент.

- Нана, ты ранена? - спросил он... - Я сжалась в комок. Боль в животе была такой жгучей и невыносимой, что я уже решила, что все кончено. Очнулась я в санпункте, около меня был Озеров.

- Ты жива, Нана? - спросил он. - Прощай. - Он поцеловал меня в лоб, закрылся рукавом и пошел в бой.

Нана достала маленькую фотографию Озерова. Мы долго смотрели на полное молодое спокойное лицо Озерова.

- Он убит, - как-то про себя, тихо сказала она. Ее глаза были полны слез и грусти.

Весть о ранении Наны мгновенно разнеслась по роте. Неизвестно, кто тогда первый крикнул: "За Нанку!" - вся рота дружно поднялась в атаку. Стремительным броском бойцы сломили сопротивление фашистов, и укрепленный пункт врага был взят.

... В Москве Нана быстро поправилась. Вместе с притоком сил у нее все чаще появлялась мысль снова пойти на фронт. На советы, что ей надо хотя бы временно оставить мысль о фронте, она недовольно отвечала: "Сейчас война и надо думать только о войне".

Она окончательно решила снова идти на фронт и добилась зачисления во фронтовой госпиталь. Но по дороге на Сталинградский фронт тяжело заболела сыпным тифом, незажившая фронтовая рана вновь напомнила о себе, и умерла за два дня до получения известия о награждении ее орденом Красной звезды.

В. Злобин Она спасла мне жизнь

В тревожные октябрьские дни 1941 года, после возвращения со строительства оборонительных сооружений на далеких подступах к Москве, я, студент четвертого курса исторического факультета Московского университета, по призыву парткома МГУ добровольно, как и многие студенты, вступил в ряды 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии. Я попал в третий взвод третьей роты третьего батальона стрелкового полка. Студентов в дивизии было немало. Были студенты Московского геологоразведочного института имени Серго Орджоникидзе.

В ноябре, когда мы расположились в деревне Химки и занимались военной подготовкой, к нашему взводу была прикреплена санинструктором или медсестрой Тоня Чистякова. Эта девушка с крупными чертами лица, шатенка, с большими глазами произвела на наших ребят большое впечатление своей живостью и в то же время благородной сдержанностью и подчеркнутой ответственностью. Здесь же она и предупредила нас о необходимости овладеть неотложной первичной помощью себе и об обязанности слушаться на поле боя санинструктора. Когда принимали присягу, Тоня Чистякова поклялась быть верной своему воинскому долгу.

В первое сражение наш батальон вступил вечером 23 февраля 1942 года. Мы, конечно, не знали, что такое война и в эту ночь получили боевое крещение, первые потери друзей, с которыми так сжились. Бои продолжались непрерывно, мы ходили в наступление каждую ночь, некоторые деревни были освобождены, но немало было и неудачных вылазок.

Вскоре меня взяли связным к комбату. Во время вечерней атаки 8 марта 1942 года наступавшие наши части залегли под губительным огнем противника. Впереди деревни был сооружен снежный завал, в котором было нечто вроде бойниц, через которые фашисты накрывали огнем наших бойцов. Они залегли, закопавшись в снег, который был довольно глубоким.

Вот тогда-то комбат и послал меня на поле для передачи приказа продолжать наступление. Но при выполнении этого задания я был ранен, как оказалось, разрывной пулей в бедро. Вдруг надо мной склонилось знакомое лицо Тони Чистяковой. Я и сейчас не могу понять, откуда она появилась. Тоня энергично заставила меня отползти к опушке леса, перевязала ногу и... завалила на волокушу (или салазки), запряженную кавалькадой собак, на которой меня и отправили в медпункт. Рана была рваная, забитая кусками телогрейки. Лечился я почти три месяца. После этого был еще дважды ранен. Но первый бой и первая девушка, спасшая меня на поле боя, врезались в память навсегда. Настолько врезались, что не могу не привести одного памятного случая.

В начале 60-х годов, переходя через площадь Киевского вокзала, я обратил внимание на женщину, стоявшую на площади. Она показалась мне очень похожей на Тоню. Она кого-то ожидала. Пройдя дважды недалеко от нее, я все больше убеждался, что это Тоня, и решился подойти к ней. На мои вопросы - не встречались ли мы на фронте - она не стала отвечать и отвернулась. Но когда я сказал, где мы могли встречаться, и назвал ее по имени, тогда уже она доверительно повернулась ко мне. Да, я не ошибся и через 20 лет! Вскоре к ней подошел муж, тоже геолог-разведчик, которого она и поджидала. И мы вместе вспомнили те памятные годы.

Тоня закончила институт и работала в геологоразведочных партиях, затем ушла на пенсию. Мне хотелось как можно искреннее выразить свою бесконечную благодарность и признательность Тоне за спасение моей жизни и за героизм, спасший не одного раненого на поле боя.

Сейчас Тони нет. И еще одна ниточка, которая связывала меня с однополчанами, порвалась. Но не исчезнет память о них, не исчезнет память и о Тоне Чистяковой.

А. Беднякова Памяти боевых подруг

Все время меня не покидает чувство вины и ответственности перед погибшими подругами Надей Князевой и Галей Балякиной. Я была рядом с ними в последний момент их жизни. Нади и Гали нет, а я живу, и чувство скорби и ответственности перед их памятью всегда со мной.

Мы встретились 15 октября 1941 года в школе №222, где формировался второй батальон первого полка нашей дивизии. Нас было человек 30 девушек-комсомолок Тимирязевского района, добровольно вступивших в коммунистический батальон для обороны Москвы. Много было студенток: Надя, Галя, Зина Моисеева из Мосрыбвтуза, Наташа Клемм и я из Московского института инженеров сельскохозяйственного производства, Вера Злодеева из Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Не хватает слов передать атмосферу решимости отдать все силы, чтобы отстоять от врага Москву, и вместе с тем оптимизма, веселого остроумия, истинной дружбы и взаимной чуткости, которые были в коллективе нашего медсанвзвода. Вскоре нам назначили командира - Дору Васильевну Бабаян.

Особенно тепло, с чувством материнской нежности относилась ко мне Надя. Мы и ели с ней из одного солдатского котелка. Удобно это было в обед: за один подход к походной кухне мы брали на двоих в один котелок первое, в другой - второе.

Когда наша дивизия была еще под Москвой, что-то мы с Надей поссорились. Подходило время обеда. Я терзалась: заговорить с Надей или пойти к кухне одной. Из-за глупого самолюбия не смогла, решила остаться без обеда. Вдруг вижу идет ко мне Надя с двумя котелками и улыбается большими васильковыми глазами, с нежностью матери говорит: "Саша, давай обедать!". До сих пор без слез не могу вспоминать об этом. Какая она была умная, добрая, милая. До войны она училась в институте и работала ночной няней в одном из детских садов. Отец ее троих подопечных детей, начальник боепитания нашего батальона А.Д. Демидов знал ее и поэтому очень тепло откосился к нам обоим. В минуты досуга развлекал нас, искусно подражая голосам различных домашних животных.

При формировании батальона всех девочек санвзвода распределили по подразделениям. Девочки, у которых были дипломы медсестер, стали санинструкторами, а остальные - сандружинницами. Надя как медсестра была назначена санинструктором при штабе батальона, как правая рука Доры Васильевны Бабаян. Меня они оставили при себе как сандружинницу. Галю назначили санинструктором пятой роты; сандружинницами при ней были Шура Рудакова и Анна Кудряшова. Зина Моисеева и еще ряд девочек ушли от нас в подразделение связи полка. Очевидно, за самый высокий рост девочки избрали меня комсоргом санвзвода. Галя, всегда румяная, с сияющими голубыми глазами, подошла ко мне однажды очень грустная и дала почитать полученное письмо. Писал ей парень, с которым она дружила. В письме было много слов о большой любви к ней и просьба поберечь себя, уйти из батальона и вернуться на учебу. Галя пришла ко мне не за советом, а просто поделиться. Она сама знала, что отказаться от принятого решения - отдать все на защиту Москвы и Родины - не сможет.

На Северо-Западном фронте мы с Надей почти не расставались.

23 февраля 1942 года - день взятия нашим полком деревни Павлово и день гибели Нади и Гали. Не помню, как мы с Галей оказались в здании школы. Перевязывали раненых, выносили и укладывали на конные повозки. Когда вместе перевязывали одного тяжелораненого, Галя вдруг тихо, без слов, остановила мою руку с бинтом и глазами указала на лицо раненого. Он умирал. Мы обе не шевелились, молчали. И когда жизнь окончательно покинула бойца, Галя провела ладонями по его лицу, закрыла глаза.

Затем над деревней появились фашистские самолеты; они летали долго, кругами, обстреливали наши позиции из пулеметов. Кто-то сообщил, что ранили командира нашего батальона майора Сорокина.

С самолета в дом сбросили бомбу. Надя и большинство раненых погибли. Галя в этот момент входила в дом и тоже погибла. Очнулась я через сутки, в санчасти третьего полка. Было сотрясение мозга, контузия, осколочное ранение в лицо, болели ноги. После перевязки меня с забинтованным лицом уложили в повозку, чтобы эвакуировать дальше. И я услышала над собой знакомый голос А.Д. Демидова: "Саша, это ты?" Из последних сил спросила, что с Надей. Он не хотел расстраивать меня и спокойно сказал, что Надя жива, пожелал, чтобы скорее поправлялась.

Не могу не сказать с глубокой благодарностью несколько слов о медицинских работниках, с которыми мне пришлось встретиться после ранения. Как чутко, тактично, скрывая свои чувства из-за моего изуродованного лица, они относились ко мне, старались не давать зеркало во время перевязок, эвакуировали в первую очередь, говорили, чтоб я постаралась попасть в Москву к профессору А.Э. Рауэру, который делает пластические операции на лице.

После выздоровления, весной 1942 года, я вернулась в институт и сдавала экзамены за 5 курс. В один летний день меня разыскал бывший студент нашего института, лейтенант Алиев и в упор спросил, была ли я в армии с Надей Князевой и что я о ней знаю. Я не могла сразу ничего сказать. Молча повела его в Тимирязевский парк и, сев на первую скамейку, рассказала ему о гибели Нади. Глухие рыдания этого юноши-лейтенанта до сих пор отдаются сильной болью в моей душе. И хочется сказать: "Милая Надя, ты была достойна такой большой любви".

Зина Моисеева после войны окончила рыбный институт, работала инженером рыбной промышленности в Мурманске. И сейчас живет там, на пенсии, воспитывает внука. Мы переписываемся с нею и часто с большой скорбью вспоминаем Надю и Галю.

Наверно, эту книгу воспоминаний будут читать и молодые люди. Для них хочется сказать еще следующее: лучшие годы своей жизни - молодость - мы провели на фронте и в тылу с полной отдачей душевных сил делу победы над врагом, защите социалистического строя, завоеванного старшим поколением. Но мы не были аскетами, и все человеческое нам не было чуждо.

Годы юности мы помним больше всего, и понятно, что мы сравниваем прежних себя с современной молодежью. И у нас нет разочарований. Мы уверены, что, если появится опять опасность для Родины, наша молодежь будет не хуже нас, прежних.

Но не сердитесь на нас, молодые люди, когда, видя ваше чрезмерно ответственное поведение, мы сердимся на вас. Поймите, что в это время мы вспоминаем дорогих нам чудесных людей, которые отдали свои молодые жизни за нас с вами.

Т. Пронина МИНОМЕТЧИЦЫ

В памятную осень 1941 года, когда немецко-фашистские войска подошли к Москве, я, Лиза Валяева (по мужу Давыдова), Лида Божевская (Спицина), Клава Никитина (Солидова, умерла в 1981 г.) и другие девушки завода "Каучук" пришли в райком партии Фрунзенского района с просьбой направить нас на фронт, на защиту Москвы. Мы считали себя полезными для фронта как медсестры, недавно окончившие курсы. Учились несколько месяцев, работали в санитарной дружине на нашем заводе, вечерами дежурили в госпиталях. Товарищ, с которым мы разговаривали в райкоме партии, сказал: "Армии сейчас нужны поди", записал наши фамилии в блокнот и дал адрес, где формировался рабочий коммунистический батальон - в Хилковом переулке, в школе №587 (ныне школа №32).

Сначала нас зачислили пулеметчицами, а позднее, перед отправкой дивизии на Северо-Западный фронт, переобучили на минометчиц. Пока находились в школе, мы учились военному делу. Тактические занятия проходили днем и ночью, в холод приучали нас к трудностям, вырабатывали выносливость.

Ноябрь-декабрь - мы на обороне Москвы.

После разгрома гитлеровцев под Москвой, в конце января 1942 года составе всей нашей дивизии мы были переброшены на Северо-Западный фронт. У нас в роте минометчиков был расчет из одних девушек, командиром расчета была Лиза Валяева-Давыдова, мужественная, отважная девушка.

...В жестоких боях члены расчета, в том числе и я, были тяжело ранены. Лиза осталась одна. Но вести огонь по огневым точкам противника нельзя прекращать. С командного пункта ей поступали приказания не прекращать огонь. И Лиза с удвоенной злобой на фашистов посылала смертоносные гостинцы. Трудно ей было одной - да, трудно, но боевые задания она выполнила.

Мы умели не только стрелять из винтовки, пулемета, но и могли оказать первую помощь раненым товарищам. В штабе 3-го полка заболела машинистка, и по приказу начальника штаба временно отозвали с передовой из нашего расчета Лиду Божевскую (она на заводе работала машинисткой). Лиде очень не хотелось идти в штаб, но приказание нужно выполнять. Готовилось наступление на деревню Лунёво, все начальство штаба полка ушло на передовую. Лида не выдержала, быстро оделась и тут же следом за командиром полка пришла в окоп у переднего края деревни. В это время ее заметил командир полка Пшеничный и сказал: "Не место вам здесь". - "А я не могла остаться, - сказала Лида, - когда все здесь". В это время из лощинки донесся тревожный голос: "Сестру сюда! Скорей..." "Ну вот, - крикнула Лида, - наши навыки и знания, полученные на курсах медсестер, пригодились и тут". И, шагнув из окопа, поползла перевязывать раненого бойца.

Лида в том бою была тяжело ранена. После госпиталя она долгое время находилась на инвалидности.

В нашем расчете была москвичка Полина Круглова. До войны она работала на фабрике "Красная Роза". Это была смелая, решительная девушка, готовилась на фронте вступить в ряды ВКП(б), но мечта ее не осуществилась. При наступлении на деревню Бутылкино она погибла смертью храбрых.

Ранения, болезни разлучили меня с моими боевыми подругами, но каждый из нас не терял надежды на встречу. Прошло после войны много лет, и вдруг в 1967 году я получила письмо. На конверте стоял обратный незнакомый адрес. Кто мне прислал? Не начиная его читать, я посмотрела на подпись в письме и увидела знакомое мне имя: "Лиза, Лиза! Сколько лет!" И снова я вспомнила грозные дни, когда мы вместе ушли сражаться за родную Москву. После письма мы созвонились и назначили дату встречи у Лизы дома. 27 марта 1967 года я поехала на встречу со своим командиром расчета. Приехав на место встречи, я увидела, что ко мне шла пополневшая женщина. Но не узнать ее я не могла. Это была она, мой боевой товарищ, командир, мой верный друг. Волнуясь, мы бросились друг к другу и на глазах у прохожих, обнявшись, стояли и плакали.

До позднего вечера мы сидели у Лизы дома и вспоминали своих боевых друзей.

Л. Высоковская (Морозова) О друзьях-товарищах

На Северо-Западном фронте я командовала санвзводом в полковой санроте. Мы воспитывали своих сестер, сандружинниц по принципу: все за одного, один за всех! Быть максимально чуткими, душевными, мужественными и требовательными к себе. Когда санчасть полка вошла в деревню Ольшанка, мы увидели, что на окраине горит дом, услышали стоны и крики людей. И вот здесь чудеса храбрости и героизма проявила санинструктор Оля Миронова. Она помогла спасти из горящего дома 72 раненых, оказать им помощь и отправить на волокушах в санчасть. Но при этом Оля получила тяжелые ожоги и отдала свою молодую жизнь за спасение раненых.

