АРХИТЕКТОР В СОЛДАТСКОЙ ШИНЕЛИ

С. Саркисов  

 

Полный текст

 

Глава из книги

 

Всего два дня

 

Никогда не забудутся горячие фронтовые будни августа 1942 года, на реке Робья в районе Старой Руссы, Северо-западного фронта. Долину реки Робья бойцы назвали «долиной смерти», так как здесь происходили особо кровопролитные бои с частями 16-й немецко-фашистской армии.

Робья - речка небольшая, шириной метров десять-двенадцать, мягко огибает полудугой деревню Сутоки с востока на северо-запад, впадая в реку Ловать, плавно несущую свои воды в озеро Ильмень, Севернее и южнее Робьи простираются леса, изредка прерываясь вырубленными участками или болотами, покрытыми зеленовато-желтыми островками мха и редким мелким кустарником, над которыми постоянно царит какой-то особенный сладковато-гнилостный запах.

В те дни название «Сутоки» стало нарицательным. Это небольшая русская деревня, окруженная с трех сторон рекой. Самой деревни-то уже и нет, она разбита немцами до основания, и только кое-где торчащие печные трубы напоминали о варварстве гитлеровцев.

В этом районе и был дислоцирован наш полк, где командиром был гвардии майор С. И. Тарасюк, а комиссаром гвардии старший батальонный комиссар П. Л. Петров-Соколовский. Полк входил в состав 3-й Московской коммунистической стрелковой дивизии. Прибытие нашей части под Сутоки в августе 1942 года совпало с развернувшейся Сталинградской битвой.

Мы знали, что придется вести здесь с немцами жаркие и долгие бои, чтобы сковать их силы и не дать возможности для переброски части войск на Сталинградский фронт.

Комиссар Петров-Соколовский и парторг полка капитан Тарасов 13 августа провели совещания с политработниками всех подразделений, разъясняя главные задачи партийно-политического обеспечения в предстоящих боях. Командир 1-го стрелкового батальона капитан Орлов - русый, большеглазый, энергичный офицер, командир 2-го стрелкового батальона капитан Еремин, командир минометной роты старший лейтенант Морозко и другие офицеры немедля приняли все меры к доведению боевой задачи на предстоящий бой до каждого солдата. «Ни шагу назад!» - гласил приказ Родины. Об этом знали все. Наша часть была гвардейской, и это налагало на нас особую ответственность.

Начальник штаба полка капитан Чистяков приказал нам, четверым своим помощникам, еще раз проверить подготовленность всех подразделений к выполнению боевой задачи и затем идти отдохнуть.

На землю опустился вечер. Засверкали звезды. Над вершинами сосен и остроконечных елей поднялась круглая лимонно-золотистая луна. Где-то за командным пунктом полка слышны то раскатистые, то хлюпающие разрывы снарядов и мин противника. В промежутках между ними, когда наступает краткая тишина, мир предстает спокойным и прекрасным.

Находясь в лесу в лунную ночь, даже на войне нередко любуешься небом,: находишь знакомые созвездия, вспоминаешь далекие школьные годы, когда с таким вниманием мы слушали захватывающие рассказы о планетах и звездах, о вселенной и ее строении... Но вот опять слышны разрывы.

Недалеко от палатки командира полка, вокруг тлеющего костра, на котором еще недавно кипятили чай, собралась группа солдат и офицеров. Они делились воспоминаниями о боях с фашистами под Большим и Малым Врагово, о смелых действиях бойцов и командиров, о родных и близких.

На траве у сосен сидели комиссар Петров-Соколовский и несколько штабных офицеров. Тут же рядом две неразлучные подруги, знаменитые снайперы и инструкторы снайперского дела - Наташа Ковшова, голубоглазая, с нежным лицом и с непокорной копной волос, с ровным рядом ослепительных зубов и Маша Поливанова, чуть курносенькая, с карими веселыми глазами и ямочками на щеках, стриженная под мальчишку. На счету у этих симпатичных девушек были уже десятки уничтоженных фашистов, нашедших бесславную могилу под Новой Руссой, Великушей, Большим и Малым Врагово, другими фронтовыми деревнями.