... Однажды наши два полка попали в полуокружение. Старший врач 528-го полка В.В. Автономов не хотел идти в медсанбат, мы уговорили его, и наша санрота без него справилась с приемом раненых, оказывала им первую помощь и на волокушах отправляла в медсанбат. Мы замаскировали землянки и палатки, где находились тяжелораненые, которые не имели возможности передвигаться. Отход наших войск прикрывал отряд снайперов.

Вдруг наступила тишина, мы ждем транспорт, а его все нет и нет. Тишину нарушил налет юнкерсов. Бомбежка. Наши повозочные получили ранения, были ранены и многие медики из санрот. Положение было тяжелым. Наступила ночь. Мы ждем приказов или помощи. Ведь у нас раненые люди! И вот на рассвете, в 4 часа утра, разведчик Леша Базыкин принес приказ командира полка о передислокации санроты полка в район Громково. Это в 8 километрах от деревни Сутоки, где на окраине леса находилась наша часть. Маршрут был указан через деревню Козлово, где было легче преодолеть водный рубеж Сутокской Робьи, там был мост. Но, не дойдя и 200 метров до деревни Козлово, мы увидели, что мост уже охраняется фашистами. Нам пришлось изменить маршрут и пойти в сторону деревни Маклаково. При помощи ветфельдшера Черноштана и медсестры Нины Соколовой переправили через водный рубеж без лодок и моста на другой берег 48 раненых. После лечения все 48 раненых снова встали в строй.

И. Дудченко БАТАЛЬОНЫ ШТУРМУЮТ ВРАЖЕСКИЕ БАСТИОНЫ

В полосе наступления дивизии немцы создали серию насыщенных огневыми средствами узлов сопротивления, представлявших своеобразные бастионы долговременной обороны. Располагались они на выгодных по рельефу и обзору местности участках, на крутых склонах долины речки Сутокская Робья, метко окрещенной солдатами "Долиной смерти": происходившие здесь бои были поистине смертоносными. Существовавшая некогда в этой долине деревня Сутоки была разрушена немцами еще в период их летнего наступления в 1941 году.

Стрелковый полк, которым я тогда командовал, прибыл на исходные позиции для наступления 9 августа 1942 года. Нам предстояло, преодолевая под огнем простреливаемое с разных пунктов открытое предполье, прорвать передний край обороны противника, овладеть его передовыми траншеями и удержать их до получения нового приказа. Нашей дивизии предстояло выполнить часть общефронтовой оперативной задачи - прорвать совместно с наступавшей с севера 11-й армией многослойную систему оборонительных сооружений противника, плотно закрыть "Рамушевский коридор" и обречь вновь окруженную таким путем вражескую группировку на капитуляцию, а в случае отказа капитулировать - уничтожить ее.

Гитлеровцы, остервенело противодействуя всякой попытке сузить "Рамушевский коридор", встретили плотным огнем цепи бойцов нашего полка, перешедшего в наступление 10 августа 1942 года. Они бросили все имевшиеся у них силы и средства для удержания занимаемых позиций.

На всех участках наступления полка развернулись невиданные по упорству, ожесточенности и кровопролитию схватки. За атакой наших подразделений одна за другой следовали контратаки противника. Воды Сутокской Робьи окрасились кровью противоборствующих сторон.

Уже в первые минуты наступления мы в полной мере познали, что перед нами вооруженный до зубов, озлобленный и кровожадный противник, одетый в броню из стали и бетона, извергающий из своего прикрытия смертоносный огонь.

Как нам позже стало известно, ключевые позиции врага здесь обороняли привилегированные отряды добровольцев: за каждый месяц службы в "Демянском котле" они получали месячный отпуск и престижные подарки. Для обороны всего "Рамушевского коридора" и позиций внутри и вне "Демянского котла" гитлеровцы сосредоточили до 15 отборных дивизий. А что из себя представлял "Рамушевский коридор", думаю не лишним будет привести образное описание его в стихах признанного поэта Северо-Западного фронта Михаила Матусовского:

Здесь из всех щелей и нор

Автоматы бьют в упор.

Сам не знаю, кем он назван:

"Рамушевский коридор".

Ни тропинок, ни дорог.

Мир, взведенный, как курок.

Здесь пристрелян каждый камень,

Каждый куст и бугорок.

Здесь наш быт похож на бред.

Здесь с ума нас сводит свет

От прибитых прямо к небу

Ослепительных ракет.

Смерть в тебя вперяет взор

Сквозь оптический прибор.

Сколько нам он стоил жизней,

"Рамушевский коридор".

То ползи, то сразу в бег,

То спеши зарыться в снег.

Только здесь понять сумеешь

Все, что может человек.

Кто покуда не убит,

На снегу вповалку спит.

И земля дрожит от взрывов,

Будто впрямь ее знобит...

Так и помню я с тех пор

Обгорелый черный бор

И четырежды проклятый

"Рамушевский коридор".

Ранним утром 10 августа перед самым началом атаки на мою голову свалилось непредвиденное и по драматизму внезапно сложившейся боевой обстановки, и по непревзойденному героизму однополчан, нашедших в себе физические и моральные силы преодолеть возникшие трудности выполнения приказа. Совершив накануне двухдневный изнурительный переход в лесисто-болотистой местности, почти по бездорожью, из-под Малого и Большого Врагово в район Сутоки-Коровитчино, мы спешно начали готовиться к наступлению совместно с неудачно воевавшей здесь накануне стрелковой дивизией. Но каково же было наше удивление и огорчение, когда, выдвигаясь на исходные позиции для наступления, мы не обнаружили рядом части этой дивизии. Они вместе с командованием, не предупредив нас, покинули свои позиции и ушли в тыл, оголив соседний участок фронта. Я немедленно доложил об этом чрезвычайном положении комдиву своей дивизии полковнику Анисимову, но тем не менее получил от него строгий приказ "не рассуждать" и вести полк в наступление без поддержки соседа и даже без артиллерийской подготовки, снаряды для которой, якобы, были израсходованы накануне неудачно наступавшим и ушедшим в тыл соединением.

Сложившаяся обстановка была прямо-таки критической.

Первым делом я приказал командиру полковой батареи 76-мм пушек Борису Перлину вывести ее на передовую и организовать стрельбу прямой наводкой по обнаруживаемым в ходе огневого боя вражеским дзотам и траншейным пулеметным гнездам (на помощь дивизионной артиллерии рассчитывать не приходилось).

Корректируя огонь пушек прямо с их позиции, нам удалось несколько ослабить огневое сопротивление противника. Но оно все же оставалось сильнее нашего огня, несмотря на пришедшие к нам на помощь полковые минометы.

В эти три дня непрерывного боя бойцы и командиры полка проявили невиданное мужество и самоотверженность. Особо отличились умением вести бой в сложных условиях комбат капитан М.М. Бондарев, парторг полка майор Бутырин, командир батареи капитан Б. Перлин, комиссар батареи капитан Л.Д. Горшков, командир роты связи старший лейтенант Горосков, командир взвода старший лейтенант А. Мазуриков, начальник артиллерии полка майор Анфилов, командир взвода старший лейтенант А.Д. Логунов.

Преодолев все трудности, полк выполнил поставленную перед нами задачу. Немедленно доложив комдиву обстановку в полосе наступления, я получил от него приказ закрепиться на отвоеванном рубеже (а это всего в 200 метрах от исходных позиций) и перейти к жесткой обороне. По напряженности боя жесткая оборона мало чем отличалась от наступления. Приходилось ежедневно по несколько раз отбивать контратаки противника, пытавшегося вернуть утраченные позиции. Обстановка продолжала оставаться крайне напряженной, и я решил не покидать пока захваченную траншею, организуя отражение вражеских контратак.

664-му полку дивизии, наступавшему одновременно с нами слева по крайне заболоченной и покрытой кустарником местности, не удалось прорвать передний край обороны немцев и, оказавшись вскоре в окружении, пришлось в очень трудных условиях вести длительные оборонительные бои. Действуя умело и хладнокровно, заняв круговую оборону, полк уничтожил более 800 солдат и офицеров противника, подбил 16 танков и, выйдя из окружения, закрепился на указанном ему рубеже, на котором успешно отражал яростные атаки врага до 19 января 1943 года. В этих изнурительных боях полк понес тяжелые потери. Погиб его прославленный командир подполковник П.М. Пшеничный, награжденный несколькими боевыми орденами, в том числе орденом Ленина.

528-й полк некоторое время находился во втором эшелоне, но сложившаяся в полосе наступления дивизии критическая обстановка побудила комдива ввести его в бой с 14 августа в направлении образовавшейся на правом фланге бреши между нашим полком и безуспешно ранее наступавшей и перешедшей к обороне 7-й Гвардейской дивизией.

Мне сообщили, что на наш командный пункт, находившийся в разрушенной деревне Сутоки, для согласования совместных действий прибыл командир 528-го полка майор С.А. Тарасюк. Но наша встреча, к сожалению, не состоялась. Майор Тарасюк был убит немецким снайпером. Так, не вступив в бой под Сутоками, трагически погиб один из наших боевых товарищей.

Произошла заминка в организации совместных действий двух полков, чем незамедлительно воспользовались немцы. Они прорвались в еще не заполненную брешь, куда уже была направлена небольшая передовая группа наших автоматчиков и среди них прославленные снайперы дивизии Н. Ковшова и М. Поливанова. Завязался неравный бой, в котором они геройски погибли, нанеся противнику ощутимые потери.

Первый и второй батальоны 528-го полка приступили к выполнению боевой задачи по прорыву на своих участках переднего края обороны противника. Командир 2-го батальона старший лейтенант Н. Еремин лично возглавил штурмовую группу, которая, преодолев отчаянное сопротивление врага, овладела его позициями на высоком сильно укрепленном берегу реки Сутокская Робья.

В течение двух дней штурмовая группа отбивала яростные контратаки гитлеровцев, неся при этом большие потери.

Во второй половине августа дивизия, ослабленная потерями в наступательных боях, перешла по приказу командования к активной обороне. Оборонительные бои продолжались до конца сентября, проводились они в жесточайших условиях массированных ударов вражеской авиации и в исключительно неблагоприятной окружающей природной обстановке. Нередко над боевыми порядками дивизии одновременно появлялось до 140 самолетов противника, бомбежки шли с утра до позднего вечера (воздушного прикрытия тогда у дивизии не было).

На земле нас, кроме отражения вражеских атак, донимали плотные осенние дожди, превратившие почвенный слой в безвылазную глинистую жижу. Ввиду близости к поверхности подпочвенных вод, постоянно пополняемых дождями, нельзя было отрывать окопы нормальной глубины, и передвигаться по мелким окопам бойцам приходилось полусогнутыми, утопая в вязкой грязи. Однако, несмотря на все эти сложности и невзгоды, полки дивизии геройски отражали комбинированные атаки гитлеровцев и, несомненно, удержали бы занимаемые позиции, не позволив врагу добиться поставленной им цели расширить на этом участке "Рамушевский коридор". Но вновь случилось непредвиденное ЧП.

С большим трудом с помощью и под прикрытием танкового резерва командующего армией генерала Романовского нам удалось в конце дня покинуть угрожаемый участок и выйти в район так называемых "Пинаевых горок". Вынужденно оставленные нами позиции легко захватили немцы, удвоив на этом участке ширину коридора.

С выходом к Пинаевым горкам закончился этап боевых действий дивизии под Сутоками, где, по данным штаба, воинами нашей дивизии в общей сложности выведено из строя до 7000 гитлеровских солдат и офицеров.

Полки дивизии закрепились на рубеже Маклаково - Козлово, где и вели оборонительные бои до 19 января 1943 года. В дни боев на этом рубеже мы получили радостное известие о преобразовании нашей дивизии и полков в Гвардейские. Новый, 1943 год мы встретили в тяжелых наступательных боях по прорыву еще одной укрепленной полосы обороны противника. Преодолев относительно слабое сопротивление немцев (они, по более поздним сведениям, готовились или уже начали вывод своих войск из "Демянского котла"), дивизия за шесть дней наступления освободила несколько населенных пунктов Новгородской области и к началу февраля вплотную приблизилась к исходным позициям предстоящего общефронтового наступления - району Извоз - Стречно - Кукуй - Березовец, где и приняла активное участие в завершающих боях по ликвидации вражеского Демянского плацдарма.

Оценивая в ретроспективе результаты боевых действий дивизии, в том числе и моего 371-го полка, под Сутоками в августе-декабре 1942 года, нельзя не признать, что их отдельные успехи имели частное и, скорее, символическое значение, не сопоставимое с понесенными людскими и материальными потерями. Нам, как и нашим партнерам, атаковавшим "Рамушевский коридор" с севера, не удалось выполнить главную фронтовую задачу - плотно закрыть его и обречь на неминуемый разгром Демянскую группировку противника. Горше всего, что на отдельных участках гитлеровцам удалось несколько расширить коридор - этот единственный путь спасения своей полуокруженной 16-й армии. Бросая в контратаки, а временами и в наступление отборные резервы при мощной поддержке бомбардировочной авиации, им удавалось на ряде участков боевых действий создавать численное и огневое превосходство, принуждая части нашей дивизии иногда вести оборонительные бои в условиях временного окружения или полуокружения и отходить на новые, заранее подготовленные рубежи. Такая неблагоприятная в целом обстановка, в которой нашим частям приходилось отстаивать каждую пядь отвоеванной у врага освобожденной советской земли, не оставалась без внимания командования фронтом. Повышенное беспокойство его за дальнейшую судьбу дивизии реализовывалось в виде частой смены ее руководства. За пять месяцев, с августа 1942 года по январь 1943 года, сменилось три командира дивизии. С приходом третьего командира дивизии генерал-майора М.Н. Клешнина была решена наконец задача ликвидации "Рамушевского коридора" и всей Демянской группировки противника.

М. Романовский НАД НАМИ РЕЕТ ГВАРДЕЙСКОЕ ЗНАМЯ

В сентябре 1942 года я получил приказ принять 3-ю Московскую - 130-ю стрелковую дивизию у комдива Анисимова, назначенного замкомандующего Армией. Об этой дивизии я был наслышан и раньше. В грозные дни октября 1941 года по призыву Московского комитета партии тысячи коммунистов и комсомольцев пошли добровольцами в рабочие батальоны для защиты Москвы. Эти батальоны и образовали 3-ю Московскую коммунистическую стрелковую дивизию. В дивизию были направлены кадровые офицеры, которые наряду с командирами, выделенными из состава добровольцев, обеспечили формирование частей и подразделений, занявших оборону в Подмосковье.

В первых же боях дивизия завоевала славу стойкого соединения, покрывшего славой свои боевые знамена на Северо-Западном фронте, куда она после разгрома немцев под Москвой была переброшена уже в качестве 130-й стрелковой дивизии.

В боях под Молвотицами и Новой Руссой, ломая сопротивление врага, дивизия, направляемая на самые трудные участки фронта, освободила от немецко-фашистских захватчиков большое количество населенных пунктов, проявляя завидные мужество и стойкость в активной обороне, во многом способствовала выполнению задачи, поставленной Ставкой (по сковыванию немецко-фашистских частей, срыву замыслов фашистского командования о переброске их под Ленинград и Сталинград).

В боях на Северо-Западном фронте дивизия понесла существенные потери и пополнялась маршевыми ротами. Однако боевой дух бойцов этого соединения всегда был на высоте, пополнение воспитывалось на традициях москвичей-добровольцев, и дивизия прочно удерживала боевое первенство фронта.

За мужество и беззаветную храбрость в боях, достигнутые боевые успехи в наступлении и обороне приказом Народного Комиссара Обороны СССР от 8 декабря 1942 года дивизия была преобразована в гвардейскую.

Мне выпала великая честь принять Гвардейское Знамя. На торжества по поводу этого события приехала делегация Москвы - депутаты Верховного Совета СССР, секретари МГК ВКП(б). Они посетили подразделения, находившиеся в обороне, рассказали об успехах москвичей, кующих в тылу победу на фронте, наказывали еще крепче бить врага, до полного его изгнания с нашей Родины, вручали подарки, присланные москвичами.

4 января 1943 года находившиеся в обороне подразделения делегировали своих представителей на торжественное построение по случаю вручения дивизии Гвардейского Красного Знамени.

... Крепкий мороз, немного вьюжит. Ровными рядами выстроились гвардейцы. На трибуне, в центре развернутого каре - посланцы родной Москвы, представители командования фронта.

Представитель командования, член Военного Совета Армии генерал Колесников, держа в руках древко алого Гвардейского Знамени, горячо приветствовал личный состав соединения, в упорных боях завоевавшего звание гвардейского. Напомнив о боевом пути, об истории соединения, призвал гвардейцев еще сильнее бить врага и с честью пронести это Знамя в предстоящих боях по освобождению нашей Родины от фашистских захватчиков.

Звучит Интернационал. Прокатывается мощное "Ура!". Все воины преклонили колена. Я подошел к Знамени и, держа его древко в руках, долго не мог унять волнения. Принимая Гвардейское Знамя, я за себя и весь личный состав дал клятву, что наша боевая дивизия никогда не посрамит гвардейской чести, никогда не отступит перед врагом. Это Знамя в День Победы будет пронесено под стенами Кремля. Стал на колено, поцеловал алый шелк. Комок подкатил к горлу...

Под звуки марша Знамя проносится перед строем гвардейцев. На митинге, посвященном вручению Гвардейского Знамени, выступающие представители подразделений говорили о высокой чести, которой удостоено наше соединение, и об обязанности, которую эта честь на нас налагает, призывали бойцов еще крепче бить врага. Особенно запомнились пламенные речи москвичей-добровольцев гвардии старшего лейтенанта Гайлюнского и гвардии санинструктора Злодеевой. Они призывали воспитывать бойцов на традициях москвичей-добровольцев и заверили командование, что гвардейцы 3-й Московской коммунистической - 53-й Гвардейской стрелковой дивизии никогда не запятнают святого знамени, никогда не уронят славы москвичей, а приумножат ее своими боевыми делами.

Депутат Верховного Совета СССР П.Н. Пичугина поздравила 3-ю Московскую коммунистическую дивизию с присвоением ей звания гвардейской и заверила, что Москва делает все, что нужно фронту, помнит о дивизии.

В день, когда нам вручали Гвардейское Знамя, подразделения вели активную оборону, разведку боем, отвоевали у фашистов населенный пункт Козлово, отразили контратаки немцев. Участники торжественного построения после произнесенной клятвы верности своему Гвардейскому Знамени сразу же после построения заняли свои места в боевых порядках подразделений. В этот и последующие дни наши подразделения, ведя бои местного значения, сковывая силы врага, нанесли ему большой урон в живой силе и технике.

Верные своему слову гвардейцы-москвичи с честью пронесли свое Гвардейское Знамя по фронтам Великой Отечественной войны - участвовали в разгроме Демянской группировки немцев, в снятии блокады с города Ленина, освобождали Советскую Прибалтику. На Знамени красуется орден Красного Знамени, орденами награждены полки дивизии, и Гвардейское Красное Знамя 3-й Московско-Тартуской - 53-й Гвардейской стрелковой дивизии, как и обещано, гордо пронесено под стенами Кремля, перед мавзолеем Ленина на параде Победы.

Проходят годы, но и они бессильны стереть в моих воспоминаниях те незабываемые дни, когда мне выпала честь сражаться в рядах героических посланцев Москвы, принимать Гвардейское Красное Знамя и отстаивать его честь.

Б. Перлин АРТИЛЛЕРИСТЫ В БОЕВЫХ ПОРЯДКАХ ПЕХОТЫ

Первый день войны - 22 июня 1941 года застал нас, курсантов 2-го Ленинградского Краснознаменного артиллерийского училища, на артполигоне в летних лагерях под г. Луга. В связи с началом войны мы досрочно закончили курс обучения и вскоре разъехались по воинским частям.

Наш 262-й отдельный артиллерийский дивизион, куда я был направлен командиром взвода управления 1-й батареи, занял оборону на ближних подступах к Москве по берегу канала Москва-Волга в районе деревни Щукино. Батарея приступила к инженерному оборудованию огневых позиций и к боевой учебе.

Первое боевое крещение артиллеристы получили 15 ноября 1941 года, когда мы прибыли на передовую для участия в разведке боем.

29 января 1942 года в 12 часов 05 минут с Савеловского вокзала отошел воинский эшелон с подразделениями 1-го стрелкового полка. В составе этого эшелона для выполнения новых боевых задач отправилась и наша артиллерийская батарея. Но прежде чем выехать, надо было погрузить материальную часть: орудия и передки, боеприпасы - снаряды, патроны, гранаты; личный состав; продовольствие и снаряжение; лошадей и фураж; приборы, средства связи, другое боевое имущество.

14 февраля мы прибыли на станцию Головастица и приступили к разгрузке эшелона. Нелегко было разгружать материальную часть и лошадей на этой маленькой станции, где не было высоких платформ. Но артиллеристы с этой задачей справились и в составе полка двинулись в район сосредоточения.

Осенью 1942 года полк вел бои в районе деревни Сутоки, где у врага оставался узкий коридор для выхода окруженной в районе Демянска 16-й немецкой армии. Стремясь вырваться из окружения, они сражались очень упорно. Бои шли за каждый метр местности. А местность там была очень сложная - леса и болота. Недаром пространство между рекой и лесом называли "Долиной смерти".

Оборудовать огневые позиции в этих условиях было очень трудно. Окопы рыть было нельзя, так как они сразу же заполнялись водой. Артиллеристы нашли выход. Они не стали закапывать орудия, а делали деревянные срубы, ограждающие орудия от снарядов и осколков. Подобные срубы строились и для боевых расчетов. Такое новшество позволило сохранить и людей, и материальную часть и в то же время вести точный огонь по врагу.

В начале 1943 года по приказу командования Северо-Западного фронта нашу дивизию перебросили под Старую Руссу на рубеж населенных пунктов Козлово, Извоз, Кукуй, Березовец, где противник создал сильно укрепленную полосу обороны с опорными пунктами и узлами сопротивления, с минными полями и проволочными заграждениями, со снежными валами и лесными завалами, с основательно организованной системой огня, дзотами, траншеями и ходами сообщения, с большим количеством орудий, минометов и пулеметов. Но к этому времени у нас уже появились навыки и опыт ведения боевых действий. Недаром нашей дивизии было присвоено звание Гвардейской.

Наступление началось с двухчасовой артиллерийской подготовки. А полковые 76- и 45-мм пушки, двигаясь вместе с пехотой, пробивали ей путь, стреляя по врагу прямой наводкой. Фашисты, ошеломленные внезапным огневым ударом и стремительным наступлением наших войск, отступили. Гвардейцы нашего полка заняли опорный пункт Кукуй и, отразив несколько контратак врага, накрепко держали его. В этих боях были показаны образцы храбрости и отваги, мастерства и геройства. Командир орудия С. Хромогин, разя фашистов из пушки прямой наводкой, уничтожил 2 противотанковых орудия и 8 пулеметных дзотов. Командир орудия А. 3авьялов разбил 2 пулеметных дзота и 1 орудие врага. Минометный расчет И. Мельникова уничтожил 2 пулеметные точки врага и до 15 гитлеровцев.

После этих боев мы перешли к обороне. Затем наша часть была переведена в резерв Северо-Западного фронта. В январе 1944 года нас направили на Ленинградский фронт, а затем на освобождение Псковской земли. Помню последний бой в составе нашего полка, когда я был ранен.

23 февраля 1944 года перед рассветом мы подняли на очередную высоту одно из орудий батареи, замаскировали его и подготовились к ведению огня. В этот момент немцы, находящиеся на противоположной высоте, видимо, заметили нас и выкатили из сарая свое орудие. В бинокль было видно, как они заряжают его и наводят в нашу сторону. "К бою! - скомандовал наш командир орудия. - Огонь!".

В этот момент раздались одновременно два выстрела – нашего орудия и орудия противника. Я успел заметить, что наш снаряд попал точно в цель, но и вражеский разорвался у нашего орудия. Несколько человек из нашего расчета были ранены. Один из осколков попал мне в шею. Я потерял сознание, и меня отправили на лошадях в санроту, а затем на машине в медсанбат и на самолете в госпиталь в Ленинград.

С. Васильев ОГНЕВАЯ МОЩЬ СОЕДИНЕНИЯ

Огневая мощь дивизии во время Великой Отечественной войны обеспечивалась штатным вооружением частей артиллерийскими орудиями, минометами, стрелковым оружием и боеприпасами к ним. Снабжением частей дивизии вооружением и поддержанием его в постоянно исправном состоянии занималась специальная служба, которая была подчинена непосредственно начальнику артиллерии дивизии. При подготовке всех операции он лично ставил задачу перед начальником артиллерийского снабжения: срок готовности артиллерийского вооружения, кому, куда, сколько и к какому времени подать боеприпасы.

Кроме обеспечения частей дивизии вооружением и боеприпасами, служба артиллерийского снабжения проводила большую работу по восстановлению подбитого в боях вооружения, поддерживая тем самым высокую укомплектованность подразделения. Для проведения этой работы в каждом полку имелась штатная артиллерийская ремонтная мастерская, а в дивизии была создана нештатная мастерская.

Службу артснабжения со дня формирования дивизии до середины 1942 года возглавлял майор Д.С. Минин, а затем до окончания войны автор этих строк. Помощниками были капитаны Очертянный, Волков, старшие лейтенанты Головатый, Богоявленский. Начальниками артснабжения полков были майор Салаухин, капитаны Миссиков, Васильев, Денисенко, Лейбман, Новиков.

Дивизионную ремонтную мастерскую возглавлял старшина М.А. Хлопов, в его подчинении находились мастера высокой квалификации сержанты Галюков, Волков, Ромашов, которые проявляли упорство и находчивость при выполнении сложных ремонтов вооружения.

Большой объем работ по обеспечению частей дивизии боеприпасами приходилось выполнять личному составу артиллерийского склада сержантам Писареву, Златареву, Мишину под командованием старшего техника Ишмуратова.

В ходе войны дивизия постоянно наращивала свою огневую мощь. В начале и до конца 1943 года она имела устаревшие образцы оружия! Винтовки образца 1891 года и 1891-1930 гг., пулеметы "Максим", противотанковые 45-мм пушки, 76-мм полковые пушки 1927 года, 76-мм дивизионные пушки 1939 года, 122-мм гаубицы 1909 года и 50-мм минометы.

С начала 1943 года началась замена устаревшего вооружения на новые образцы. В результате перевооружения в дивизии появились 57-мм противотанковые пушки ЗИС-2, 76-мм полковые пушки 1943 года, 76-мм дивизионные пушки ЗИС-3, 122-мм гаубицы 1938 года, 82-и 120-мм минометы, автоматы ППШ.

В каждом стрелковом батальоне уже имелись новые 82-мм минометы и 45-мм пушки; в стрелковом полку - 120-мм минометы и 76-мм пушки; в артиллерийском полку - 76-мм пушки и 122-мм гаубицы, в противотанковом дивизионе - 57-мм пушки ЗИС-2.

Весь личный состав службы артиллерийского снабжения дивизии и частей, постоянно сознавая и понимая, что от их оперативности в работе во многом зависит успех проводимых боевых операций и отдельных боев, с честью и до конца выполнил свой воинский долг.

М. Клешнин Главное направление

Дивизией московских добровольцев мне пришлось командовать всего около четырех месяцев.

Остановлюсь на событиях, предшествовавших моему прибытию в 53-ю дивизию. В то время я исполнял обязанности заместителя командующего 11-й армией Северо-Западного фронта.

В январе 1943 года перед одной из дивизий этой армии командование поставило задачу прорвать оборону противника. Наши полки прорвались, но на очень узком участке. И едва вклинились в расположение фашистских войск, как немцы отрезали и окружили наши прорвавшиеся части. Командир дивизии вскоре был ранен, начальник штаба тоже вышел из строя, и командование группой прорыва мне, как представителю армии, пришлось взять на себя.

Красноармейцы и командиры в окружении дрались храбро. Но силы были далеко не равны. Ряды наши таяли. Кончились боеприпасы. Наступил день, когда кончилось продовольствие ... Помогли нам вырваться танкисты ...

Генерал-лейтенант П.А. Курочкин, когда я ему доложил о прибытии, не скрыл удивления: "Как? А мы думали, что ты погиб. Ну, коли жив, срочно отправляйся к командующему фронтом Маршалу Советского Союза Тимошенко. Он интересовался тобой".

На командный пункт фронта прибыли около часу ночи. Командующий принял сразу. Отодвинув от себя карту, он минуту-другую всматривался в меня, а потом сокрушенно произнес: "Ну и исхудали же вы, батенька. А в дороге-то, наверное, перемерзли изрядно. Давайте-ка прежде всего чаем погреемся"...

В блиндаже маршала было тоже прохладно. Он сидел в бурке. Но от его простого человеческого сочувствия на сердце потеплело.

Ровно в шесть утра дежурный разбудил меня и пригласил к командующему. На этот раз Семен Константинович нашел нужным ознакомить меня с обстановкой на других участках Северо-Западного фронта. Потом расспросил о моей семье и в заключение разговора предложил принять командование дивизией московских добровольцев. При этом он дал ей отличную боевую характеристику.

Я и раньше знал об этой дивизии и ее первом командире Николае Павловиче Анисимове, человеке вдумчивом, хорошо разбирающемся в вопросах военного искусства. Это на его долю выпала нелегкая, но почетная задача: в короткий срок создать из добровольцев монолитное боевое соединение.

Приступить к командованию такой дивизией я согласился с радостью. Тут же получил предписание. Когда садился в машину, заметил большой сверток, лежавший на заднем сиденье.

"Это Маршал Советского Союза распорядился, чтоб вас одели потеплее, - сказал адъютант. - Тут полушубок, валенки, шапка"...

Может быть, это не такой уж значительный факт, но все же проявление простой, казалось бы, обыденной человечности тронуло меня. Ведь недаром говорят в народе: "Дружеское слово три зимы греет". Доброе слово и вовремя оказанная дружеская поддержка со стороны старших товарищей придают новые силы. Эту старую истину никогда не надо забывать всем нам, и особенно тем, у кого есть подчиненные.

Итак, с новым предписанием в тот же день явился я в штаб армии, получил от командующего армией необходимые указания и на следующий день, то есть 2 февраля, прибыл в штаб дивизии.

Соединение в тот момент с переднего края обороны форсированным маршем было переброшено в район Березовец - Извоз - Стречно. Здесь в предельно сжатые сроки нам и предстояло подготовиться к наступательным боям.

В день прибытия познакомился я со штабом, с командным составом. На утро следующего дня назначили строевой смотр дивизии. Впечатление сложилось очень хорошее. Чувствовались товарищеская спайка, знание бойцами и командирами друг друга, патриотизм и беспредельная любовь к своей части. И внешне каждый воин выглядел бодро, подтянуто. Во всем чувствовалась дисциплина.

Мы знали, что опорные пункты врага связаны между собой траншеями и ходами сообщения с тылом. Телефонная связь у них была доведена до каждого взвода. Их подразделения были усилены артиллерией и минометами. В тылу враг держал сильные резервы.

Да, мы представляли себе, какие трудности ожидают нас при наступлении. Но это не страшило воинов. Пусть немецкие фашисты имеют пока преимущество в технике. Но у них нет и никогда не будет преимущества в главном: в людях, в готовности советских воинов во что бы то ни стало одолеть врага, разгромить немецко-фашистских захватчиков.

Подготовка к наступлению потребовала от офицеров штаба дивизии, командиров полков большого напряжения сил, организованности и умения. И они справились с этой задачей. Штаб дивизии в то время возглавлял полковник Е.И. Зелик, в прошлом начальник пограничного отряда, человек спокойный, уравновешенный, пунктуальный. Делал он все без шума.

Хорошими организаторами были командиры полков Ефанов, Чернусских, командующий артиллерией Синотов, заместитель по тылу Нестеренко, начальник инженерной службы Котлов и другие. Кропотливую воспитательную работу в частях и подразделениях неустанно проводили политработники Анцелович, Тарасов, Ибрагимов, вожак комсомольцев дивизии Силохин, старый коммунист Фельдман. Они все время находились среди воинов, стараясь довести до каждого боевой приказ, разъяснить задачу.

А как не сказать доброго слова о комиссаре дивизии А.П.Лазареве! К полковнику Лазареву в трудную минуту шли за советом и рядовые, и командиры. Он покорял своей душевностью, подлинно человеческим тактом, умением понять с полуслова, разобраться в сложной ситуации. Его фронтовые друзья до сих пор советуются с ним по своим житейским делам ...