Вокруг Маши и Наташи разместились девушки телефонистки и сандружинницы. Одна из них, Зина Попова, затянула знакомую украинскую песню «Реве та стогне Днипр широкий», все стали тихо подпевать. Потом уже дружнее зазвучали «Штурмовые ночи Спасска», «Три танкиста» и «Катюша».

В это время на юго-западе появились три самолета, похожие по звуку на наши пикирующие бомбардировщики ПЕ-2. Со стороны противника по небу заскользили лучи прожекторов. Да, самолеты были наши. Радостно было сознавать, что они готовят наше наступление - наверное, прилетели громить ближние тылы врага. Но вот возле самолетов засверкали разрывы зенитных снарядов. Один из самолетов попал в перекресток двух прожекторов, засверкав серебром качающихся крыльев. Два других успели миновать заградительный огонь и скрылись в темноте. Пойманный лучами самолет летел натужно, тяжело. Видно, снаряд уже угодил в него. Моторы надрывно ревели. Самолет всеми силами старался вырваться из зоны зенитного огня, но тщетно...

Наташа Ковшова, сложив руки, будто на молитве, глядя в небо, непрестанно повторяла: - «Уходи же, уходи! Пикируй вниз, пикируй..! Что же это?!» Вдруг самолет резко накренился., словно в самом деле приготовился идти в пике, но в это время из него вырвались обильные потоки пламени... Еще мгновение, и машина почти отвесно начала падать вниз. Все мы с острой болью, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Еще несколько секунд, и самолет уже не виден. Глухой, далекий взрыв потряс окрестности.

- Ну гады! Погодите! Мы еще покажем вам, покажем! - говорит пожилой солдат, сжимая кулаки.

Кругом стало тихо-тихо. Песен больше мы не пели. Изредка над лесом прокатывалось эхо дальних выстрелов. Все молчаливо стали расходиться. Завтра, 14 августа, нам предстоял тяжелый бой.

Ночь кончалась. В предрассветной мгле заметней стало движение солдат, направляющихся к исходным позициям, установленным приказом.

Метрах в пятидесяти, от КП полка, возле кухни комендантского взвода уже завтракают саперы, автоматчики. Нас, помощников начштаба, разбудил связной, сержант Алексей Земсков, которого в любой фронтовой обстановке не покидало чувство юмора. За это его любили и ценили.

- Товарищи офицеры, - громким шепотом сказал он, - извольте подниматься - кофе стынет.

Каша из котелка и кипяток из алюминиевых кружек - вот и весь наш завтрак.

Подошел командир полка майор Тарасюк, мы вытянулись.

--Вольно, вольно! - сказал он, улыбаясь. С ним был и начальник штаба полка капитан Чистяков. Командир полка дал нам несколько последних указаний и вернулся к своей палатке. Обращаясь ко мне, Чистяков сказал:

- Товарищ  лейтенант, вы пойдете с командиром полка на новый командный пункт.

- Есть идти с командиром полка! - ответил  я и с его разрешения пошел в палатку взять запас патронов для пистолета, две гранаты и фляжку с водой.

Брезжил рассвет, в лесу почти никого уже не видно. Первый и второй батальоны давно на исходных рубежах. Чистякову доложили о готовности все подразделения. Разведка сообщила о поведении противника. Небо на востоке стало прозрачным, бледно-розовым.

Последние минуты ожидания начала нашей артиллерийской подготовки кажутся бесконечными.

Но вот величественная тишина утра внезапно нарушилась мощной канонадой. По позициям противника разом ударили сотни орудий, минометов; в сторону врага со скрежетом и воем в воздухе понесся смертоносный фейерверк. Радостно было наблюдать сокрушительный удар знаменитой русской артиллерии по фашистским выродкам, причинившим столько горя нашей Родине.

Над лесом уже поднималось солнце, ярко освещая вершины деревьев, а воздух все еще сотрясался гулом канонады. Потом в небо одновременно взвились зеленые ракеты - сигнал к началу наступления. В бой вступили первый батальон капитана Орлова и второй батальон капитана Еремина. Воздух наполнился дробным стуком пулеметов, треском автоматных очередей, винтовочными выстрелами. Бой разгорался. Появились первые раненые.