Но вот подготовка к наступлению закончилась. Дивизия пополнилась людьми и техникой. Подошли артиллерийские подразделения, предназначенные для поддержки наступления. И 15 февраля утром после короткого артиллерийского удара дивизия перешла в наступление. Оборону противника прорвали с ходу. Но опорными пунктами Стречно, Извоз овладели лишь на второй день. На линию Кукуй -Березовец вышли 17 февраля.

Бой был неимоверно тяжелым. Контратаки со стороны фашистов следовали одна за другой. Они непрерывно подтягивали людские резервы и технику и с ходу бросали в бой. Не буду описывать всего хода боев. Скажу одно: по оценке командования, дивизия свою задачу выполнила успешно, за что была награждена орденом Красного Знамени. Войска Северо-Западного фронта к концу февраля - началу марта Демянскую группировку противника ликвидировали полностью.

В результате тяжелых боев один из батальонов понес особенно чувствительные потери. Дело могло обернуться утратой захваченных позиций. Мой разговор с комбатом об этом по телефону слышал Анцелович. Он понял всю опасность положения и попросил разрешения направиться в этот батальон. Я колебался. Что он может изменить? Жаль терять каждого человека. А ведь передо мной был член партии с 1905 года. В ряды добровольцев он пришел с поста министра лесного хозяйства. Но Анцелович, видимо, понял мои мысли и тихо, но настойчиво сказал: "Я должен пойти обязательно ..."

Пришлось уступить просьбе старого коммуниста. Прибыв в батальон, он под огнем поговорил почти с каждым из бойцов, подбодрил, укрепил их веру в свои силы ... А потом по телефону он докладывал мне обстановку.

Наша молодежь была зримым примером живой связи легендарного поколения старых большевиков с героической советской молодежью.

Мы уверены, что современная молодежь не уступит в мужестве своим отцам и дедам, будет достойна славных боевых традиций нашей партии, нашего народа.

С. Саркисов ГВАРДЕЕЦ ФАДЕЕВ

Он был неприметным человеком среднего роста, с несколько кругловатым лицом, на котором всегда была легкая улыбка, вдумчивыми серыми глазами и спокойной походкой, свойственной настойчивым людям. Звали его Сергеем Ивановичем. Говорил он мало, несколько глуховатым голосом, имел привычку подтверждать сказанное легким взмахом несколько вытянутой вперед правой руки. Таким мы Сергея Ивановича и знали. Но то, что случилось с Сергеем Ивановичем во время боя, заслуживает внимания.

Это было 15 февраля 1943 года, когда наша дивизия вступила в бой с частями 16-й немецкой армии фон Буша в районе Извоз-Березовец-Кукуй...

Только-только начал брезжить рассвет. В зимней утренней мгле стали вырисовываться высокие ели и сосны, на ветвях которых лежал пушистый снег. На глубоком снегу видны вьющиеся между деревьями лыжни. Стоит напряженная тишина. Бойцы пятой роты, которой командует лейтенант Гайнуллин, залегли в снегу, готовые ринуться в наступление по условленному сигналу ракеты.

Заместитель командира роты по строевой части гвардии лейтенант Сергей Фадеев еще и еще раз проверил боевые порядки роты, подошел к пулеметчику Гришуткину, что-то сказал на ухо, вызвав у последнего довольную улыбку, и скрылся за густым ельником.

Ровно в 8.00 утра зимний воздух разорвало мощными орудийными залпами нашей артиллерии, обрушившей на врага шквал огня и металла. Местность наполнилась непрерывными гигантскими раскатами взрывов. Передний край противника, проходивший перед деревнями Извоз, Березовец, Ольгино, был окутан громадными, белесо-синеватыми клубами дыма и огненными разрывами снарядов "Катюш", походившими на огненные гейзеры, поднимающие вверх части строений, кустарники и целые деревья...

"Ну, ребята! Скоро, скоро двинемся на фрицев, будьте готовы", - громко, что есть силы прокричал Сергей Фадеев, охваченный предстоящей схваткой с противником. Потом побежал к пулеметчику Гришуткину и еще раз напомнил ему о том, чтобы пулемет работал безотказно, как полагается.

Тем временем артиллерийский огонь был перенесен с первой линии обороны фашистов в глубину, на вторую линию обороны на пять минут, а потом опять на первую линию обороны... Этот нехитрый прием давал возможность более эффективно разрушать передний край обороны противника и уничтожать его живую силу.

Бойцы напряжены до предела. Многие часто курят, пуская тонкий сизый дымок в морозный воздух, не из-за того, что холодно, а из желания поддержать волнующее напряжение неукротимой воли двинуться вперед на врага и разбить его, во имя победы, во имя Родины. Так думал каждый, в том числе командир роты лейтенант Гайнуллин, замкомроты лейтенант Фадеев, пулеметчик Гришуткин ...

Преодолев ползком и короткими перебежками по снегу расстояние от снегового вала нашей обороны до маленькой речушки, что перед деревней Извоз, бойцы залегли и приготовились рвануться в атаку, как только взовьется сигнальная ракета.

Вдруг канонада закончилась. Над наблюдательным пунктом полка взвилась ракета, засиявшая всеми цветами радуги на фоне свинцово-серого неба. Бойцы дружно ринулись вперед, форсировали речушку и навязали уцелевшим группам противника гранатный и штыковой бой ...

Воздух наполнился криками, стонами, руганью ...

Рядом с лейтенантом Фадеевым неудержимо дрался с немцами солдат Зырянов. В это время один здоровенный немецкий солдат подбегает к Зырянову, но не успевает выстрелить, так как Зырянов валит его ловким русским штыковым ударом, а автоматная очередь немца уносится ввысь.

Вот уже бруствер немецкой траншеи. Зырянов вытаскивает из-за пазухи красный флаг и водружает его на бруствере. Полощется красный шаг, священный символ нашей страны, зовет в бой ... Увидев красный шаг, бойцы наши стали драться еще яростнее, действуя гранатами, автоматами, штыками и прикладами.

Тем временем ловко действовал лейтенант Фадеев, не давая покоя своему автомату. Вдруг красный флаг с бруствера исчез. Бойцы на мгновение вздрогнули. "Что бы это значило?" - подумали многие, вскоре бойцы увидели Зырянова, который, пробежав несколько метров, водрузил красный флаг на большой землянке, отбитой у врага, бежавшего в северном направлении, оставив много убитых и раненых. Все это видел и Фадеев, который, потрясая своим автоматом, побежал ко второй землянке немцев, где увидел спрятавшегося в боковой траншее немца, стоявшего с поднятыми руками в темно-зеленом френче с обвязанной каким-то шерстяным платком головой, готовый уже к сдаче в плен.

"О, хэнде хох!" - сказал спокойно Сергей и, подойдя ближе, хотел прибрать немца, но последний растерянно развел руками и поворотом головы и взглядом показал вправо...

Повернувшись в ту сторону, куда показывал немец, Фадеев увидел уже шесть немецких солдат, также с поднятыми руками ...

"Ну, гады! - произнес Сергей, - сдаетесь, когда вас бьют и нет выхода!? Вот так-то лучше. Сбили с вас спесь!". Сергей вывел семь немцев и, проверив, нет ли у них оружия, передал двум автоматчикам, приказав срочно вести их в штаб полка.

Бой разгорался. Справа появились наши танки с автоматчиками и стали давить все, что попадалось на их пути. Быстро спрыгнув с танков, автоматчики совместно с пятой ротой ворвались в деревню Извоз.

Лейтенант Фадеев уже вел бойцов в деревню Березовец. Командир роты Гайнуллин был рядом. Вдруг слева за сухим кустарником показались два немецких солдата, фигуры которых четко выделялись на фоне снега. Сергей бросил в немцев гранату. Взрыв. Дым рассеялся... Сергей подбежал к месту взрыва. Убитый оказался офицером, а солдат раненым, лежит, стонет ... Подбежали два бойца, подняли раненого, повели в сторону штаба ...

«Товарищ лейтенант, я с вами пойду», - говорит Гришуткин, обращаясь к Фадееву. Лейтенант видит, что Гришуткин ранен в руку, рукав куртки в крови.

"Почему не идешь в санчасть, ты же ранен!?" - обращается к Гришугкину Фадеев.

"Да что же идти, это же царапина, - говорит Гришуткин, - вот возьмем Кукуй, тогда и пойду!".

Противник продолжал сильно сопротивляться. Два немецких пулемета вели интенсивный огонь с юго-западной окраины деревни Кукуй. Гайнуллин, Сергей Фадеев и бойцы пятой роты на короткое время залегли и дали мощный огонь по вражеским пулеметным точкам.

Бойцы поднялись по два-три человека и, несколько продвинувшись вперед, залегли. Кругом разрывы снарядов противника ... Деревня Кукуй горит от артиллерийского огня. На фоне огня движение каких-то фигур, не то наших, не то немецких ...

Время не терпит. Сергей Фадеев хотел поднять бойцов и ринуться вперед, но что-то тяжелое упало на голову, в глазах потемнело, все пошло кругом ... Протянутая к голове рука почувствовала теплую кровь. "Неужели я ранен?" - подумал Сергей, присев на бруствер. Бойцы быстро подхватили Фадеева и увели в санчасть, которая располагалась не очень далеко. Но Сергей Фадеев после перевязки опять пошел в бой.

Сергея Фадеева назначили командиром роты. На подступах к деревне Кукуй Фадеев обошел бойцов уже известной пятой роты и напомнил, что скоро надо будет действовать еще быстрее и решительнее. Шестая рота наступает слева. Сергей предполагал, что ему удастся ударить по противнику с правого фланга.

К сожалению, Сергею Фадееву не удалось осуществить этот план. Вражеская пуля ранит Фадеева в грудь. В глазах помутнело. Он падает на снег и теряет сознание.

В сознание Сергей приходит уже в санроте, когда его перевязывали ловкие руки врача. Превозмогая боль, Сергей обращается к улыбающимся медсестрам: "Как там наша рота, как Кукуй, взяли его или нет? Как Гришуткин? Где он? Ох, как жаль, что я не с ними", - закончил в сердцах Сергей в ожидании ответа.

"Да успокойтесь, товарищ лейтенант! Все в порядке, Кукуй уже взят, фрицев прогнали дальше", - говорит одна из сандружинниц.

Сергей глубоко вздохнул и произнес: "Вот и хорошо, теперь мне уже легко".

Вскоре Сергею сообщили, что командование наградило его орденом Отечественной войны I степени. Так воевал гвардеец, коммунист, офицер - лейтенант Сергей Фадеев во имя жизни и Отчизны.

П. Алексанов ДОБРЫЕ НАСТАВНИКИ

В конце мая 1943 года по окончании военно-политического училища Северо-Западного фронта (Куженкино) Политуправление фронта направило меня и еще одного выпускника училища Борисевича в эту дивизию комсоргами батальонов. По прибытии в дивизию нас принял заместитель командира дивизии по политчасти, начальник политотдела гвардии подполковник И.И. Никулин. Он подробно рассказал нам об истории создания и боевом пути дивизии, подчеркнув при этом, что воевать в ее составе почетно, но и вдвойне труднее, поскольку каждый боец и командир должны хранить и приумножать славные боевые дела Московской коммунистической, с честью нести высокое звание москвича-гвардейца. "История, традиции и ратные дела дивизии должны стать превосходным материалом для политработников в повседневном политическом воспитании личного состава своих подразделений", - напутствовал нас гвардии подполковник И.И. Никулин. Из задушевной беседы с начальником политотдела выяснилось, что он очень хорошо знал положение дел в дивизии, знал поименно всех командиров и политработников до батальона включительно, свободно мог дать характеристику каждому из них. В ходе беседы он ввел нас в круг наших обязанностей и напутствовал по-отечески, напомнив, что при каких-либо осложнениях следует обращаться прямо к нему. Эта беседа придала нам силу и уверенность в выполнении стоящих перед нами задач по проведению политработы в батальонах.

Распоряжением начальника я был направлен комсоргом в первый батальон 159-го, а Борисович в 157-й гвардейские стрелковые полки.

Прибыв в свой 159-й Гвардейский стрелковый полк, мне пришлось представляться заместителю командира полка по политчасти гвардии майору П.И. Тарасову, парторгу гвардии капитану Г.И. Немчикову и комсоргу гвардии старшему лейтенанту А.Ф. Ксенофонтову. О них у меня сложилось прекрасное впечатление, как о знающих и компетентных политработниках с большим боевым опытом и опытом партийно-политической работы.

После П.И. Тарасова политработу в полку возглавляли Ф.В. Бахирев и К.М. Мороз, и все они в полной мере были под стать начальнику политотдела Никулину. Но мне особенно повезло на прямых моих начальников по комсомольской линии: заместителя начальника политотдела дивизии по комсомолу гвардии капитана Д. Каракулькина и комсорга 159-го Гвардейского стрелкового полка гвардии старшего лейтенанта А.Ф. Ксенофонтова. Они внимательно следили за моей работой, где нужно, помогали и терпеливо учили приемам комсомольской работы в условиях боевой обстановки.

Д. Каракулькин и А. Ксенофонтов были настоящими и опытными комсомольскими вожаками. Первый отличался своей энергичностью и напористостью, второй - своей неторопливостью, мягкостью и деликатностью. Но оба они обладали большими душевными качествами и внимательным отношением к подчиненным.

Алешу Ксенофонтова горячо и искренне любили все комсомольцы полка. В 1944 году в одном из боев он был тяжело ранен. До 1989 года, до своей кончины, А. Ксенофонтов жил в Харькове и работал инженером в одном из проектных институтов.

1 августа 1943 года дивизия заняла оборону левее Старой Руссы и по 24 января 1944 года вела оборонительные бои в этом районе. Создавать линию обороны приходилось в тяжелейших условиях, под не прекращавшимся артиллерийским и минометным огнем немцев и среди повсюду разбросанных минных полей.

Наш первый батальон, заняв оборону ночью, не имел точной картины расположения рот, взводов и отделений. Некоторые взводы и отделения не имели связи с ротой, не говоря уже о батальоне. Нам, политработникам батальона - заместителю командира по политчасти гвардии капитану Жаковскому, парторгу гвардии капитану А. Калдаеву и мне приходилось вести политработу главным образом ночью, под неослабным огнем немцев. Как были благодарны нам бойцы за наши посещения. Они видели, что не забыты, о них помнят и пришли в трудную для них минуту на помощь. Наши старания были замечены и должным образом оценены в ротах и взводах.

Во время посещения боевого расположения рот и взводов у меня сложились хорошие и добрые отношения с командирами рот гвардии старшим лейтенантом П. Ромачевым, гвардии капитаном Башкировым, командирами взводов гвардии лейтенантами Тарасовым, Левандовским, Артюхиным, командиром отделения - комсоргом роты гвардии старшим сержантом Захаровым и другими. Все они были боевыми командирами, хорошо знающими военное дело, верными товарищами и страстными патриотами. Находясь и часто ночуя в их подразделениях, я беседовал со многими из них на различные темы: о смысле жизни, о литературе, о кино, о социализме, о нашей приближающейся победе и т.п. Во всех этих вопросах они хорошо разбирались и были интересными собеседниками, горячо любящими свою Родину.

Но особенно близкие отношения в этот период сложились у меня с парторгом гвардии капитаном А. Калдаевым, который был моим старшим товарищем и наставником. С ним я жил в одной землянке, нередко мы ели из одного котелка, вместе ходили в самые отдаленные подразделения. А. Калдаев был знающим и принципиальным партийным работником, пользующимся большим уважением среди коммунистов и беспартийных солдат и офицеров. Не имея специального образования, он неплохо разбирался в военных вопросах. Но себя он нашел на армейской партработе. Парторг хорошо разбирался в психологии людей, внимательно следил за настроением коммунистов, приходя им в трудную минуту на помощь, был способным воспитателем и наставником. Личное общение с А. Калдаевым мне немало помогло в налаживании и проведении комсомольской работы в батальоне.

А. Калдаев с первых дней находился в 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии, был ее страстным патриотом, гордился своим участием в боевых делах дивизии. Он верил в нашу победу и хотел дожить до нее, но вражеский снаряд оборвал его жизнь в 1944 году. В этом же бою погибли с ним вместе командир батальона гвардии майор Сиротенко и его заместитель по политчасти гвардии капитан Жаковский.

Судьба свела меня с другим офицером батальона - заместителем командира батальона по строевой части гвардии старшим лейтенантом Егоровым. Он хорошо зная военное дело, был отважным офицером, с которым, как говорится, можно смело идти в разведку. С Егоровым у меня сложились близкие товарищеские отношения, и мы симпатизировали друг другу. У него можно было научиться военному делу, бесстрашию и отваге. Вот один из примеров: в ноябре 1943 года наш батальон занимал оборону в районе реки Робья. На правом фланге обороны батальона находилась часть другой дивизии, с которой не было налажено тесного взаимодействия. Между нашим батальоном и этой частью было большое минное поле, начиненное противотанковыми и противопехотными минами. Гвардии старший лейтенант Егоров решил проверить состояние минного поля и для проведения этой операции пригласил меня. Минное поле находилось на расстоянии менее одного километра от немцев и было покрыто небольшим снежком. Егоров очень уверенно и смело шел по минному полю, так как хорошо знал минное дело и систему расположения мин, чего нельзя было сказать обо мне. Чтобы не казаться трусом, я старался не отстать от Егорова, хотя это могло стоить мне жизни, поскольку один неверный шаг мог закончиться катастрофой. Егоров буквально "вел меня на буксире" и в то же время спокойно учил, как находить каждую мину и порядок их расположения.

Кстати, в третью годовщину создания дивизии Егоров и я, только двое из батальона, были награждены за боевые заслуги: он - орденом Красного Знамени, я - орденом Красной Звезды. Ордена нам были вручены на параде дивизии 14 октября 1943 года.

9 декабря 1943 года я был ранен и выбыл из дивизии.

И. Бурлакин НА ПУТИ К ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЕ

В январе 1944 года по приказу Ставки наша дивизия железнодорожными эшелонами была переброшена на Ленинградский фронт. Погрузка проводилась на станциях Пола, Парфино и Фанерный завод. Выгрузка происходила в самом Ленинграде.

Прибытие эшелонов совпало с днем, когда 2-я Ударная Армия и 42-я Армия, прорвав оборону немцев, нанося встречный удар, соединились в городе Ропша, и фактически окончательно была снята блокада города Ленина.

Трудно было себе представить те глубокие чувства, охватившие нас, когда мы, шагая по улицам города Ленина, видели радость ленинградцев в день снятия блокады.

Командующим 42-й Армией дивизии была поставлена задача: прорвать промежуточный рубеж на фронте 5 километров, разгромить части пехотной дивизии противника и, развивая наступление на Струги Красные - Молоди, в течение двух суток овладеть рубежом рокадной дороги на глубине 15-18 километров, обеспечить ввод двух корпусов Армии для развития наступления на город Псков. Для обеспечения левого фланга нам был придан один полевой УР (укрепленный район).

В районе прорыва местность была сильно пересеченной с мелколесьем, дороги отсутствовали, были глубокие снежные заносы, артиллерия на механической тяге продвигаться не могла, танки с трудом могли продвигаться только по отдельным направлениям. Подвоз боеприпасов без специального инженерного обеспечения был затруднен.

Командарм-42 при постановке задачи меня предупредил: "Имейте в виду, перед вами немецкая пехотная дивизия. У меня в армии гвардейская дивизия одна, и я именно ее ставлю на выполнение этой задачи, надеюсь, что гвардия не подведет, задачу выполнит".

Преодолевая упорное сопротивление противника, дивизия в тяжелых условиях в течение трех суток непрерывно вела тяжелые наступательные бои. В этих боях гвардейцы проявили исключительную выносливость, стойкость, умение вести бой в трудных зимних условиях, в лесисто-болотистой местности.

В этих боях отличились подразделения 159-го и 161-го гвардейских полков, командиры батальонов Волошин, Попов, Косенко, Юрченко, офицер Егоров и ряд других товарищей.

Помнится один характерный эпизод ночного боя. Батальону Волошина была поставлена задача: в течение ночи обходным маневром выйти в тыл противника и к утру овладеть населенным пунктом Щегли, являющимся его опорным пунктом. Продвигаясь лесом ночью, наши бойцы внезапно столкнулись с противником. Завязался ночной бой, в результате которого было уничтожено до 100 фашистов. Выход нашего батальона в тыл противнику был настолько неожиданным, что взятые в этом бою пленные в один голос говорили: "Мы попали в засаду к партизанам, и они уничтожили наше подразделение". Населенный пункт Щегли был взят, что и обеспечило успешное продвижение наших частей.

В результате упорных боев дивизия выполнила задачу, ее части вышли на рубеж Щегли - Моложане и обеспечили ввод в действие двух корпусов армии. Дивизией было освобождено до 50 населенных пунктов, взято более 30 орудий, минометов и ряд другой техники. Противник оставил на поле боя большое количество убитых.

Развивая во взаимодействии с другими соединениями наступление на юг, дивизия продвинулась вперед до 180 километров, перерезала дорогу Псков-Луга, овладела многими населенными пунктами и в первой половине марта подошла непосредственно к основному, заранее подготовленному Псковскому оборонительному рубежу, насыщенному дотами и дзотами.

Бои за город Псков

С выходом к Псковскому оборонительному рубежу дивизия была передана в состав 58-й Армии и, получив пополнение, приступила к подготовке прорыва обороны противника южнее Пскова.

Основным замыслом командования фронтом было прорвать до наступления распутицы Псковский оборонительный рубеж и освободить город Псков. Система обороны противника состояла из нескольких траншей с оборудованными огневыми точками, зарытыми танками, большим количеством проволоки и мин как перед передним краем, так и в глубине обороны. Кроме того, у врага имелись сильные опорные пункты, в том числе опытная станция Стремутка, расположенная на господствующих высотах местности.

Дивизия получила задачу: прорвать оборону в полосе шириной 3 километра, уничтожить обороняющегося противника, перерезать шоссе Псков-Остров и развивать наступление юго-западнее города Пскова. Атака началась 31 марта после сильной артиллерийской полуторачасовой подготовки. В первой половине дня частями дивизии была прорвана оборона. Два полка - 157-й и 159-й, наступавшие в центре и на левом фланге, действовали наиболее успешно, в первой половине дня они углубились в оборону противника до 5 километров, перерезали шоссе Псков-Остров и овладели опорным пунктом Стремутка.

В наиболее трудных условиях оказался 161-й полк. Наступая на правом фланге в лесисто-болотистой местности с большим количеством инженерных заграждений, он отстал и вел тяжелый лесной бой. В результате у дивизии, прорывавшей оборону противника на правом фланге армии, с выходом полков на глубину до 8-10 километров фланг оказался открытым. Противник, оказывая упорное сопротивление наступающим частям, подтянул резервы из района Пскова и с целью ликвидации прорыва уже к исходу первого дня наступления начал сильные контратаки во фланг дивизии. В них участвовали крупные силы пехоты с танками, они обеспечивались мощной артиллерийской подготовкой, по нашим войскам выпускались десятки тысяч снарядов и мин разных калибров, с целью ослепления их неоднократно применялись дымовые снаряды.

В течение шести суток дивизия вела тяжелые бои, отражая фланговые контратаки. В этих боях погибли начальник политотдела дивизии полковник Никулин, командир полка Репецкий, офицеры Дмитриев, Гордиенко. Были тяжело ранены подполковники Зарецкий, Кагаков и ряд других товарищей.

Но, несмотря на тяжелые бои и понесенные потери, гвардейцы выстояли, все контратаки были отбиты, задача, поставленная командующим, была выполнена. В этих боях отличились гвардейцы-офицеры Репецкий, Бахирев, Волошин, Косенко, Борисов, штурмовой батальон Егорова и другие. Большую роль в этих боях сыграла артиллерия, наносившая меткие массированные удары по сосредоточениям противника.

Особую смелость и отвагу проявил командующий артиллерией полковник Синотов, который при отражении контратак непрерывно находился на передовом НП (на чердаке дома) под ураганным артиллерийским огнем, умело управлял своей артиллерией. В критическую минуту боя бросился к орудию, находившемуся на огневой позиции недалеко от наблюдательного пункта, и лично уничтожал атакующие танки противника.

Отличились в этих боях также офицеры-артиллеристы Пономарев, Березенко, Виленский. Проявили смелость, выдержку связисты, которые, несмотря на то что при артиллерийских налетах связь часто нарушалась, своевременно восстанавливали ее и обеспечивали бой устойчивой связью. Исключительное мужество проявили девушки-связистки, работавшие на узле связи передового пункта командира дивизии, такие, как Шура Морозова, Тоня Беляева и Клава Куракина. Мне помнится один из эпизодов (дежурила на узле связи Шура Морозова). Прямым попаданием снаряда был разрушен узел связи, дежурившую Шуру-связистку засыпало землей, связь со всеми частями была прервана. Она не растерялась, сумела связаться с командиром дивизии, доложила о случившемся и продолжала нести дежурство до полного восстановления связи.

3-й Прибалтийский фронт

В начале июня дивизия была переброшена в район южнее города Остров, вошла в состав 56-й Армии 3-го Прибалтийского фронта, которая готовила прорыв обороны противника на реке Великой. Немцы назвали эту оборонительную систему "Линией пантеры".

Дивизия имела задачу: прорвать оборону, уничтожить противника в полосе прорыва и, развивая наступление в юго-западном направлении, к исходу второго дня овладеть г. Красногородское. Это был последний русский город на пути в Латвийскую Республику.

Подготовка прорыва велась несколько дней.

Прорыв начался к исходу дня 16 июля с разведки боем, которую проводили 159-й и 161-й полки. Выделенные для этого роты после 15-минутной артиллерийской подготовки успешно захватили первую и вторую траншеи противника. Используя успех разведки боем, полки по приказу командующего армией перешли в наступление главными силами. Бой длился всю ночь, и к утру 17 июля была прорвана главная полоса обороны. Полки начали преследование отходящего противника. Наступление развивалось настолько стремительно, что за сутки боя полки освободили десятки населенных пунктов и к утру второго дня овладели городом Красногородское.

19 июля в приказе Верховного Главнокомандующего говорилось: "Войска 3-го Прибалтийского фронта, прорвав оборону немцев южнее города Остров, за два дня продвинулись более чем на 40 километров, расширив прорыв до 70 километров. В ходе наступления освобождено более 700 населенных пунктов России, в том числе Шанино, Зеленово, Красногородское и ряд поселений на территории Латвийской Республики". В ходе этой операции дивизия, развивая наступление на запад, форсировала реки Синяя и Льжа, перерезала шоссейную дорогу Остров-Резекне - важнейшие коммуникации немцев и вышла в район Виляка-Балвы, пройдя с боями более 160 километров.

В боевой обстановке прибывшие посланцы Москвы вручали гвардейцам почетные боевые медали "За оборону Москвы".

С выходом на рубеж Виляка-Балва дивизия была передана в состав 14-го Гвардейского корпуса 1-й Ударной Армии.

Освобождение Эстонской республики

После небольшой передышки в начале августа дивизии была поставлена новая задача: наступая в северо-западном направлении, прорвать оборону немцев, перерезать крупную коммуникацию - шоссе Псков-Рига и в дальнейшем развивать наступление в направлении Ангела. Атака началась утром 10 августа. Она оказалась для противника внезапной, темп прорыва и развитие наступления были стремительными. Дивизия в течение дня, прорвав оборону, продвинулась на 25 километров, а всего за пять дней наступательных боев углубилась на 120 километров, перерезала шоссейную и железную дороги Псков-Рига, а затем, отразив сильные контратаки и развивая дальнейшее наступление на северо-запад, 24 августа перерезала последнюю коммуникацию - шоссейную и железную дороги Тарту-Валга. Группировка немцев в районе Тарту окончательно была отрезана от основных сил.

Был август, перед атакой в тылах батальонов были оставлены скатки шинелей, в атаку пехота шла в облегченном виде. Все это сыграло свою положительную роль на выполнении задачи. Темп прорыва и развитие наступления оказались настолько стремительными, что противник бросал технику, не успевал отходить, группами сдавался в плен, а кто и пытался уйти, настигался ливнем пехотного огня, противник только в первый день оставил на поле боя сотни убитых. Здесь сыграло положительную роль то, что в наступлении правильно сумели применить огонь пехотного оружия. Мне лично за всю войну впервые пришлось видеть такое большое количество убитых со стороны противника в полосе прорыва.

Стремительностью атаки противник буквально был деморализован, прижатый огнем к земле, не мог отходить, оставался в тылу наших войск, и затем вторыми эшелонами, даже пунктами управлений забирался в плен.

Помнится случай, когда уже при перемещении наблюдательного пункта дивизии за боевыми порядками пришлось забирать пленных, которые с поднятыми руками выходили из хлебов и группами сдавались в плен.

Прорыв проводился всего двумя дивизиями корпуса на фронте 7 километров. В первый же день они, продвинувшись больше чем на 20 километров, вышли на оперативный простор, в результате создались хорошие условия для маневра. Противник воспользовался тем, что прорыв произошел на узком фронте, начал сильные контратаки в основание нашего клина с целью отрезать и уничтожить прорвавшиеся дивизии. Отражая контратаки, командование фронта не смогло ввести в прорыв планируемые резервы, и 12-й Гвардейский корпус один в составе трех дивизий (23-й, 52-й, 53-й) в течение четырех суток продолжал наступление в оперативной глубине, продвинувшись на 120 километров, имея открытые фланги. Противник задействовал свои резервы и пытался задержать наше наступление ударами авиации. В течение нескольких дней, примерно с 12 по 18 августа, фашистские стервятники непрерывно наносили удары по боевым порядкам гвардейцев, делая до тысячи самолетовылетов в день. Противнику удалось нанести потери нашим войскам, в том числе и тыловым подразделениям, но приостановить наступление он не смог.

Вспоминается случай проявления разумной инициативы и дерзких действий командира батальона 159-го полка майора Миронова. На второй день наступления батальон, вырвавшись далеко вперед, оседлал шоссе Псков-Рига. Для врага это было неожиданно. Отходящая по шоссе на машинах его колонна внезапно была встречена огнем, разбита и частично пленена. Отправив пленных в тыл, офицер Миронов проявил воинскую смекалку. Он посадил свой батальон на немецкие машины и частично с пленными шоферами ринулся вперед на город Рыуге и с ходу овладел им. В городе разгромил тыловые части, взял пленных, в том числе начальника тыла немецкой дивизии, захватил часть техники. За проявление разумной инициативы, дерзкие, ошеломляющие для противника умелые действия, давшие возможность наступающим частям дивизии ускорить темп наступления, майор Миронов тут же по рации получил сообщение командира корпуса, что он награждается орденом Красного Знамени.

С выходом наступающих частей к Рыуге импровизированный мотобатальон майора Миронова вырывается вперед и захватывает станцию Сымерпалу на железной дороге Псков-Валга. На самой станции огнем артиллерии прямой наводкой был подбит и захвачен бронепоезд, саперами были подорваны железнодорожные пути и отрезан выход груженым эшелонам и второму бронепоезду, находящимся на станции Выру.

Противник, подведя оперативные резервы из глубины и готовя контратаку, 14 августа нанес особенно сильные авиационные удары по боевым порядкам наступающих частей. Только в первой половине дня было сделано противником не менее 500-750 самолетовылетов, в этот же день был нанесен бомбо-штурмовой удар и по тылам дивизии. К исходу дня противником была нанесена контратака по левофланговому 157-му полку, наши части были незначительно потеснены, но все контратаки были отбиты, гвардейцы крепко удерживали занимаемый рубеж.

Противник в течение ночи перегруппировал свои силы и утром 15 августа нанес удар по соседней дивизии, наступавшей слева. К исходу дня он потеснил ее на расстояние 15 километров. Фланги нашей дивизии ввиду отхода соседа слева остались открытыми, и она попала в окружение. Более того, и наступающий на правом фланге дивизии 159-й полк (командир полковник Борисов) оказался отрезанным от остальных частей дивизии.

В результате получилось два кольца окружения: противник пытался уничтожить окруженные части, но гвардейцы, которые за всю войну не знали, что такое отступать, выстояли. С подходом наступающих частей армии окружение было ликвидировано, и дивизия, в течение нескольких суток отражая контратаки, нанесла противнику серьезное поражение, а затем, перейдя в решительное наступление, к 27 августа вышла на рубеж река Вяйка-Эма-Йыги.

Вспоминается бой при выходе 159-го полка из окружения и соединении его с основными частями дивизии. По рации мы с командиром полка уточнили координаты и направление основного удара при выходе, уточнили по карте действия артиллерии, обеспечивающие фланги, установили время атаки. Вместе с полком находились все тылы полка, в том числе и медпункт.