Вскоре после начала наступления, когда наши части с боем во многих местах уже продвинулись вперед, майор Тарасюк решил передислоцироваться на новый, заранее подготовленный для него КП. Его сопровождал комиссар Петров-Соколовский, я, другие офицеры штаба, группа автоматчиков, связистов и саперов, сандружинница Маша Молодостина.

Нам предстояло быстро и скрытно перейти на другую сторону лесной речки Робья, где располагался передовой КП полка.

Когда солнце уже вставало над дальними синеющими лесами, мы вышли на опушку и направились мелколесьем в сторону реки. Дойдя до первой излучины, спустились к воде, перебрались через небольшой приток по лежням-перекладинам из бревен и жердей, и вскоре дошли до изготовленного саперами моста через Робью на дороге в Сутоки. Недалеко от моста, на возвышенном берегу, в бывшем немецком дзоте, расположился КП соседнего полка.

Мост сильно простреливался. Кругом разрывы. От снарядов, упавших в реку, поднимаются столбы воды. Небольшими группами мы без потерь проскочили через мост. КП полка был уже недалеко, однако все так устали, что Тарасюк дал команду немного отдохнуть. Мимо нас с передовой уже тянулись раненые, а им навстречу быстрым маршем двигались свежие подразделения. Вот появилась большая группа автоматчиков; они идут гуськом, метрах в полутора друг от друга. Среди них замечаю лица знакомых командиров - это, оказывается, рота автоматчиков старшего лейтенанта Васильева. И вдруг - в плащ-палатках и пилотках две известные всему полку девушки-подружки - Наташа Ковшова и Маша Поливанова. Они, как всегда, рядом, чему-то улыбаются.

- Девчата! Вы куда? По чьему приказу? - невольно вырвалось у меня. Девушек этих я знал очень хорошо. Обе они уже были молодыми коммунистами. С понятным чувством гордости я рекомендовал Машу Поливанову в партию.

На мой вопрос Наташа крикнула:

- Идем с ротой на задание.

По правде говоря, другого ответа и нельзя было ожидать. И все-таки каждый раз приятно перекинуться хоть парой слов с этими чудесными девчатами. Я преклоняюсь перед ними и завидую им. Сколько гитлеровцев я уничтожил? Лично я? Убил ли я хоть одного фашиста, грабящего, разоряющего нашу землю, убивающего женщин и детей? Не знаю... А они - десятки!

Да, это настоящие героини! Сейчас эти героини с теплой девичьей улыбкой приветливо машут мне руками и спешат на бой. Они - гроза фашистов!

Передышка кончилась. Командир полка встает и, подняв руку, подает команду:

- Тронулись!

К нему подходит Петров-Соколовский. Майор Тарасюк что-то говорит ему, указывая в направлении КП, и вдруг на виду у всех с него со звоном слетает каска, и он, взмахнув руками, молча падает. Каска пробита разрывной пулей. Рана смертельна.

Мы все потрясены. Убит командир полка, еще не дойдя до передового КП, в самом начале боя. Его положили в плащ-палатку и понесли.

Петров-Соколовский по телефону немедленно доложил о случившемся командиру дивизии полковнику Анисимову, и тот приказал принять полк капитану Чистякову. Об этом приказе Чистяков еще не знал, так как отбыл на КП немного раньше, чтобы подготовить все к приходу командира.

Под командованием комиссара мы двинулись вперед. Не дойдя до нового поворота реки, попали под сильный артналет. Все залегли. Через некоторое время встретили старшего лейтенанта Летичевского, который сообщил, что Чистяков уже находится на передовом КП вместе со своими помощниками.

- Быстрей, быстрей, - торопит комиссар. Поднимаемся на высокий берег Робьи. Перед нами открытое пространство, простреливаемое немцами. Наконец, выскочили на опушку леса. Вокруг рвались мины и снаряды. Справа от меня майор Мелицев схватился за голову и  слабо застонал. К счастью, рана касательная. Его быстро перевязала Вера Лебединская и направила в санчасть.

Вдруг впереди я увидел Наташу и Машу, лежащих в воронке у сваленной сосны со своими снайперскими винтовками.

- Девчата! Будьте осторожнее, - кричу я им.