Командир полка построил так боевой порядок: впереди идут танки, за ними часть пехоты, затем реактивная артиллерия - "Катюши" и наконец тылы вместе с медпунктом, штаб и второй эшелон пехоты. После короткого артиллерийского налета полк всем боевым порядком внезапно перешел в атаку, в это время артиллерия дивизии перенесла огонь на фланги. Все это было настолько ошеломляющим, что противник буквально растерялся, почти не оказал сопротивления. Полк соединился с основными частями дивизии, не понеся никаких потерь. Командир полка полковник Борисов пользовался исключительно большим авторитетом всего личного состава части. Это был один из боевых командиров, смелый и решительный, требовательный, заботливый и хороший товарищ. Солдат считал гордостью заявить, что он "борисовец".

За период проведенных боев были освобождены сотни населенных пунктов, среди них города Рыуге, Ангела и другие.

Противник оставил на поле боя большое количество убитых и разных видов боевой техники. Тысячи гвардейцев были награждены орденами и медалями. Дивизия заслужила вторую благодарность Верховного Главнокомандующего, и ей было присвоено наименование "Тартуской".

В этих боях многие офицеры сумели проявить разумную инициативу, смелость и даже дерзость, а весь личный состав показал выносливость, проявил смелость, находчивость и умение сочетать огонь всех видов и умелый маневр на поле боя.

Освобождение Латвийской республики (Валги и Риги)

С выходом на реку Вяйка-Эма-Йыги дивизия сразу же получила задачу готовить наступление с форсированием реки. Противник заранее готовил оборону по ее западному берегу, поэтому предстояло форсировать реку, прорвать заранее подготовленную, глубоко эшелонированную с сильно укрепленными узлами сопротивления оборону противника. Ширина реки 25-30 метров - небольшая, но берега болотистые, вброд танки преодолеть такую реку не могут, плавсредства применить нельзя. Необходимо было заранее строить мосты для прохождения через реку танков и артиллерии. Решено было в течение нескольких ночей построить непосредственно перед передним краем противника на реке подводный мост. В подготовке прорыва, строительстве моста саперы проявили исключительный героизм. Под непрерывным артиллерийским и минометным обстрелом мост был собран и переправа подготовлена. Саперы работали в ледяной воде, проявив смелость, отвагу, самопожертвование, желание выполнить свой долг перед Родиной и умение проводить работы быстро и скрытно. В период подготовки операции и строительства моста смертью храбрых погиб командир саперного батальона подполковник Паршин, отличились саперы - лейтенанты Воронов, Тихонов, офицер Зубарев и другие.

Атаке предшествовала сильная полуторачасовая артподготовка, на одном километре фронта было сосредоточено до 180 артиллерийских и минометных стволов. Дивизия имела задачу прорвать оборону, уничтожить противника и, развивая наступление на юго-запад, во взаимодействии с другими частями овладеть городом Валга, обеспечить ввод в прорыв механизированного корпуса. Эту задачу дивизия успешно выполнила.

19 сентября Москва салютовала освободителям города Валги, крупного административного центра и узла железных и шоссейных дорог, с овладением которого обеспечивался успех наступления на столицу Латвийской Республики - город Ригу. После взятия Валги дивизия во взаимодействии с другими соединениями вела наступательные бои в юго-западном направлении и к 12 октября вышла на юго-восточную окраину Риги.

13 октября Москва салютовала освободителям Риги. За участие в боях по освобождению Риги 157-му и артиллерийскому полкам дивизии было присвоено почетное наименование "Рижских", 159-й полк награжден орденом Красного Знамени, 161-й полк - орденом Александра Невского.

В боях за освобождение Валги и Риги погибли смертью храбрых командир 161-го полка полковник Ефанов, заместитель начальника политотдела дивизии Лихарев и другие товарищи.

После взятия Риги дивизия, форсировав реку Западная Двина, преодолевая инженерные заграждения в лесисто-болотистой местности, продолжала преследование отходящего противника. Преодолев водный рубеж реки Лиелупе во второй половине октября, она вышла в район Джуксте. Противник, отойдя на заранее подготовленный рубеж, организованным огнем приостановил дальнейшее наступление дивизии.

В ноябре 1944 года и в январе 1945 года велись бои местного значения по ликвидации Курляндской группировки в районе Джуксте - Тукумс. Бои за ликвидацию Курляндской группировки носили жестокий характер. Противник, будучи отрезанным в Курляндии, построил глубоко эшелонированную многополосную оборону с большим количеством инженерных заграждений. Имея развитую сеть дорог и возможности быстро сосредоточивать резервы в нужном направлении с целью ликвидировать превосходство в силах наступающих наших войск, он предпринимал сильные контратаки.

В декабре дивизия в составе 19-го стрелкового корпуса 1-й Ударной Армии прорывала тщательно подготовленную оборону противника юго-восточнее Джуксте. В течение двух суток, ведя тяжелые бои, части дивизии прорвали первую полосу обороны, вклинившись до 12-15 километров в глубину обороны, вышли к крупному населенному пункту Джуксте. Противник, оказывая сильное сопротивление, в течение нескольких дней наносил контрудары, пытаясь ликвидировать прорыв, восстановить положение своей обороны. Но у гвардейцев был закон: отвоеванное не сдавать. Все контратаки были отбиты, противнику нанесены тяжелые потери.

31 декабря дивизия была выведена в резерв командующего армией, но 2 января 1945 года противник подтянул оперативные резервы (танковую и пехотную дивизии) и при поддержке сильной артиллерийской подготовки нанес контрудар по наступавшим частям 1-й Ударной Армии. В контрударе участвовало более 200 танков, большое количество артиллерии всех видов.

Наша дивизия, не успев еще привести себя в порядок после наступательных боев, получила задачу срочно выдвинуться на указанный командующим рубеж и не допустить дальнейшего продвижения контратакующего противника. Дивизия из района сосредоточения была поднята по тревоге. Она с ходу заняла указанный ей рубеж и остановила противника. В течение ночи были организованы система пехотного огня, противотанковая оборона, установлены инженерные заграждения, пополнены боеприпасы. Рубеж был окончательно закреплен, дивизия заняла прочную оборону.

Во второй половине февраля дивизия передала полосу обороны другим частям, совершила фронтальный форсированный четырехсуточный 140-километровый марш на левый фланг фронта в район Приекуле, вошла в состав Гвардейского стрелкового корпуса 51-й Армии.

С прибытием дивизии в район Приекуле наступательная операция уже была подготовлена, и дивизия получила задачу действовать во втором эшелоне корпуса. После овладения городом Приекуле первым эшелоном корпуса она должна была быть готова развернуться севернее Приекуле и развить успех наступления на Либаву (Лиепая). С учетом того, что дивизия будет введена в центре полосы корпуса (в стык двух дивизий первого эшелона), были выбраны и огневые позиции артиллерии, организованы связь и пункты управления. В этом же направлении проведена рекогносцировка и увязано взаимодействие с дивизиями первого эшелона.

В течение первого дня наступательного боя дивизии первого эшелона успеха не имели, только в некоторых направлениях частично сумели захватить первую траншею.

В 24:00 командир корпуса дал нашей дивизии совершенно новое направление и поставил задачу: к 7.00 выйти юго-восточнее Приекуле, атаковать противника и развивать наступление на северо-запад. Конкретные задачи дивизии и границы уточнены корпусом не были. На перегруппировку и выход в новый район было дано всего семь часов ночного времени. Местность незнакомая, минирована. В этих условиях дивизии пришлось совершать перегруппировку на правый фланг армии, совершить марш на расстояние 20 километров. Артиллерия сменить огневые позиции в эти сроки не могла и в 7.00 начала артподготовку со старых позиций; были выдвинуты только пункты управления в новый район. Огонь готовился по карте.

В связи с недостатком времени, отсутствием дороги полки выводились на исходный рубеж поэшелонно, на ходу уточнялась задача, и к началу артподготовки на исходный рубеж был выведен только 157-й полк. Он получил задачу прорвать оборону, уничтожить противника восточнее Приекуле и, развивая наступление западнее Приекуле, перерезать дороги севернее города, в последующем развивать наступление на северо-запад.

159-й полк вводился за 157-м и имел задачу наступать правее его. 161-й полк действовал во втором эшелоне с задачей: с выходом севернее Приекуле развернуть часть сил на юг и во взаимодействии с частями соседней дивизии, наступающей западнее Приекуле, окружить противника, не допустив его выхода на север.

После артиллерийской подготовки 157-й полк перешел в атаку. В этом направлении оборона противника оказалась наиболее слабой, а атака настолько неожиданной, что противник, не оказав сильного сопротивления, начал отходить на север. Полки, уничтожая отходящего противника, успешно продвигались вперед и примерно к 13 часам перерезали дорогу севернее Приекуле, а к исходу дня вышли севернее города на 10-12 километров.

Во второй половине дня соседняя дивизия, наступающая западнее города, преодолев сопротивление противника, начала продвижение вперед и к вечеру вышла примерно на рубеж частей нашей 53-й Гвардейской стрелковой дивизии.

Дивизия, наступавшая на город непосредственно с юга и захватившая южную окраину, дальнейшего успеха не имела. Противник оказывал упорное сопротивление.

Выходом двух других дивизий 1-го Гвардейского корпуса севернее города на 8-12 километров были фактически отрезаны пути отхода противнику на север, но непосредственного окружения города не произошло.

Учитывая, что противник ночью попытается выйти из окружения, я запросил разрешения командира корпуса развернуть второй эшелон дивизии (161-й полк) фронтом на юг с задачей не допустить выхода противника на север и во взаимодействии с частями дивизии, наступающей с юга, уничтожить его и овладеть городом.

Командир корпуса этого не разрешил и приказал оставить часть сил непосредственно севернее города и, не обращая внимания на оставшегося в городе противника, развивать наступление на северо-запад.

С учетом того, что противник имел танки и мог попытаться ночью выйти на север, мною был развернут противотанковый дивизион, который оседлал дорогу, идущую из города на север, кроме того, была развернута усиленная рота 161-го полка.

В результате к вечеру сложилась следующая обстановка: наступающие полки вышли северо-западнее города на 12-18 километров, за боевыми порядками батальонов стали пункты управления полков, непосредственно севернее города - пункт управления дивизии, в городе же остался противник. Северная часть города прикрывалась усиленной ротой 161-го полка и истребительно-противотанковым дивизионом.

Примерно в 24 часа противник начал из города прорываться на север, но был встречен огнем противотанкового дивизиона, стрелковой роты 161-го полка и разведывательной роты дивизии. Не имея возможности выйти на север, противник изменил направление и в беспорядке начал выходить на северо-запад. Сильного прикрытия в этом направлении не оказалось, кроме пункта управления 157-го полка, где у командира полка вместе с поддерживающими его артиллеристами (группами радистов, связистов и офицеров) было всего около 40 человек. Пункт располагался в одном из литовских хуторов.

Командир полка подполковник Слесаренко не растерялся. Он приказал всем занять оборону и, подпустив противника на близкое расстояние, по общей команде открыл огонь из автоматов. Одновременно по выходящему противнику велся фланговый огонь противотанкового дивизиона и пехоты, занимающей оборону севернее города. Противник, приняв все это за основные боевые порядки наших частей, вышедших севернее города, без сопротивления начал группами сдаваться в плен.

В результате ночного боя был подбит танк, в котором вместе с танком и полковым знаменем сгорел командир пехотного полка противника, на поле боя осталось большое количество убитых. Командир 157-го полка небольшой группой пункта управления взял в плен больше 300 человек. Характерно, что подполковник Слесаренко при движении на его пункт управления противника помощи у командира дивизии не просил, а запросил помощь для того, чтобы эвакуировать пленных, на которых охраны у командира полка не оказалось. Для этого ему был выделен взвод разведроты дивизии.

В боях за город Приекуле противнику нанесено большое поражение. Он потерял много убитыми и пленными, на поле боя оставил много разной боевой техники. При взятии города и в февральских наступательных боях особенно отличились 157-й и 159-й полки, истребительно-противотанковый дивизион. Отличились многие офицеры и солдаты, которые отмечены орденами и медалями.

Вторую половину марта и апрель дивизия вела бои местного значения. В конце апреля был получен приказ на прорыв обороны и штурм города Лиепая. Атака назначалась на 9 мая, но 8 мая в 14.00 противник поднялся из окопов с белыми тряпками и начал сдаваться в плен. Воины услышали по радио, что война окончена, противник капитулировал. В течение трех дней принимали пленных и разную боевую технику противника, за это время дивизией было принято и отправлено в тыл 46000 пленных.

По окончании войны дивизия в течение некоторого времени принимала участие в очистке лесов от мин, гранат и снарядов. В период очистки лесов погиб от разрыва гранаты (крыльчатки или, как их называли, "фуркалки") герой орденов Славы всех степеней знаменитый сапер-минер Плетнев, который, в течение двух лет находясь в дивизии, ходил в разведку, делая проходы в минных полях для разведчиков, снял не одну тысячу мин противника и обеспечил выполнение задачи.

После очистки лесов дивизия была сосредоточена в районе Кретинга, приводилась в порядок и занималась боевой подготовкой. 12 июля произошла первая демобилизация старших возрастов и женщин. А 25 августа с демобилизованными ушел и последний эшелон в Москву. Дивизия встретила День Победы под стенами древнего города Лиепая (бывш. Латвийская ССР), но боевой путь ее не закончен. Она сохранена как одно из соединений нашей Советской Армии.

А. Полетаев, Н. Сирота ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ ЗАВЕРШАЮЩИХ БОЕВ

Сокрушение «Линии пантеры»

Гитлеровское командование с бахвальством рекламировало неприступность "Линии пантеры", ощетинившейся злобой на пути наступающей Красной Армии. Фюрер хвастливо уверял своих солдат: "Линию пантеры" не преодолеет никто. Она неприступна".

Немцы действительно много поработали, чтобы укрепиться на дальних подступах к Балтийскому морю. В отрогах Пушкинских гор и по берегу реки Великой они построили глубоко эшелонированную оборону с блиндажами в 5-6 накатов из толстых бревен, окружили все подходы к ним минными полями и проволочными заграждениями, лесными завалами, противотанковыми рвами и надолбами, насытили огневые позиции железобетонными гнездами для орудий, минометов и пулеметов с глубокими траншеями для укрытия личного состава. Была создана тщательно продуманная разветвленная система узлов сопротивления и опорных пунктов с долговременными фортификационными сооружениями и заграждениями глубиной до 8 километров.

Фашисты располагали на этом участке фронта двумя общевойсковыми соединениями, поддерживаемыми 140 самолетами, сотнями танков, в том числе тяжелыми типа "Тигр", самоходными орудиями типа "Фердинанд". На наши боевые порядки иногда за один налет обрушивалось до 12 тысяч снарядов. Такого массированного огня гвардейцы-москвичи еще ни разу не испытывали, и все это им предстояло преодолеть и сокрушить врага.

Наступление началось в февральскую стужу 1944 года. За семь дней напряженных боев дивизии удалось вклиниться в оборону противника всего на 3 километра и, закрепившись на достигнутом рубеже, длительное время пришлось отбивать ожесточенные контратаки фашистов, нанося им крупные потери: более 3 тысяч убитых солдат и офицеров, захвачено 12 танков и самоходных орудий, уничтожено много другой боевой техники. Окончательное сокрушение "Линии пантеры", облегчившее освобождение Пскова и других населенных пунктов, произошло летом 1944 года.

Бои начались на рассвете 17 июля 1944 года мощной артиллерийской обработкой переднего края немецкой обороны - "Линии пантеры". Гитлеровские офицеры, узнав от разведки о сосредоточении наших войск на исходном положении, считали, что наша артиллерийская канонада продлится час-полтора. Ведь так не раз бывало раньше. И они решили отвести гарнизоны опорных пунктов в укрытия с тем, чтобы вывести их обратно на передний край, когда наша артиллерия прекратит огонь.

Но на этот раз они жестоко обманулись. Наш артналет продолжался не более четверти часа и, следуя за огневым валом, обрушившимся на оборону врага, гвардейцы сразу же оказались перед опорными пунктами фашистов, не успевших даже открыть огонь по нашей пехоте из многих огневых точек. А бойцы батальона Косенко уже пустили в ход гранаты, прорываясь через первую траншею обороны врага. Так же действовали бойцы рот гвардии старшего лейтенанта Важенина и гвардии лейтенанта Штальмаха. Наиболее решительные гвардейцы устремлялись к пулеметным точкам врага и подавляли их, пока фашисты метались в ходах сообщений, выбегая из укрытий.

После того как момент внезапности был исчерпан, немцы, опомнившись, стали переходить в контратаки. Но в прорыв шли уже наши танки и самоходные артиллерийские установки. Рота гвардии лейтенанта Куркоткина отбила две контратаки врага.

"Линия пантеры" через три дня пала, фашисты начали поспешно отступать, и наши полки двинулись вперед. Позади Пушкинские горы, перерезанное гвардейцами шоссе Опочка-Остров, деревня Велья и другие населенные пункты Псковщины. На заре 8 августа наша дивизия вступила на территорию Эстонской ССР.

Освобождение города Тарту

На протяжении почти целой недели (14-19 августа) полки дивизии 157-й, 159-й, 161-й вели напряженные, невиданные по своей ожесточенности в истории дивизии бои с врагом.

Фашистское командование, оказавшееся не в состоянии выполнить приказ Гитлера - не сдавать Красной Армии г. Тарту, решило вновь захватить этот город, освобожденный соседними соединениями. На направление Тарту-Валга оно направило свежие резервы - до 6 дивизий. Четыре дивизии Красной Армии, включая и нашу, глубже всех остальных советских соединений вклинились в оборону врага и стойко отражали его непрерывные атаки. У фашистов появились два бронепоезда, каждый по 10-15 платформ. Под огнем орудий одного из бронепоездов 157-й полк был вынужден покинуть свои позиции. Наша дивизия и ее штаб оказались в полуокружении. Офицеры организовали и возглавили круговую оборону. Бьет по врагу наш артиллерийский полк. Бьют наши минометы. Раскалены стволы пулеметов. Ведут огонь наши автоматчики. 161-й полк тоже окружен врагом. Нарушены все виды связи. Надежда лишь на разведчиков. Они с риском для жизни по ночам обеспечивали связь между командиром дивизии и его штабом с одной стороны, и командирами полков - с другой. Так продолжалось все дни - 17, 18 и 19 августа. Бомбовые удары врага с воздуха нарастали с каждым днем. Бомбы падали на лес, на наши боевые порядки с утра до вечера. Погода все дни как назло была солнечная ... Под боевым девизом "Гвардия умирает, но не сдается!" наши бойцы и командиры стойко и бесстрашно отбивались от врага. Столь же героически дрались с фашистами и наши соседи, но регулярной связи между ними и нашей дивизией не было.

Однако всему наступает конец ... Атаки врага стали стихать. К тому же, как это позднее стало известно от пленных, их старшие командиры успели уже доложить фюреру о том, что 53-я Гвардейская Краснознаменная московская дивизия разбита и остатки ее добиваются в лесу!

Потери у нас были действительно настолько серьезными, что два полка - 161-й и 159-й были превращены в батальоны, а 157-й полк временно перестал существовать, и его командование перешло в резерв командира дивизии.

Это была третья своеобразная "Оптимистическая трагедия" в судьбе Московской коммунистической. Первую она пережила на Молвотицком выступе, когда командованию для наступления под деревней Черная 1 апреля 1942 года удалось собрать немногим более двух боеспособных рот. Вторая постигла дивизию в августе-сентябре того же года в районе "четырежды проклятого "Рамушевского коридора". Но каждый раз, обескровленная, она возрождалась, как Феникс, из пепла, питаемая живительными соками своих организаторов и попечителей - партийной и общественными организациями Москвы.

В конечном итоге яростные атаки фашистских полков, пытавшихся вновь захватить Тарту и зайти во фланг и тыл войскам 3-го Прибалтийского фронта, готовившимся к наступлению на Ригу, были отбиты.

Во время этих встречных боев фашисты потеряли свыше двух дивизий, но не продвинулись вперед. За успешное отражение вражеских контратак под Тарту нашей дивизии было присвоено почетное наименование "Тартуской".

8 сентября наша дивизия вышла на 18 километров западнее города Валги к населенному пункту Кринцы. Здесь сопротивление врага носило упорный характер, и только 28 сентября фашисты были выбиты из Валги. Вновь наши полки несли серьезные потери из-за бомбежек, от огня фашистской артиллерии. Под Валгой наша дивизия потеряла несколько боевых командиров батальонов, а также командира 161-го полка гвардии подполковника В. Ефанова, водившего полк в бой более двух лет. Это был волевой кадровый офицер Красной Армии, сочетавший в себе редкие качества настоящего коммуниста с глубокими военными знаниями и умением руководить боем.

Занимая выгодные, заранее подготовленные рубежи вокруг городов Валга и Валка, противник оказывал упорное сопротивление и часто переходил в контратаки. Одну из таких контратак он нанес севернее города Валки по нашему 157-му Гвардейскому стрелковому полку силами до пехотного полка при поддержке 6-8 танков и сильного артиллерийского и минометного огня. Некоторые подразделения полка начали отход. Для отражения этой контратаки командир полка майор А.И. Слесаренко ввел в бой свой резерв - роту автоматчиков, комендантский взвод, усилив их противотанковыми пушками, противотанковыми ружьями и станковыми пулеметами. 76-миллиметровые орудия выдвинули на прямую наводку. Огонь минометов полка и поддерживающей артиллерии был сосредоточен на отсечении пехоты противника от танков, а для организации более четкого взаимодействия подразделений полка в батальоны были направлены помощники начальника штаба полка (капитаны Плахотников и Анфиногенов).

Бой длился около двух часов. Атака была отбита, положение восстановлено. Подбит один танк и нанесены противнику значительные потери в живой силе. После освобождения городов Валга и Валка части и подразделения дивизии во взаимодействии с другими соединениями в течение почти месяца (с 19 сентября по 12 октября 1944 г.) вели упорные наступательные бои вдоль шоссе Валка-Рига. За это время были освобождены города Вальмиера, Цесис, Сигулда и много населенных пунктов.

Освобождение Риги

Преследование врага продолжалось. Ему не удавалось закрепиться на новых боевых рубежах более суток. Наши воины взламывали оборону фашистов и теснили их к Балтийскому морю. 1 октября наша дивизия оказалась уже в районе Рижского залива, до него оставалось 13 километров.

Когда наша дивизия с боями шла к Риге, картины, одна печальнее другой, вставали перед взорами гвардейцев. Многие населенные пункты были сожжены, живописные пригороды Риги пылали. Густой дым пожарищ днем и ночью застилал горизонт. Враг, поспешно отступая, жег за собой все, что ему удавалось сжечь.

На Рижском направлении немцы сосредоточили 30 дивизий и танковую армию (3-ю). Рассчитывая удержать Ригу и в 1945 году, они создали под столицей Латвии четыре оборонительные линии, вплоть до ближайших подступов к Риге. По морю из Германии шло пополнение группировки "Север" живой силой, танками и самоходными орудиями.

При подходе к пригородам Риги в частях и подразделениях дивизии была проведена большая подготовительная работа к штурму столицы Латвии. В нашем 157-м Гвардейском стрелковом полку, где я в то время служил начальником штаба, проводились практические занятия по преодолению полос обороны (приближенных к действительным полосам немецкой обороны), по ведению боев в большом городе, создавались и обучались штурмовые группы, готовились лестницы, велось обучение форсированию крупных водных преград, готовились плоты и плотики для переправы через реку Даугава.

Наступление непосредственно на Ригу началось рано утром 13 октября. Подразделения 157-го Гвардейского стрелкового полка во взаимодействии с другими частями дивизии к исходу дня прорвались к железнодорожному и транспортному мостам (юго-восточная часть города, Старая Рига) на реке Даугава. Мосты были взорваны, переправиться с ходу на западный берег реки Даугава нам не удалось из-за большой водной преграды и сильного артиллерийского и минометного огня противника с западного берега реки.

14 октября в течение дня мы готовились к форсированию реки Даугавы. К исходу дня подошли переправочные подразделения (плавающие автомобили-амфибии) и понтонные части. Была проведена тщательная подготовка выделенных для переправы подразделений и поставлена им задача по переправе и занятию плацдарма на западном берегу, удержанию его до переправы основных подразделений полка.

В передовой отряд от полка были выделены рота автоматчиков, усиленная противотанковыми ружьями, станковыми пулеметами, 82-мм минометами, а также соответствующие средства связи и сигнализации. В этот же десант выделены помощники начальника штаба полка капитан Плахотников и старший лейтенант Р.И. Волков. С наступлением сумерек в ночь с 14 на 15 октября указанные переправочные подразделения были посажены на амфибии и плоты. При непрерывной поддержке артиллерийским и минометным огнем они достигли западного берега и заняли плацдарм. К утру 15 октября был сделан второй рейс амфибий, который переправил второй эшелон десантников -около роты стрелков. Этот десант значительно прикрыл огнем подразделения, наводящие понтонный мост. Аналогичные десанты были высажены и от других соединений и частей.

Таким образом, с наведением понтонной переправы и накоплением войск на западном берегу реки Даугава части и подразделения 53-й Гвардейской стрелковой дивизии во взаимодействии с другими соединениями перешли к наступлению и освободили западную часть города Риги. Столица нашей Родины Москва салютовала воинам - освободителям Риги. Многим частям и соединениям присвоены почетные наименования "Рижских", в том числе нашему 157-му Гвардейскому стрелковому полку.

В декабре 1944 года наши полки уже вели упорные бои против фашистов в районе Иелгавы и в канун нового 1945 года вышли к этому крупному железнодорожному узлу.

Конец Курляндской группировки – последнего оплота врага

В новом, 1945 году наша дивизия совместно с другими соединениями Красной Армии, оттесняя врага к последним линиям его обороны, продолжала двигаться вперед.

Зимний марш дивизии. Надо было пройти 170 километров и с марша ввязаться в бой с врагом в районе Лиепаи. Но прежде предстояло овладеть городом Приекуле - последним крупным опорным пунктом гитлеровцев, через который проходит железная дорога Лиепая-Иелгава. Фашисты, несмотря на очевидную обреченность, без боя не отходили. В рядах наших полков появились серьезные потери. Многие ветераны дивизии, которые прошли путь от Москвы до Балтики, гибли в боях с обозленным, потерявшим голову врагом.

В марте наша дивизия продолжала вести бои восточнее Приекуле, но и здесь враг огрызался огнем. Фашисты били из орудий, минометов и пулеметов. В ночь на 6 марта наши воины заняли развалины кирпичного завода. Здесь на короткое время за кирпичными стенами гвардейцы имели возможность передохнуть. Но фашисты, не переходя в контратаки, бросили на наши батальоны бомбардировочную авиацию.

Наступил апрель 1945 года. Весна! А бои продолжались. В середине апреля проходили партийные собрания в полках. На них принимались короткие решения: "Разгромить немцев, оставшихся в Курляндском мешке!"

19 фашистских дивизий, огрызаясь всеми огневыми средствами, располагая авиацией, оттеснялись советскими армиями к берегам Балтийского моря. Фашистские гарнизоны, зажатые в тиски в районе побережья Балтийского моря, дрогнули. Появились парламентеры с заданием выяснить условия сдачи в плен. Они получили ответ: "Никаких условий. Безоговорочная капитуляция!" Фашистские парламентеры уходили и больше не появлялись. Однако вскоре началась массовая капитуляция фашистских войск, сложила оружие и Курляндская группировка.

Наша дивизия с боями идет по направлению к Лиепае - последнему городу, который гвардейцам-москвичам пришлось освобождать на земле Советской Прибалтики. Город лежал в развалинах, когда немцы сдались здесь в плен советским войскам 8 мая 1945 года.

... Блещет Балтийское море под лучами майского солнца. Наши воины на берегу моря. Оно, почти освобожденное от врагов, прекрасно. Враг разбит. Пленные полки немцев под конвоем шагают по искалеченным бомбежками, снарядами, минами дорогам. Угрюмо опущены к земле взоры генералов, офицеров, солдат, оказавшихся в плену. Далеко не всем удалось ускользнуть.

... Идут полки нашей прославленной дивизии: артиллерийский, получивший наименование "Рижский", во главе полка его бессменный командир гвардии полковник И. Пономарев. Идут орденоносные пехотные полки. Идет 53-я Московская Гвардейская Краснознаменная Тартуская дивизия.

"Победа! - гремят всюду возгласы. - Победа! Салют!" Огонь из автоматов в честь Победы!

П. Листопадов Кинолетописец дивизии

... Заканчивается торжественная часть традиционной встречи ветеранов Великой Отечественной войны. Почетный караул уносит боевые гвардейские знамена. В зале гаснут огни, ярким светом вспыхивает экран - и открывается захватывающая кинопанорама суровой и жестокой правды войны. Ветераны смотрят документально-исторический фильм "В боях за Родину". Это фильм о славном боевом пути 3-й Московской коммунистической, 53-й Гвардейской Краснознаменной Тартуской стрелковой дивизий.

Это о них идет рассказ, о добровольцах коммунистических батальонов из всех 25 районов столицы, грудью вставших по зову партии на защиту родной Москвы в грозные октябрьские дни 41-го года.

Кадры хроники напоминают нам, ветеранам 3-й Московской коммунистической, этапы боевого пути нашей дивизии. От Подмосковья по тяжелым и страшным дорогам войны Северо-Западного, Ленинградского, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов.

Смотрим на экран и вспоминаем во всех суровых подробностях долгие, почти четырехлетние тяжелейшие фронтовые будни Отечественной войны, нашу далекую боевую молодость, своих друзей-однополчан, ныне здравствующих и не дошедших до дня Великой Победы...

Наши души наполняет чувство горячей, безмерной благодарности человеку, создавшему правдивую кинолетопись о 3-й Московской коммунистической дивизии.

Имя этого человека - Семен Кириллович Галадж.

В предвоенное время Семен Кириллович работал на киностудии "Мосфильм". Кинематографист, кинооператор высокого класса. С его участием уже было создано немало интересных и значительных кинокартин. С.К. Галадж был полон больших творческих планов, но война все разрушила.

Когда столице нашей Родины грозила смертельная опасность, он, как и тысячи москвичей, встал на се защиту. Из коммунистического батальона Киевского района он был назначен в политотдел нашей дивизии политруком. Но вооружен он был особым оружием (таким же грозным, как и огневое) - кинокамерой и фотоаппаратом. С этого момента началась его подвижническая фронтовая работа.

По всем местам боевых действий, где пролегал путь дивизии, шел со своим "оружием" Семен Кириллович Галадж.

Снимал он и воинов дивизии в минуты радостного отдыха после тяжелых наступательных боев, и величественные салюты во имя торжества Победы! Все вошло в объективы кинокамеры и фотоаппарата Семена Кирилловича Галаджа.

Так создавалась кино и фотолетопись 3-й Московской коммунистической дивизии.

Отгремела война, и вчерашние воины-фронтовики возвратились к своему мирному труду, к любимому делу. И Семен Кириллович снова окунулся в свою родную стихию - в интереснейшую кипучую творческую жизнь киностудии "Мосфильм". Здесь вскоре была закончена его работа над фронтовым фильмом о нашей дивизии - "В боях за Родину".

Началась у Семена Кирилловича многолетняя напряженная творческая деятельность. Помимо основной, он был постоянно занят на студии и общественно-политической работой.

В Первом творческом объединении Семен Кириллович работал со дня его создания. Как человек инициативный, отзывчивый и сердечный, скромный, но строго принципиальный, он пользовался у товарищей уважением, любовью и большим доверием. Поэтому Семен Кириллович часто избирался творческим коллективом и парторгом съемочных групп, и председателем фабкома, и секретарем партийного бюро, и председателем мосфильмовского совета ветеранов войны. И везде работал честно, преданно, самоотверженно.

Это ли не пример благороднейшего служения людям?!

Но мчится время ... Проклятая война отняла у фронтовиков много сил и здоровья. Редеют наши ряды. Вот и Семена Кирилловича уже нет среди нас ... Но он оставил после себя бесценный для нас дар - кинолетопись 3-й Московской коммунистической - 53-й Гвардейской Краснознаменной Тартуской стрелковой дивизии ...