- Не волнуйтесь, лейтенант, все будет в порядке, - в ответ кричит Наташа, повернувшись в мою сторону.

Еще один бросок вперед, и мы оказались на небольшой поляне, где увидели капитана Чистякова. Он стоял на коленях перед рацией и пытался связаться с батальонами. Здесь же были помкомвзвода по связи, помначштаба по разведке, бойцы-разведчики, связисты,  автоматчики, саперы.

Увидев Петрова-Соколовского и всех нас, Чистяков обрадованно улыбнулся, а затем в сердцах сказал:

- Петр Леонтьевич! Телефонная связь оборвалась, а рация не отвечает!

- Надо срочно послать на  линию связиста, - посоветовал комиссар.

- Да связиста я уже послал, но результатов пока нет, - ответил с досадой Чистяков. Вдруг раздается громкий крик:

- Немцы!

Первым их заметил бывший в нашей группе журналист Перельман из редакции фронтовой газеты «Вперед на запад». Он показал рукой вперед и упал в траву.

Действительно, вдали показалась большая группа немцев. Они быстро приближались, ведя на ходу огонь из автоматов. Мы залегли. Чистяков, бросив рацию, скомандовал:

- Приготовиться к отражению атаки, огонь всеми средствами!.. Он резко встал, выбежал вперед и, подняв руку с пистолетом, крикнул:

- За мной! За Родину, вперед!

Грянули дружные выстрелы из винтовок, автоматов, пистолетов, ручного пулемета. Мы бросились вперед, теперь залегли немцы. Но что это? Пистолет вдруг выпал из руки Чистякова. Он покачнулся, сделал несколько шагов вперед и на ходу ткнулся головой в траву. Я бросился к нему. Он сильно ранен в живот. Тут же, согнувшись, подбежала Вера Лебединская и стала его перевязывать.

Немцы на минуту поутихли, видимо, готовясь к новому броску... Я был ошарашен - не успел еще разгореться настоящий бой, а у нас выбыл уже второй командир полка. Да и они-то оба еще не попали на командный пункт для руководства боем. Что делалось на передовой, какая обстановка в батальонах - мы фактически не знали. Комиссар полка где-то далеко от нас, на левом фланге.

Ко мне неожиданно подползает Вера  и торопливо говорит:

-Лейтенант! Чистяков передает вам командование и приказывает действовать самостоятельно...

Какие-то секунды онемения. «Что?! Я - командир полка? Невероятно!» - проносится у меня в мозгу, но тут же почти бессознательно я отвечаю:

- Есть!

Чистякова уносят с поля боя.

Лихорадочно пытаюсь осмыслить ситуацию, свою в ней неожиданную роль. Кто мы? В сущности, пока что изолированная группа, состоящая из бойцов различных родов войск, приданная штабу полка. Связь с подразделениями отсутствует. Однако надо действовать - нас атакуют немцы.

Прежде всего назначаю своим помощником младшего лейтенанта Костю Нечаева и поручаю ему левый фланг. Снайпера Петра Конакова ставлю ответственным за правый. Вперед выдвигаю пулеметчика, который размещается в большой воронке. Наблюдателем за тылом посылаю солдата по имени Сережа, фамилию которого я не запомнил. Он ранен в правую руку, стрелять не может, его винтовку забираю я.

Немцы снова атакуют. Теперь они от нас на расстоянии всего лишь одного броска. Стрельба. Кругом стрельба!

С огромным волнением кричу, надрывая голос:

- По фашистским гадам огонь, огонь! Стреляю сам, строчит без перерыва пулемет. Кто-то бросил далеко вперед несколько гранат. Они разрываются в самой гуще немцев.

- А ну еще, а ну еще! - кричу я.

- Выстрелы со стороны немцев заметно поредели, а вскоре и совсем затихли. Надолго  ли? Ранен в руку Костя Нечаев, ранены еще несколько бойцов, но не тяжело.

Немцы стали бросать гранаты. Две из них взорвались близко, но осколки никого не задели. Но вот одна упала рядом со мной и не взорвалась, наверно потому, что попала на ворох сосновых веток... Я мгновенно схватил ее и бросил что есть силы вперед. Раздался резкий взрыв. Вдруг еще одна граната падает рядом и снова не взрывается. Хватаю и ее и бросаю в сторону, где поднялись два немца. Взрыв! Один из фрицев падает, другой поворачивает обратно. Наш автоматчик дал по убегающему очередь, тот упал, но вскоре вскочил и стремглав бросился в гущу леса.