М. Алексеева ФРОНТОВАЯ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

На опушке редкого леса сидят бойцы. Примостившись на пеньке, баянист Г. Филимонов тихо наигрывает "Вьется в тесной печурке огонь..." Около группы бойцов В. Лебедев с жаром читает "Тройку" Гоголя; Л. Данилова поет "Ты ждешь, Лизавета, от друга Привета...", а невдалеке слышится чарующий тенор О. Алексеенко "Сонце нызень-ко..." Это дает концерт агитбригада батальону, только что вышедшему из боя.

В декабре 1941 года после разгрома немцев под Москвой обнаружилось, что среди бойцов дивизии есть мастера искусств. Известный композитор Виктор Кнушевицкий стал подбирать из полков состав духового оркестра и скомплектовал небольшой джаз-оркестр. Нашелся скрипач Большого театра В. Ронинсон, саксофонист В. Григорьев. Из 3-го полка взяли известного кинооператора "Мосфильма" С. Галаджа.

На передовой сформировался своеобразный клуб. Главной задачей его было найти свое место в жизни дивизии, стать необходимым не только в периоды между боями, но и в бою. Часть музыкантов оркестра и членов агитбригады специализировалась на помощи медсанбату.

Летом 1942 года после ранения в "клуб" был направлен доброволец художник Ю. Авдеев, а в 1943 году пришел по мобилизации член МОСХ П. Шолохов. Главной задачей художников было рисовать портреты отличившихся в боях солдат. Было нарисовано более 300 портретов, которые были отправлены в Государственный Исторический музей. Художники помогали агитбригаде в оформлении торжественных событий, посвященных присвоению дивизии наименования "Гвардейской" и награждению ее орденом Красного Знамени.

В середине 1942 года в "клуб" был направлен после ранения офицер связи, отличившийся в боях, П.Т. Листопадов. В мирной жизни руководитель художественной самодеятельности, П.Т. Листопадов сразу взялся за организацию агитбригады. Так, из дивизионной разведки, вернувшись из госпиталя, пришла бывшая ученица балетного техникума 3. Андрианова, из медсанбата - медсестра, мастер спорта Т. Бенедиктова. Они стали танцовщицами и исполнителями ролей в сказках. Из химической роты пришли танцоры П. Малышев и И. Хабаров. Впоследствии вместо погибшего О. Алексеенко в агитбригаду был направлен замечательный тенор В. Зайцев - защитник на Невской Дубровке в период блокады Ленинграда.

В дивизии было много талантливых людей, живо откликавшихся на торжественные события в жизни дивизии. Редактор дивизионной газеты "Вперед на Запад" А. Полетаев написал песню-марш "Краснознаменная". Инструктор политотдела Е. Жигарев - песню о 53-й гвардейской. Руководитель агитбригады П.Т. Листопадов - песню-марш "Тартуская". В. Ронинсон и трубач А. Бафталовский написали к ним музыку. Командир дивизии генерал И.И. Бурлакин издал приказ утвердить ее официальным маршем. В исполнении агитбригады песни запоминались в полках. В. Ронинсон и А. Бафталовский написали марш нашей гвардейской дивизии, который исполнял духовой оркестр.

Дивизионный поэт В. Ермаков за время службы в дивизии написал много стихотворений, которые печатались в дивизионной газете. В. Ронинсон - капельмейстер духового оркестра - писал музыку на его стихи, и агитбригада исполняла песни, которые потом пели в полках.

Большой популярностью пользовалась песня о парторге батареи В. Рыжове, который погиб в разведке под Солнечногорском при защите Москвы.

Стремясь сделать программы разнообразными и содержательными, все старались внести свой вклад в творчество, например, были изготовлены комические куклы Гитлера и Геббельса.

Мы ставили сценки из пьес Чехова, из "Свадьбы в Малиновке", короткие скетчи, которые удавалось достать, а также придумывали сами. Сценой служили поляны в лесу, изредка - трехтонка с откинутыми бортами, в зимнее время - помост в большой землянке.

Удалось сделать агитбригаду желанной и необходимой помощницей политработников в полках.

Большая работа проводилась с пополнением.

В середине 1944 года в дивизию были направлены казахи, татары, башкиры. В политотдел дивизии ввели инструктора-казаха. Он перевел четыре дивизионные песни, и агитбригада исполняла их на трех языках.

В специально написанных монтажах в художественной форме мы рассказывали о том, как создавалась дивизия, ее традициях и героях.

ВЦСПС подарил дивизии специализированную киномашину, которую обслуживал А. Дряпак. Для второй киномашины приспособили обычную полуторку, закрепили движок и поставили сверху коробку, киномехаником стал В. Чуркин.

В летние светлые вечера или днем для экрана строили шалаш-навес, так, чтобы солнце светило сзади. Бойцы сидели на земле и стояли снаружи навеса. Зимой саперы строили на высоких берегах Ловати или Робьи землянки человек на 50, куда в кино и на концерты отпускали солдат из полков, стоящих в резерве.

В обязанности А. Дряпака, владевшего немецким языком, входило обслуживать инструктора политотдела по работе среди войск противника. Подтягивали рупор как можно ближе к передовой. Обычно немцы слушали музыку спокойно, но, как только раздавалась немецкая речь, в сторону рупора летели мины и начинался обстрел. Приходилось срочно уезжать.

При наступлении на Ригу дивизии пришлось сделать 70-километровый марш-бросок. Киномеханики объезжали полки, раздавали политрукам свежие сводки радиопередач, газеты, выезжали в места остановки на отдых и заводили пластинки. Музыка воодушевляла бойцов.

"Клуб" неоднократно выполнял задания политотдела, составлял тематические отчеты-альбомы, например, "Работа политотдела в наступательном бою", "Работа политотдела в обороне", куда вклеивались подлинные боевые листки, письма, фотографии и т.д.; готовили выставки о жизни дивизии для 1-й Ударной Армии, для Северо-Западного, Ленинградского, 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов.

Агитбригада нередко выступала на армейских смотрах художественной самодеятельности и всегда завоевывала первые места.

ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ФОРМИРОВАНИЯ И БОЕВОГО ПУТИ ДИВИЗИИ

1941 год

13 октября Собрание актива Московской партийной организации обратилось ко всем коммунистам, комсомольцам и беспартийным жителям столицы с призывом вступать в рабочие батальоны для защиты Москвы.

15 октября Завершено формирование 25 (по числу районов Москвы) батальонов - от 188 (Ленинградский) до 800 (Киевский) добровольцев, всего 10141 человек, среди которых 40% рабочих (более 70% коммунистов и комсомольцев), что предопределило наименование батальонов "рабочие, коммунистические".

В день завершения формирования батальонов среди добровольцев было 600 женщин, в основном сестры милосердия и бойцы спецподразделений: разведчики, снайперы, пулеметчики, связисты и другие. Батальоны были вооружены в основном старым трофейным оружием и включены в Московскую зону обороны. Назначены командиры и комиссары батальонов, преимущественно из числа ранее служивших в армии командиров и политработников.

16-17 октября Выход батальонов на позиции вдоль канала им. Москвы (между Дмитровским и Волоколамским шоссе), расположенные в наиболее опасном северо-западном секторе особого оборонительного рубежа вокруг Москвы. Задача - "не допустить прорыва противника на Москву". Переформирование батальонов в полки московских рабочих и объединение их в 3-ю Московскую коммунистическую стрелковую дивизию.

30 октября Организационное оформление дивизии, в которую вошли, кроме трех стрелковых полков, легкий артполк, сформированный из трех армейских артдивизионов, а также все необходимые спецподразделения (разведчики, саперы, связисты и другие), составленные из добровольцев рабочих батальонов. 30 октября - день рождения единственной в Красной Армии Московской коммунистической дивизии.

ноябрь-декабрь Выполнение заданий командования по разведке сил противника в ближнем Подмосковье: Солнечногорск, Черкизово, Нахабино, Петрово-Дальнее и др. Боевая учеба основного состава частей и подразделений - освоение оружия, строительство оборонительных сооружений, устройство минных полей, фугасов.

1942 год

январь-начало февраля Продолжение боевой учебы с переформированием и перевооружением, несение службы по охране военных объектов.

20 января - начало февраля Переименование дивизии в 130-ю стрелковую, а полков - в 371-й, 528-й и 664-й стрелковые. Передача дивизии из Московской зоны обороны в состав Калининского фронта.

21 февраля Начало напряженных боев 371-го, 528-го и 664-го полков по прорыву долговременной обороны 16-й немецко-фашистской армии, вклинившейся в нашу оборону между Москвой и Ленинградом и создавшей опасный для столицы плацдарм в районе Демянска.

февраль-апрель Глубокий прорыв дивизией оборонительной системы врага, разгром двух полков и нескольких отдельных рот гитлеровцев; освобождение от оккупации 17 населенных пунктов, уничтожение более 3000 вражеских солдат и офицеров. В братских захоронениях Демянского плацдарма покоятся 5600 добровольцев-москвичей, среди них командир и комиссар 371-го полка А. Кузнецов и В. Репин, парторг 664-го полка Г. Стуков и многие прославленные в боях и награжденные посмертно орденами и медалями воины дивизии.

май-июнь Бои местного значения по сокращению территории "Демянского котла", в котором находились 6 дивизий гитлеровцев.

август-сентябрь Ожесточенные бои в районе "Рамушевского коридора" с целью окружения и ликвидации Демянской группировки врага. В боях под Сутоками вклинивание на ряде участков в оборону противника и под давлением яростных непрерывных контратак превосходящих сил противника переход к жесткой обороне.

В районе "Рамушевского коридора" войскам фронта удалось сковатъ до 15 вражеских дивизий, предназначенных для подкрепления немецкой армии, выдыхавшейся при наступлении на Сталинград. Воины дивизии в боях под Сутоками вывели из строя более 7000 солдат и офицеров противника.

Наши потери составили 2680 человек, что по сравнению с потерями на Молвотицком выступе указывало на возросшее воинское мастерство бойцов и командиров дивизии и усиление ее огневой мощи.

14 августа Подвиг и гибель прославленных снайперов дивизии Наташи Ковшовой и Маши Поливановой, удостоенных посмертно высокого звания Героев Советского Союза. Погибли под Сутоками командиры полков П. Пшеничный и С. Тарасюк, награжденные посмертно орденами Ленина.

октябрь-декабрь Бои местного значения в районе Козлово-Маклаково. Отражение многодневных яростных наземных и воздушных атак противника.

8 декабря Присвоение дивизии почетного звания 53-я Гвардейская - "За проявленную отвагу в боях за Отечество, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава". Полки были переименованы: 371-й в 157-й, 528-й в 159-й, 664-й в 161-й Гвардейские.

25 декабря Вручение дивизии как "наиболее отличившейся на Северо-Западном фронте" Боевого Красного Знамени Монгольской Народной Республики.

1943 год

4 января Вручение дивизии в боевой обстановке Гвардейского знамени

15 февраля Начало решающего наступления по ликвидации "Рамушевского коридора" и Демянского плацдарма гитлеровцев. Овладение опорными пунктами врага: Большое и Малое Стречно, Извоз, Кукуй, Березовец. Освобождение населенных пунктов Веревкино, Семкина Горушка; уничтожено до 1700 вражеских солдат и офицеров, 23 танка, 20 орудий и много другой техники.

28 апреля Награждение дивизии орденом Красного Знамени - "За образцовое выполнение задачи по ликвидации Демянской группировки противника и других заданий командования, проявленные при этом отвагу и геройство всего личного состава дивизии"

вторая половина 1943 года Бои местного значения в районе города Старая Русса. Закончились боевые действия дивизии в составе Северо-Западного фронта.

1944 год

Январь Дивизия передана в состав Ленинградского фронта. Участие в Ленинградско-Новгородской операции по разгрому немецко-фашистской группы армий "Север" и полному снятию блокады Ленинграда.

7-19 февраля Многодневный марш в район боевых действий частей фронта, преследующих разбитые войска противника в направлении Пскова. Переход в наступление на Конаково, Подборовье, Старые Моложаны с целью перехвата отходящих на юг и юго-запад частей противника.

27 февраля - 9 марта Наступление в направлении восточного берега реки Великая. Выход частей дивизии к основной оборонительной полосе Псковско-Островского укрепленного района противника, названной им "Линией пантеры".

31 марта Начало упорных семидневных боев по прорыву "Линии пантеры". Захватив с ходу передние траншеи противника и продвинувшись на 3 километра в глубину его обороны, части дивизии семь дней отбивали яростные контратаки врага. Уничтожено до 3000 его солдат и офицеров, 12 танков и самоходных орудий типа "Фердинанд"; взятие опорных пунктов на левом фланге "Линии пантеры" - опытной станции Стремутка, Летово, Раменьи.

2 апреля Дивизия понесла трудновосполнимую утрату. Прямым попаданием вражеского снаряда в дзот, где размещался штаб 157-го Гвардейского полка, были убиты начальник политотдела дивизии полковник И. Никулин, командир полка подполковник С. Репецкий и группа штабных офицеров.

17 апреля - 16 июля Дивизия передана в состав 3-го Прибалтийского фронта. Совершив два многокилометровых перехода и сосредоточившись в районе Стехнево и Новое Губино в лесу западнее населенного пункта Вгляды, дивизия готовилась к решающему наступлению с целью освобождения городов Псков и Остров. Прорвав на участке наступления эшелонированную оборону немцев на всю глубину и преследуя отходящего противника, дивизия уничтожила до 700 его солдат и офицеров, много боевой техники и вышла к реке Льжа - границе с Эстонией. Общие потери дивизии в Псковско-Островской операции, продолжавшейся с перерывами более 5 месяцев, составили 1200 человек.

21 июля - 7 августа Преследуя отступавшего противника, дивизия, форсировав реку Риетуле, захватила станцию Баверне и, перерезав железнодорожную линию Остров-Резекне, приступила к подготовке наступления на эстонский университетский город Тарту.

10 августа Начало Тартуской операции. За две недели напряженных наступательных боев, временами в частичном окружении, отражая массированные удары вражеской авиации и ожесточенные наземные контратаки, наша дивизия истребила более 3000 вражеских солдат и офицеров, освободила во взаимодействии с другими частями фронта десятки населенных пунктов, в том числе город Тарту (25 августа), за что ей было присвоено почетное наименование «Тартуской». Части дивизии совместно с войсками фронта разгромили соединения 18-й немецкой армии, продвинулись, преследуя противника, на 100-130 километров на запад и вышли к Рижскому заливу.

14 сентября Начало Рижской операции. Прорвав за 3 дня наступательных боев оборону противника, войска фронта 28 сентября освободили город Валга, а 14 октября - столицу Советской Латвии Ригу. 157-й стрелковый и 123-й артиллерийский Гвардейские полки получили почетные наименования "Рижских", а 159-й и 161-й Гвардейские стрелковые полки были награждены соответственно орденом Красного Знамени и орденом Александра Невского. В боях за Ригу части дивизии уничтожили 1120 гитлеровцев.

В жестоком бою за освобождение города Валга 28 сентября смертью храбрых пал командир 161-го Гвардейского полка полковник В. Ефанов, популярный в дивизии "отец солдатам", более двух лет успешно водивший их в смертельные схватки с врагом.

17 октября - конец декабря Наступательные бои в направлении крупного населенного пункта - города Тукумс и села Петермуйжа. Прорвав сильно укрепленные позиции противника на глубину до 8 километров и преодолев его сопротивление, части дивизии овладели названными пунктами. Уничтожено до 2800 гитлеровцев и захвачены десятки единиц боевой техники.

1945 год

январь-начало февраля Десятикилометровый марш в район Тамыни. Сосредоточение дивизии в районе города Приекуле - конечном пункте многотрудного боевого пути длиной в 1302 дня.

7-13 февраля Подготовка к наступлению на город Приекуле.

28 февраля Взятие города Приекуле, наступление в направлении Лиепаи с целью освобождения этого крупного города и порта на Балтийском побережье.

8 мая Путь на штурм города Лиепая с целью ликвидации прижатой к берегам Балтийского моря "Курляндской группировки" противника. Капитуляция "Курляндской группировки".

9 мая 2 часа 15 минут. Правительственное сообщение: "Война окончена!"

Освобождая народы Прибалтийских республик от немецко-фашистской оккупации, только Московская коммунистическая дивизия похоронила в их землях 1600 своих солдат, командиров и политработников. Помните об этом, живущие ныне на этих землях!

22 июня Направление дивизии на родную землю в Подмосковье в состав войск Московского военного округа и последующее преобразование ее в Гвардейский учебный центр.