- Ах, мерзавец, все-таки удрал! - вырвалось у меня.

- Лейтенант, лейтенант! Сзади немцы - крикнул Сережа.

Повернувшись, я увидел перебегающего за кустами фрица с автоматом наготове, в каске, обмотанной травой для маскировки. Заметив вскинутую на него винтовку, немец упал наземь и стал быстро отползать. Я дважды выстрелил по нему, и больше он не показывался...

Немцы контратаковали еще и еще, но безуспешно. Каждый из нас с огромным напряжением всех сил участвовал в отражении вражеских атак. Я решил послать комиссару полка краткое донесение:

«Товарищ комиссар! Отбиваем частые контратаки. Имеются убитый и раненые. С наступлением темноты выведу группу к КП полка, что за речкой Робья. Сурен.».

С донесением отправился Сережа.

На землю опустился теплый вечер. Вдалеке продолжают раздаваться взрывы, но на нашем участке стало тихо, только пули свистят без перерыва. Темнеет. Пора вести группу на КП.

- Товарищи! Еще раз предупреждаю - двигаться только по-пластунски, иначе могут быть большие неприятности, - напоминаю я.- Впереди открытое пространство.

Ползем по пахучей траве. Все усталые, изможденные. Теперь бы хоть капельку воды. У всех давно пересохло в горле от жаркого боевого дня.

Через несколько минут слышу, как кто-то глухо застонал. Что такое? Оказывается, пуля задела одного из попавших к нам солдат соседней части. Я приостановил движение и еще раз строго предупредил, чтобы на корточках никто не двигался, а только по-пластунски.

- Тяжело, товарищ лейтенант, тяжело, - жалуется потерпевший, а сам рукой придерживает то место, куда попала пуля.

- Хорошо еще, что ранение легкое, касательное, могло бы быть хуже, - ободряю я солдата. В цепи послышалось: «Вода!» Откуда? оказывается в канаве у межи. Слышу возгласы:

- Товарищ лейтенант, разрешите задержаться на минуту - горло промочить.

- Пейте, пейте, - говорю, - ребята. Сам с жадностью напился из теплого болотца, сполоснул лицо. Сразу стало легче.

Темное небо уже искрилось сочными заездами. Со стороны Суток бил наш станковый пулемет. Огонь противника тоже не прекращался.

Мы доползли до полосы высокого кустарника, за которым лежала темная низина. И здесь я смутно различил движение людей и звуки русской речи. Значит, мы соединились со своими. С облегчением забилось сердце. Спускаясь по тропе, я натолкнулся на сандружинницу Машу Молодостину. Увидев меня, она радостно сказала:

- А тебя, лейтенант, давно уж ищут! Посылали к тебе в лес неоднократно, но не могли вас  обнаружить. Тебя очень ждет Петров-Соколовский. Пойдем скорей к нему, я провожу тебя.

Захожу в землянку. Горит лучина в гильзе орудийного снаряда. Навстречу встает улыбающийся комиссар, приветствует меня, обнимает дружески.

- А теперь, - говорит он, - познакомься с нашим новым командиром полка. Майор Чернусских.

Я представился. С души моей скатился груз, но и кольнуло что-то... Вот он - настоящий командир полка!

Этот офицер мне был известен как начальник разведывательного отдела штаба нашей дивизии. Я кратко рассказал о событиях дня по отражению немецких контратак и о наших потерях.

Комиссар одобрил наши действия, потом спросил:

- Ты про Машу и Наташу слышал что-нибудь?

- Не только слышал, но и видел их сегодня, - ответил я, - утром у моста, в составе роты автоматчиков, а потом, во время артналета немцев - в воронке от снаряда, у сваленной сосны.

- Они погибли - тихо сказал комиссар.

- Неужели?! - невольно вырвалось у меня.  - Не может быть! Не может быть!..

- Их окружили немцы - продолжал комиссар, - и хотели захватить живыми. Девушки сражались до конца, а в последний момент обе подорвали себя гранатами вместе с наседавшими на них фашистами...

- Слава им и вечная память! Они были достойными дочерями своей Родины. - Я снял  каску,  и все мы замолчали. После длинной паузы командир полка сказал:

- На войне как на войне - ничего не поделаешь! А теперь лейтенант Сурен подите и поспите, вам  надо отдохнуть. К семи ноль-ноль приходите к нам, разговор не кончен. Я козырнул и вышел из землянки. Ночь была звездная. Запахи порохового дыма смешались с прохладным запахом сырой травы, кустарника, деревьев. Временами где-то далеко за лесом взмывались вверх ракеты, освещая местность тусклым светом. Тишина прерывалась редкими выстрелами на участках наших батальонов.

Усталый от всего пережитого за сутки, я лег в палатке на кучу мягких веток и сразу же заснул.

Утром 15 августа, в половине седьмого меня разбудил не часовой, которого я предупредил, а связной из штаба полка. Значит, надо было торопиться.

Быстро умывшись и позавтракав, я направился к начальству. Майор Чернусских с комиссаром сидели над картой и что-то разбирали. Я представился, комиссар пригласил сесть. - Ну, Сурен, мы тут решили назначить тебя начальником штаба полка, так как неизвестно еще, когда пришлют нам нового начштаба - сказал комиссар и посмотрел на Чернусских. Тот в свою очередь, пристально глядя на меня, спросил:

- Как вы на это смотрите?

Такого предложения я не ожидал и, смутившись, произнес:

- Но ведь я же не имею военного образования, с такой работой я не справлюсь.

- Знаем, знаем, не имеешь, но тем не менее мы доверяем тебе и уверены, что все будет хорошо, - дружески сказал комиссар и, шутя, добавил. - Ты ведь  командиром полка уж  побывал!.. -- Все улыбнулись.

- Есть! Спасибо за доверие, товарищ майор и товарищ старший батальонный комиссар. Буду стараться!

После этого стали обсуждать боевую обстановку.

Противник не унимался. Нервничал. Враг не мог смириться с тем, что наши части в результате решительных боев глубоко вклинились в его мощную оборону, сковали силы и не давали возможности высвободить часть войск для отправки на Сталинградский фронт. Одна контратака следовала за другой. Немцы в ярости буквально лезли на рожон, несмотря на огромные потери.

Откуда у нас брались силы, я не знаю. Новые обязанности потребовали от меня предельной мобилизации всех своих физических и нравственных возможностей. Я вспоминаю эти боевые дни как непрерывный огненный буран, но самого себя и своих действий в подробностях не помню. Может быть «со стороны виднее», поэтому прошу не посчитать большой нескромностью, если я приведу здесь в сокращенном виде заметку из нашей фронтовой газеты под названием «Архитектор-воин», посвященную событиям, о которых я пишу.

«Его фамилию мы за ночь, проведенную на передовой, слышали каждую минуту...

- Сурен! -

- Сурен Саркисов! -

Этот человек до фашистского вероломного нападения на нашу Родину был архитектором. Он строил. А фашисты пришли к нам разрушать его труд. Тогда архитектор, никогда не державший оружия в руках, добровольно пошел на фронт...

Сейчас Сурен Саркисов - московский архитектор - начальник штаба подразделения Чернусских.

...В самом начале контратаки Саркисов прибежал в землянку командира: - Майор! Будет жарко. Я распоряжусь!

...Все, кто был на КП, получил определенное место. Саркисов раздал гранаты. Вовремя выслал разведку. Позаботился о подноске к передовой боеприпасов. Назначил и проверил дополнительные посты. ...Минула страшная ночь. Солнце щедро поливало израненную землю ослепительными лучами. Люди улыбались солнцу. И никто не сказал бы, что вот эти люди уже много ночей не спали, отбивая предыдущие 25 контратак. Не спали, чтобы в будущем обрести славу, мир и счастливую жизнь на долгие годы».

Спустя несколько дней после начала боев в районе Сутоки-Бяково наша фронтовая газета «Вперед на запад» опубликовала выдержку из беседы с командиром дивизии гвардии полковником Н.П. Анисимовым, который говорил: «...стремителен и сокрушителен наступательный порыв наших частей и подразделений.

Взятые в плен немецкие солдаты рассказывают о больших потерях у противника. Так, один пленный показал, что за первые два дня боев его батальон потерял убитыми и ранеными 400 солдат и офицеров.

Другой пленный 16 августа показал, что в его подразделении в последнем бою уничтожено 130 человек.

По предварительным данным, наши части в боях уже истребили 1300 фашистских извергов...»

В одном из газетных сообщений говорилось об успехах отважных снайперов, учеников Наташи и Маши - Лобкова, Субботина, Новикова, Конакова и Дьячкова, которые за несколько дней истребили 22 гитлеровца.

Так дрались воины-добровольцы 3-й Московской коммунистической дивизии, проявляя храбрость, сметку и выносливость, не щадя своих сил и презирая смерть, - во имя победы над врагом, за наш советский народ, за нашу великую Родину.

Снайперам Наташе Ковшовой и Маше Поливановой за их беспримерный подвиг Президиум Верховного Совета СССР 15 февраля 1943 года присвоил звание Героев Советского Союза. Теперь их именами названы многие улицы, школы, корабли...

Поэт Михаил Матусовский, часто бывавший в нашей части, посвятил Наташе и Маше вдохновенные стихи:

Немало героев взрастила война,

Но мы называем двух,

и нам никогда не забыть имена

Отважных московских подруг.

немало певцы посвятили строк

Их подвигам и делам.

Походную жизнь и солдатский паек

Делили они пополам.

Шагать до победы всегда вдвоем

Давали они зарок,

Когда Поливанова видела цель,

Ковшова спускала курок.

Вдвоем они шли по дороге прямой,

мечтали о счастье своем,

Вдвоем они письма писали домой,

И встретили смерть вдвоем».

После ожесточенных августовских боев, когда наша часть была отведена на отдых и пополнение, мы узнали, что наш комиссар получил от знаменитого писателя Алексея Толстого очередное письмо, которое было напечатано в газете «Вперед на запад». Надо сказать, что Петров-Соколовский сам был писателем, драматургом и большим другом Алексея Толстого. Они часто переписывались. Последнее письмо, полученное им в период жарких боев в районе Сутоки, на мой взгляд, заслуживает того, чтобы привести его полностью. Вот его текст:

«Дорогой Петр Леонтьевич, получил сразу два твоих письма с вырезками. От всего сердца радуюсь за тебя: быть политработником в такой части - это счастливый жребий в жизни. Передай, что кланяюсь каждому бойцу, каждому командиру за верную любовь к нашей Родине, за непреклонную ненависть к врагу.

Желаю вести дальнейший успешный счет снайперской работы. Августовские бои очень показательны, хотя еще рано говорить о переломе, но тенденция истощения от перенапряжения сил у немцев уже наметилась. Это такой процесс, который поправить нельзя. Он может только ухудшаться. Он может давать вспышки подъема, но вслед за каждой такой вспышкой последует еще более заметное ухудшение.

Вся наша задача сейчас - в стойкости, упорстве сопротивления, эта основная тактика теперешнего периода войны.

Ты видел когда-нибудь бокс? Противник взял инициативу и бешено наступает, стараясь ошеломить, оглушить и дезорганизовать своего партнера. Противник не щадит своей морды и сердца, вместо лица у него сплошной кровавый бифштекс, где не разберешь, где нос, где рот, глаза заплыли, весь он в кровище. Вот тогда его партнер, которого он загоняет в угол, должен быть все хладнокровнее, все упорнее, все расчетливее. И победа будет за ним.

Я видел такой бокс в Лондоне... Бешено наступающий противник - публика ему кричит в восторге: «Ну-ка, Биль, наддай, ударь еще, ну-ка, посильней!» - вдруг получил от партнера двойной удар в сердце и в челюсть, пошатнулся и упал замертво... Так будет и с немцем...»

Скоро, скоро, я в этом твердо уверен, ты сядешь в Барвихе за круглый стол, и я налью тебе чарку. Петя, с победой!

Твой Алексей Толстой».

Такие воспоминания оставили у меня всего два августовских дня 1942 г. из 1418 дней Великой Отечественной войны, на фронтах которой я провоевал с начала и до конца.